- Я не собираюсь с тобой прощаться, - твердо и спокойно вымолвил Элион. - Я повторю, если не дошло - у меня нет намерения тебя отпускать, хочешь ты того или нет.

Резко выпустив меня из рук, он посмотрел мне в глаза тяжелым, сумрачным взором, затем коснулся двумя пальцами моей грудной клетки, зашептал что-то быстро-быстро. Я не смогла остановить его. Помню, перед глазами начала затуманивать мир мгла. Помню, как настала тишина, и из воздуха постепенно выветривался запах Элиона. Эльф торопился к Храму.

Он обнял меня на прощание так, как мать обнимает сына перед его уходом на войну. В этом не было ничего чувственного. Элион часто говорил про свое одиночество - что он привык к нему, что он его любит. Но я сделалась для эльфа другом, хотя он грозился отвинтить мне голову в подобном случае. Я стала тем, кто его понимает. Он предостерегал меня, но разве я слушала? Заразив нас обоих вампиризмом, он показал, что к друзьям относится так же, как к своему любимому клинку. Теперь ты - моё, и точка. Ребячливая, эгоистичная позиция, но он не знает иной. Однажды друг его уже бросил, и Элион, видимо, сделал вывод - не надо было его отпускать. Конечно, он не стал говорить со мной перед тем, как стать кровопийцей. Мешала гордость и страх.

Медленно, точно перо, опускаясь в глубокий сугроб, не чувствуя тела, я видела, как в гору торопливо шагает этот упрямый альтмер.

Он сотворил очень сильное заклятие иллюзии, сделал мое тело недвижимым и невидимым, а чтобы даже мое сознание не могло выдать меня рыскающим даэдра, заставил впасть в беспамятство.

Храм окружала стена огня. Здесь не умолкали крики и звон оружия, взрывы пламени и хлопки голубоватых молний. Маги держали вокруг территории щит. Элион вклинился в битву, как обычно - тараном. Невидимым тараном под сильным заклятием иллюзии.

У главных ворот сдерживали натиск лучшие из Клинков. Неожиданно ряды даэдрических паучих и ксивилаи прорезала голубоватая, призрачная полоса. Затем она сменилась черно-кровавыми брызгами. Элион продвигался сквозь группы даэдра невидимкой, пользуясь заклятиями паралича. Едва Клинки увидели героя Кватча, его без разговоров схватили и втиснули за ворота, крикнув:

- Западное крыло цокольного этажа! Быстрее, во имя Обливиона! - это был хриплый бас командира Стефана.

- Что мешает коронации прямо сейчас? - отдышавшись, откликнулся Элион.

- Проклятый Седобородый…

Альтмер ворвался на внутреннюю территорию, буквально заполненную магами. Они пытались сдержать рождение инферно, из которого мог появиться Дагон. Но все они были обречены, и лишь отсрочили катастрофу. Элион чувствовал кожей присутствие даэдрического лорда, и его сила неумолимо и явственно ощущалась каждой клеткой кожи. Если Дагон сделает шаг в этот мир, никто не остановит его. Ни Элион, ни эти храбрые воины.

Альтмер спустился к западному крылу Храма. Всюду, где видели героя Кватча, встречали с надеждой. Словно он мог что-то поменять в одиночку, за всех.

Элион посмотрел на кольцо у себя в руке и с силой сжал его. Затем толкнул дверь на цокольный этаж. Из покоев Мартина слышались несколько голосов, и лишь один из них был глубокий, спокойный, говоривший со странным, грубоватым акцентом.

- Я предам всё, во что верю, если повинуюсь вам, - слышал альтмер из коридора. - Гнусным шантажом вы вынудили меня покинуть Хротгар. То, что я наблюдаю - наказание небес за ваше богохульное святотатство и наглость. Вы решили, будто можете использовать Седобородого в играх с даэдра, но…

- Здравствуй, - Мартин - изможденный и болезненный - без улыбки кивнул Элиону. - Боюсь, друг мой, сейчас от тебя больше пользы во дворе замка. Тебе лучше оставить нас.

Но альтмер не слушал. Он смотрел на Седобородого. Лицо его исказила молчаливая усмешка, исполненная кровожадной злобы. С одного взгляда он словно бы понял что-то, а затем - принял решение.

- Если ты немедленно не научишь Мартина нужному драконьему Крику, я не стану тебя убивать, - холодно заговорил он, воплощая собой наглость. - Я покину это место, убью твоего Партурнакса и каждого отдельно взятого Седобородого. Потом я разрушу ваш монастырь. И если ты думаешь, что я не способен на это, то посмотри на меня внимательно. Я не ограничусь Хротгаром, я извращу ваше учение, люди будут думать о Кин, как о лживой патаскухе, а именование Седобородых сотрется с лица Нирна. Ты останешься жить и наблюдать это. А смерть твоя станет напрасной и бесследной.

В воцарившейся мертвой тишине было слышно, как трещит свечной фитиль. Снаружи воздух сотрясался от взрывов и криков, но звуки доносились глухо и неуместно, неестественно. Седобородый и Элион смотрели друг другу в глаза. Лицо старика оставалось бесстрастно, хотя в его холодном взоре читалось стоическое презрение. Лицо Элиона было маской человека, который намерен убивать.

- Я выполню требование, безумец. Но не думай, что это пройдет для тебя безнаказанно. Я видел то, кем ты станешь. Имя твое будет стерто из памяти Нирна, поглотит тебя Пустота. Бесчисленные злые дела ты сотворишь по всей земле, навеки сделавшись одинок. Ты обречен на бессмертие и безумие. И кара твоя страшнее, чем твои угрозы.

- Я уже никогда не останусь одинок, хотя в остальном ты прав, старикашка, - с уверенностью ухмыльнулся альтмер.

- О, ты останешься. И относительно скоро, - тихо и спокойно изрек монах. - Теперь оставь нас.

Элион сделал шаг назад, внимательно глядя на Седобородого. Мартин тоже смотрел на альтмера изучающе. Он развернулся и вышел столь же решительно, сколь явился.

Магия и нервное потрясение пошатнули силы Элиона, он не сразу вышел во внутренний двор Храма. А когда он появился там, понял, что дела совсем плохи, ибо внезапно сделалось тихо. Такая тишина вокруг стояла от того, что всё пространство усеивали тела мертвых Клинков. Черное инферно, никем не сдерживаемое, неумолимо росло. Неожиданно за секунду альтмер сам себе показался крошечным и незначительным. Он посмотрел на кольцо в своей ладони и на багровые отблески, которые окружали Инферно. Воздух задрожал, на фоне черного неба стали появляться четыре руки.

- Это изначально не имело смысла, - промолвил альтмер, глядя на появляющегося Дагона. - То, как я пытался понять ее странную, чуждую мне идеологию. То, как пытался спасать мир, который не люблю… Что ж, обещаю, я делаю это в последний раз. И, если выживу, клянусь всем, чем являюсь - никогда я больше и пальцем не пошевелю ради безопасности треклятого Нирна.

Он закрыл глаза, вокруг его ладоней начали вихревой танец огненные искорки. Он уже создавал подобное заклятие в Обливионе. После этого долго он не смог просипеть ни одного. Это риск, но если он сработает, то у Мартина будет время зажечь огни.

От даэдрического принца нельзя спрятаться на его территории. Пока Дагон в Обливионе, он истинно всемогущ, но здесь, в Нирне он обретает плоть, пусть и божественную. В Нирне есть небольшой шанс обмануть бога.

Когда Элион открыл глаза, его лицо было точной копией лица Мартина. Сам дух и помыслы словно бы копировали наследного принца. Едва устояв на ногах, новоиспеченный император взглянул на рождающегося Дагона. Он оцепенел и поспешил заставить себя смотреть в другое место. Все мысли и намерения немедленно вылетали из головы при взоре на его лицо. Хотелось только бежать, что есть мочи.

Дрожа, впервые в жизни бесконечно беспомощный, Элион чувствовал себя ребенком, потерянным в мире. Он не помнил, зачем он здесь и почему пошел на столь самоубийственную затею. Собственное ничтожество подавляло его.

Даэдрический принц Разрушения молчал, но ему не нужно было говорить, ибо каждое намерение немедленно становилось материально ощутимым. Элион почувствовал, как гигантская сила подносит его в воздух - высокого-высоко над крышей Храма.

“Бедный, ничтожный кровопийца, в смелости тебе не откажешь”, - голос Дагона в сердце заставлял его надрываться от напряжения.

“Ты пытался обмануть принца Разрушения, но неужели тебе не понятно, что все даэдра находятся в ваших, людских сердцах. Ты - мой сын, ибо ты истинно создан для разрушения. Разве я не узнаю своего подданного, под какой бы маской он ни прятался и какому бы богу ни поклонялся?”