Он практически ничего не слышал из того, что говорила ему блондинка на том конце провода. Провожал взглядом Веру, проклиная того, кто придумал телефоны вообще.

— Я сегодня занят. Работы много. Увидимся в другой раз.

Он не стал слушать её ответ, положив тут же трубку.

***

Вера вошла в гостиную и увидела крупную фигуру своего мужа:

— Пришла? — не оборачиваясь к ней, спросил он.

— Да, — тихо ответила она, устало бросая рюкзак в кресло.

— Наработалась со своим… — голос звенел от злости, — своим… Меладзе.

Обернулся.

— И каким местом ты с ним работала? — продолжал свое наступление Миша.

— Миш, перестань. Мы писали песню. Я начинаю сольную карьеру. Костя мой продюссер.

— И только?

Он стремительно к ней подлетел, схватив за горло:

— Смотри мне в глаза. Я тебе не дурачок какой-то. Знаю, что ты с ним трахалась еще будучи в группе. Знаю, что ты с ним трахаешься сейчас.

Удар наотмашь отбросил тело девушки на пол на несколько метров:

— Это тебе за измену. И запомни, сука. Изменишь еще раз или вдруг захочешь уйти — ребенка больше не увидишь. Никакие Меладзе не помогут. Поняла?

Девушка скорчилась от боли, издавая звуки, больше похожие на скулеж зверька. Он перешагнул через неё и хлопнул входной дверью.

========== 26 ==========

Ушла, оставив на его душе неясную тревогу. Смутную, неуловимую, где-то глубоко, где-то внутри. Что-то дергало за тонкую нить, не давая покоя. Перебирал в памяти последние фрагменты, складывая картинку, словно пазл. Сошлось. Ключи от машины в руке, выключил свет, покинул студию.

Долго думал, прежде чем позвонить ей. Не ответила. Тревога усилилась. Автомобиль въехал в коттеджный поселок, затормозив перед одним из домов. До её дома еще сотня метров. Пешком. Так лучше.

Ночь скрывала от посторонних глаз. Двухметровый забор никогда не станет препятствием для влюбленного мужчины. Почти мальчишка… Перелез и спрыгнул на землю с обратной стороны. Подошел к двери… Не заперто. Вошел в дом. Тишина. Полумрак. Не решался позвать вслух, как вдруг услышал всхлипы.

— Вер… Вера, ты тут?

Без ответа. Практически не ориентируясь в пространстве, он шел на неясный звук.

— Вер, Верочка, ты где, моя хорошая?

— Т-у-у-т, — протяжно выдал женский голос, тонущий в всхлипываниях.

В несколько прыжков он добрался до её тела, которое калачиком свернулось на полу. Увиденное больно ударило по нему. Не мог скрыть ужаса в своих глазах, не смог сдержать слез, когда увидел её лицо в крови.

— Что он сделал с тобой? Это из-за меня? — череда вопросов, на которые он и без того знал ответы.

Осторожно сжимал её в руках, боясь причинить боль.

— Поехали в больницу, а потом в полицию. Снимем побои, и ты напишешь заявление.

— Костя, нет.

— Вер, не бойся. Я больше не позволю ему обидеть тебя. Поехали.

— Я сказала, что нет, — в её голосе звучало раздражение, — не забывай, что он отец Сары. Я не хочу, чтобы моя дочь знала такое. Чтобы все знали…

Её голос задрожал, а плач разразился уже в крепких мужских руках. Всё, что он мог — это просто быть рядом. Физически ощущая её боль, полностью понимая, что он — главный источник того, что с ней произошло.

— Это все из-за меня? Ведь так.

Тонкие длинные пальцы силой вжимались в его шею.

— Уходи, Костя.

Словами прогоняла, руками удерживала. Притягивала сильнее, ближе.

— Не уйду. Я не оставлю тебя больше.

— Костя, уходи. У меня семья, он мой муж. Забудь всё, что было на студии. Это была ошибка.

— Ты это говоришь от страха, — пытался увидеть в её глазах подтверждение своих слов.

— Я говорю тебе правду, которую ты не хочешь услышать.

— Ты совершаешь ошибку.

— Мне не привыкать, вся моя жизнь — сплошная ошибка. Уходи.

Больше не обнимала, выбралась из его рук, отходя в сторону. Пряча свое лицо, отворачиваясь.

— Уходи, сейчас вернется Миша.

Подчинился, боясь причинить еще больший вред. Покинул домой, возвращаясь в свой автомобиль. Хотелось выть волком, хотелось разобраться с этим мудаком, посмевшим поднять руку на неё, хотелось забрать её. Звонок мобильного телефона враз прервал череду желаний:

— Костя, срочно приезжай домой. С Валерой плохо.

Телефон едва не выпал из рук, забыл обо всём, что занимало его мысли еще мгновение назад. Мчался на всех парах домой, сердце тревожно заколотилось, когда он увидел машину скорой помощи у ворот дома. Бегом добежал до дверей:

— Яна, что случилось? — крик с порога.

Никто не ответил, в несколько прыжков преодолел ступеньки лестницы, вошел в детскую. Увидел бригаду врачей, снующих возле кровати сына, и бледную, как полотно, жену.

— Яночка, что с Валерой?

— Это я виновата, — еле выдавила она из себя, обнимая мужа, — оставила его одного в ванной, пока он купался. Он едва не утонул, Кость. Нахлебался воды, и…

Мужчина крепко обнял женское тело, которое било мелкая дрожь.

— Успокойся, слышишь, успокойся. Ты ни в чем не виновата. Всё позади.

Все события одного дня разом обрушились на него. Выжигало всё внутри, будто глотнул кислоты. Смотрел на лицо сына, спокойное и безмятежное. Не заметил, как у самого покатились слезы. Из ступора его вывела вибрация телефона. Продолжая обнимать жену, он прочитал смс от Веры:

«Костя, прости. Я наговорила лишнего. Вернись, прошу тебя».

Второй раз за день хотелось завыть: от боли, от бессилия, от собственной беспомощности:

«Вер, ты всё сказала правильно. Ты замужем, это твоя семья, а я не должен в это лезть. Я не вернусь».

========== 27 ==========

Опустошен. Он в тюрьме на пожизненном. Он в ловушке. Он в западне. Он в бесконечном лабиринте. Вечное блуждание. Шаг вперед — сто назад. Чувствовал себя букашкой, только вставал на все лапки, как вновь прутиком опрокидывало на спинку.

Створки душевой, как очередная скорлупа. Не заметил, как пошел пар. Кожа приобрела багряный оттенок. Настолько холодно внутри, что не замечал обжигающей воды из вне.

Не вытираясь, забрался в постель. Яна вернулась из детской чуть позже:

— Костя, ты весь мокрый.

— Пускай.

Его спина не могла повернуться к ней лицом. Он не находил в себе силы посмотреть ей прямо в глаза. Молчание мужа Яна истолковала по-своему:

— Любимый, ну прости меня за сына. Прости, что не уследила.

Зарылся лицом в подушку, заглушая стон, что так рвался из груди.

— Ты ни в чем не виновата, ни в чем. Слышишь меня? Только я. Валера — это моё наказание, моё. За мой грех.

Яны рывком за плечо опрокинула его на спину:

— Перестань винить себя. Такие дети могут родиться в абсолютно любой семье.

— Но родился именно у нас.

— Не по твоей вине.

— А по чьей? — отчаянье поглотило его.

Он нуждался в лечении. Душа, покрытая ранами, изъязвлена. Живого места не было. Сплошное месиво. Разом прорвало, обнажилось, открылось. Боль потекла слезами по щекам. Нуждался в любви той, которую сам давно не любил…

— Костенька, родной мой. Ну что ты.

Она не была лекарством. Скорее пустышкой. Но кто сказал, что плацебо не способно унять боль? Хотя бы сегодня, хотя бы сейчас, хотя бы на эту ночь.

Горели оба. Боль, отчаяние, одиночество — всё смешалось в этой постели. Близость двух людей, давно утративших друг друга. Объединённые общим горем, общей болью. Это стало сильнее любви, это мешало любви вне их отношений, это разъедало душу.

Так отчаянно хотелось согреться. Обоим. Прижималась к его плечу, переводя сбитое дыхание:

— Ты больше мне ничего не должен. Мы больше не способны дать друг другу счастье.

— О чем ты? — тревожно спросил он.

— О том, о чём давно пора было говорить вслух.

Противное ноющее чувство вины вновь переворачивало нутро.

— Яна, послушай. У меня там всё… Правда.

— Костя, в данный момент это неважно. Мы давно стали посторонними. Нас всё ещё удерживает лишь болезнь Валеры и твоя ответственность. Твоё чувство вины. Я не господь Бог, я не могу отпустить тебе грехи, но я могу и должна отпустить тебя. Это уже давно надо было сделать. Перестать цепляться за иллюзию семьи и позволить друг другу жить самостоятельно.