– Мы можем совместить эти два процесса. Я отвезу вас домой. Моя карета ждет у дверей мастерской.

– Благодарю, но я предпочитаю пройтись.

– Это даже больше меня устраивает. Карета далеко, а мои ноги – вот они.

Эмма направилась к задней двери мастерской. Эш надел сюртук, плащ, перчатки и шляпу и вышел за ней в переулок, где пахло сыростью и отбросами. Шаг у него был широкий, так что он быстро нагнал Эмму.

Ее туфли выбивали сердитую дробь по булыжнику мостовой.

– Я не стану вашей любовницей. Мое тело не продается.

– Это не совсем так. Вы ведь портниха, правда? Значит, ваши пальцы продаются.

– Если вы не понимаете, в чем разница между пальцами женщины и чревом…

– Я отлично знаю, в чем разница. – Он взял ее руку, на которой не было перчатки, и большим пальцем погладил подушечку каждого пальца. – Уверяю вас, что ни за что не перепутаю.

Он погладил натертый указательный палец и даже рассердился. У дочери джентльмена должны быть нежные пальцы, но жизнь ожесточила ее… У него возникло беспокойное желание поднести ее руку к губам и поцелуями стереть мозоли с пальцев.

Эмма судорожно вздохнула, будто прочла его мысли. Или ее испугали собственные фантазии?

Девушка отдернула руку.

– Чего вы добиваетесь? Хотите мучить меня и дальше?

– Нет, мне нужно не это. Хотя, подозреваю, со временем мы к этому придем.

Она тихо застонала. И Эш нашел, что этот стон чертовски его возбуждает. Впрочем, он отметил это вскользь. Гораздо сильнее его занимал тот факт, что Эмма дрожит, обхватив себя руками.

– Где ваш плащ?

– Оставила вчера у вас дома.

– Отлично. Надеюсь, вы согласитесь со мной: не следует убегать столь поспешно.

Герцог снял с себя плащ, набросил ей на плечи и плотно закутал, так что девушка стала похожа на пингвина.

– Идемте скорее.

Развернув за плечи, он подтолкнул Эмму вперед – она заспешила неуклюжей походкой.

Предложить ей плащ было не простой галантностью. Это была самозащита. На нем, правда, были перчатки, но из такой тонкой кожи, что без преграды, которой стал плащ, он все равно ощутил бы прикосновение. А он не хотел снова пережить шок, который потряс его в библиотеке.

– Вот так, – сказал Эшбери. – Может, теперь вы наконец выслушаете меня. Не помню, чтобы я произнес слово «любовница». Кажется, я сказал «герцогиня». – Он обвел рукой убогое окружение. – Ради другой цели я бы в такую дыру точно не забрел.

– Не может быть, чтобы вы говорили серьезно: правдиво, искренне, честно и благопристойно!

Он выдержал пару минут.

– Вы закончили перечислять свои определения? Терпеть не могу кого-то перебивать.

Маленький пингвин даже подпрыгнул от возмущения. Эш тоже был вне себя. Учитывая, как упорно отрицала Эмма вероятность того, что она может ему понравиться, он заподозрил, что однажды какой-то мужчина не ответил ей взаимностью. И это приводило его в бешенство.

– Послушайте меня, Эмма!

Ну вот, она уже стала для него Эммой. Короткое и простое имя, как раз для нее.

– Ответ – да. Я говорю серьезно: правдиво, искренне, честно и благопристойно. И я хочу получить вас в свое полное распоряжение.

Эмма сбилась с шага и едва не налетела на тележку торговца яблоками. Она удержала равновесие только потому, что герцог поспешил протянуть ей руку. И не спешил отпускать. Напротив, сжимая крепко и решительно ее руку, повел в обход тележки, загородив девушку от проезжавшей мимо кареты.

Он двигался быстро, и Эмме было нелегко за ним поспевать. По правде говоря, поспевать за ним она пыталась с того самого момента, как вошла в библиотеку Эшбери-Хауса. Силилась разгадать его намерения, ответить остроумным выпадом на выпад. Контролировать реакцию собственного тела.

Герцог доводил ее до изнеможения. Не человек, а гимнастический снаряд.

– Если вы ищете именно жену, – сказала она, – наверняка найдется множество женщин – дам знатного происхождения, – которые охотно пойдут за вас.

– Да, но мне еще нужно искать таких. А женившись на вас, я сберегу кучу времени и сил.

Она искоса бросила на него взгляд.

– Вы сами-то себя слышите? Неужели вы действительно не понимаете, как оскорбительны ваши слова?

– А мне кажется, я совершаю доброе дело. Предлагаю вам титул и состояние. Вам только и нужно, что лечь со мной в постель, а потом девять месяцев пухнуть, точно клещ. Что может помешать женщине принять такое предложение?

– Действительно. Разве что ей не захочется чувствовать себя племенной кобылой.

Они сошли с тротуара и перешли дорогу.

– Племенной кобылой? Подобное сравнение не приходило мне в голову. Если вы – племенная кобыла, тогда я, выходит, жеребец-производитель?

– И в этом, – подхватила она, – заключается несправедливость нашего мира.

Он пропустил мимо ушей ее замечание.

– Если подумать, я бы предпочел называться просто жеребцом.

– Хватит о лошадях! – сдавленно выкрикнула Эмма. – Даже предположить, что мы могли бы пожениться, – это совершенная бессмыслица! Мы едва знакомы. И то немногое, что мы знаем друг о друге, нам совсем не нравится, – с отчаянием добавила она.

– Я понятия не имею о затейливых манерах сватовства в вашей дикой деревушке, но у людей моего общественного положения заключение брака имеет два основания: рождение детей и получение денег. Я предлагаю вам брак к взаимной выгоде. Вы живете в бедности, а у меня… – Он приложил руку к груди. – Много денег. Мне нужен наследник, а вы вполне способны его выносить. Нравиться друг другу нет необходимости. Наши пути-дороги разойдутся, как только родится ребенок.

– Разойдутся?

– У вас будет собственный дом за городом. И мне вы будете без надобности.

Они свернули на оживленную улицу. Эшбери надвинул шляпу пониже и поднял воротник сюртука. Надвигалась ночь, но луна светила ярко. Ему явно не хотелось привлекать к себе внимание. И в сердце Эммы невольно затеплилось сочувствие.

– Вы полагаете, – подхватила она, – ваш запланированный ребенок будет мальчиком. А если родится девочка? Или пять девочек?

Он пожал плечами.

– Вы дочь священника. Вот и вымолите сына.

– Вы ужасный человек!

– Если уж мы заговорили о личных недостатках, то вам не хватает логики. Вы позволяете гордости взять верх над здравым смыслом. Не тратьте время на спор, лучше сразу сделайте вывод.

– Я делаю вывод, что наш разговор абсурден. Не понимаю, почему вы внушаете мне мысль, будто в самом деле готовы на мне жениться.

– А я не понимаю, почему вы внушаете мне мысль, будто я на вас не женюсь.

– Вы герцог. Я портниха. Что тут думать?

Подняв вверх ладонь, он стал загибать пальцы.

– Вы здоровая женщина детородного возраста, дочь джентльмена. Вы образованны и достаточно красивы. Для меня в красоте особой надобности нет, однако у ребенка должен быть хотя бы один родитель с нормальной внешностью. – У Эша оставался последний палец. – И вы здесь, под рукой! Вы отвечаете всем моим требованиям. Так что вы мне подходите.

Эмма смотрела на него и не понимала. Такого предложения руки и сердца, лишенного даже намека на сердечность, нельзя было и вообразить. Этот человек циник, бесчувственный и грубиян.

И она решительно выйдет за него!

Потому что, вопреки логике и наперекор всему, что Эмма знала об обществе, герцог, похоже, всерьез сделал ей предложение. Она, Эмма, будет самой грандиозной дурой во всей Англии, если откажется.

Какие перспективы у портнихи, если заглянуть вперед? После нескольких лет кропотливого труда ее зрение ослабеет, а пальцы сделаются негнущимися. Эмма знала, что лучшая для нее возможность избежать всего этого – точнее, ее единственный шанс – выйти замуж. Глупо отказывать герцогу, даже если герцог – прикованный к постели семидесятилетний старик, от которого несет мочой.

А в ее случае ничего подобного не наблюдается. У Эшбери много, слишком много грехов, но он мужчина в расцвете лет, а пахнет от него просто божественно. Он предлагает ей обеспеченную жизнь и по крайней мере одного ребенка, которого она сможет любить…