На пульт дежурного главного полицейского управления Лондона поступил срочный вызов. В старом особняке, расположенном на выезде из города, был обнаружен труп молодой женщины. Инспектор Соу Блю и его помощница, лейтенант Вери Пинк, выехали на место преступления. За окном полицейской машины, которой управляла Вери Пинк, проскальзывали лаймовые, перламутровые и розовые силуэты домов. Голубые и красные деревья раскачивались под воздействием белого ветра и тёмно-синего дождя. Ливень заливал проезжую часть. Вода всё прибывала и прибывала, превращалась в бурную реку, пачкала в синее полицейскую машину цвета металлик. Соу Блю устало поглядывал в окно. «Опять труп… – думал он. – Сейчас бы сидеть дома у камина, греться в тепле…» В памяти то вспыхивала, то гасла его тихая холостяцкая гостиная – книги, кресло, газеты и журналы, разбросанные на полу: The herald of multiculturalism («Вестник мультикультурализма»), The MultiTimes, The Guardian – Global. На первых полосах – интервью с Платоном и Аристотелем, хроника событий при извержении Везувия в Помпее, фоторепортаж поездки журналистов из Берлина во Франкскую Монархию. Каждый репортаж был отражением новой эры – эры Всемирной паутины, синтеза виртуальной и объективной реальностей. Наступила эпоха, в которой уже не стоял вопрос о жизни и смерти. Всё мёртвое в любой момент могло стать живым, пусть искусственно живым (в формате голограммы или диджитального моделирования), но оно двигалось, рассуждало, обладало самостоятельным разумом. И, главное, человек больше не делал различия между искусственно (виртуально) живым и живым материально (или духовно). В повседневную жизнь возвращались из далёких эпох знаменитые писатели, художники, исторические деятели, наконец, материализовывались персонажи знаменитых книг, фильмов, мультфильмов, картин… Они были такими же равноправными членами общества (глобального общества), как и обычные живые люди. Блю видел парк за окном гостиной… Он сидел в кресле, еле сдерживался, чтобы не уснуть. Всё смотрел и смотрел на огонь в камине.

– Интересно, что там случилось, – прервал его мысленное перемещение в гостиную своего дома на Сидарс-роуд громкий, грубый голос Вери Пинк.

Блю поморщился, посмотрел на лейтенанта с нескрываемым раздражением. Он кутался в тёплое шерстяное пальто и чувствовал, как озноб пробирает всё его тонкое изнеженное тело. Он был высоким, изящным, с хорошими пропорциями, лицо – тщательно выбрито, светло-серые глаза мерцали из-под чёрной пелены густых ресниц и бровей. Тёмно-русая длинная челка спадала вниз, почти к самому подбородку.

– Ну что там может быть интересного, Пинк?

– Как что, сэр? Новый труп. Новое дело… – глаза Пинк горели, на сильных руках напрягались мускулы.

Она была среднего роста, спортивного телосложения, волосы – коротко подстрижены, синие глаза выделялись на загорелом лице. Издалека её можно было принять за молодого мужчину. Ноги и руки – заметно накачаны, плечи – широкие, бёдра – узкие.

Блю зевнул. За окном начинался лес. Розовые ели, жёлтые дубы, оранжевые ясени простреливали, проскальзывали, оставались позади. На шоссе в такое позднее время почти не было машин. Где-то вдали мелькали одиноко стоящие дома. Наконец Пинк свернула с шоссе и поехала по узкой дороге, покрытой гравием. Колеса шуршали, в темноте, за пеленой карминовых деревьев, показались разноцветные огоньки. Они въехали в огромный парк. Среди деревьев и кустарников мелькали то белый единорог, то голубой пегас, то розовый кентавр. Стая золотых сфинксов бежала вслед за машиной, маленькие лапки семенили по мокрой траве. Слышались повизгивания и тихие урчания.

Машина остановилась у самого входа в огромный трёхэтажный особняк. Все окна на первом этаже и три окна на втором были ярко освещены. Навстречу Блю и Пинк вышли пожилой начальник местного отделения полиции и высокий констебль, одетый в чёрную форму. На улице было сыро, промозгло, ветер не затихал. Всё окрашивал в белое. Стая сфинксов приблизилась к входу, пыталась проникнуть внутрь, но констебль отогнал их.

Блю и Пинк в сопровождении начальника полиции и констебля прошли в просторный холл, откуда на первый этаж вела роскошная мраморная лестница, украшенная скульптурами в стиле барокко. Когда все четверо поднимались наверх, Блю с интересом смотрел то на мраморного Амура, то на Венеру, то на Адониса. На просторной площадке возвышалось величественное изваяние Зевса.

– Хочу ввести вас в курс дела, – сказал начальник полиции.

– Слушаем вас внимательно, – ответила Пинк.

Блю посмотрел на пожилого, лысоватого полицейского с нескрываемой тоской. Тот перебирал своими крючковатыми пальцами, похожими на сухие ветки кустарника и, тщательно проговаривая слова, рассказывал что-то о молодой женщине, лет двадцати пяти, которая была обнаружена в этом доме несколько часов назад. Блю, борясь с дремотой, пытался вслушиваться, но тут его отвлекло нечто выразительное, подвижное, заставляющее глаза открыться полностью… Он, наконец, обратил внимание на констебля, который шёл вслед за начальником. Констебль был очень молодым, высоким, широкоплечим, светловолосым, сероглазым, с густыми бровями и чёрными как смоль ресницами. Блю начинал просыпаться. Он не слышал ни слова из того, что говорил начальник полиции. Он всё смотрел и смотрел на этого красавца в чёрной форме.

– Как вас зовут? – тихо спросил он молодого полицейского.

– Артур Моэм.

– Меня Соу Блю…

Констебль посмотрел в глаза Блю и застенчиво улыбнулся.

– Сэр, и что вы обо всём этом думаете? – спросила Пинк.

– О чём именно? – поинтересовался Блю.

– Кем может быть эта девушка? Откуда она появилась здесь? И кто её мог убить?

Блю не сводил глаз с констебля Моэма.

– Ну… Хотелось бы сначала увидеть тело…

– Сюда, сюда… – послышался голос начальника полиции. – А вот, собственно, и тело.

Они вошли в огромный зал, украшенный деревянными резными панелями в готическом стиле. Со стен смотрели гарпии и химеры, деревянные розы раскрывали свои замысловатые лепестки. Наличники дверей и некоторые вставки на панелях были стилизованы под водосточные желоба «гаргульи». В самом дальнем углу зала работал телевизор. Шла прямая трансляция с коронации Наполеона I и императрицы Жозефины в Соборе Парижской Богоматери. Бонапарт уже взял корону из рук папы Пия VII и приподнял над своей головой. Жозефина стояла коленопреклонённая на ступенях перед троном папы в ожидании коронации. Соу Блю, Вери Пинк, начальник и констебль Моэм приблизились к гигантскому мраморному порталу камина, над которым, по всей видимости, когда-то давно висел родовой герб, но сейчас от этого украшения осталось лишь чёрное пятно на стене и несколько прогнивших досок. Перед самым камином на каменных плитах лежала красивая молодая женщина. Её глаза были открыты, кожа – нежная, розовая. Лицо украшала таинственная улыбка. Губы при этом оставались плотно сжатыми. У женщины были тёмно-русые длинные, слегка вьющиеся волосы, распределённые симметрично ровным пробором по обеим сторонам лица. Нос – идеально ровный, длинный, скорее мужской формы, чем женской, но это не портило общего впечатления, скорее усиливало особую притягательность её лица, его неповторимый магнетизм. Соу Блю смотрел на женщину во все глаза, даже позабыл о констебле Моэме. Он не мог отвести взгляда от ее длинного платья тёмно-оливкового цвета, рукавов, на которых виднелись золотистые вставки, головы и плеч, покрытых прозрачной шалью цвета корицы. Ее ноги были босыми, руки скрещены чуть ниже груди, левая ладонь лежала на правой руке.

– Она похожа на ту самую Мону Лизу из Лувра… – сказал Блю. – Я не ошибаюсь?

Начальник полиции кивнул головой в знак согласия. Наполеон тем временем возложил корону на голову императрицы. Все присутствующие ликовали. Оператор показал совсем близко лица Летиции Рамолино, матери Наполеона, его братьев и сестёр, министра Шарля де Талейрана-Перигора, маршала Александра Бертье, переводчика Наполеона, египтянина Рафаэля де Монахиса… Полицейский подошёл к телевизору и выключил его.