Далее: и слы́шах глас Господа, глаго́люща: кого послю́, и кто по́йдет к лю́дем сим? И реко́х: се, аз есмь, посли́ мя. И рече́: иди и рцы людем сим: слухом услышите, и не уразумеете (Ис. 6, 8–9). Кого должно послать и кто пойдет к народу – это слова не повелевающего, а вопрошающего Господа, Которому пророк охотно отвечает: «Вот я, пошли меня», – и после этого обещания получает повеление сказать: «Иди и скажи этому народу: слухом услышите, и не уразумеете, и видя будете смотреть, и не увидите» – и прочее, что содержит текст самого пророчества. Я слышал об этом месте от своего еврея немало суждений, из которых изложу немногое, чтобы ты мог понять образ мыслей этого человека. Исследуем, говорил он, относительно Моисея и Исаии, кто поступил лучше. Моисей ли, который, когда Бог посылал его к народу, сказал: «Умоляю, Господи, я недостоин»; и потом: «Избери другого, кого бы послать» (Исх. 4, 13); или Исаия, который, когда его не избирали, сам предложил себя, говоря: «Вот я, пошли меня». Я знаю, говорил еврей, что опасно рассуждать о заслугах святых и пытаться измерять сравнительное достоинство тех, кого увенчал Господь; но поелику Сам Он сказал: ищите, и обрящете; толцы́те, и отве́рзется вам (Мф. 7, 7; Лк. 11, 9), то мы даже обязаны исследовать то, насчет чего может возникнуть вопрос, не с тем, чтобы унизить кого-нибудь, но чтобы, зная смысл Писания, направлять себя по его примерам. Защитник Моисея, продолжал еврей, указывает на его смирение и кротость, вследствие которых он, считая себя недостойным служить Богу, чрез то самое сделался более великим; а Исаия, который сам вызвался пророчествовать, при самом начале своего служения стал изрекать поношения: «Слухом услышите, и не уразумеете, и видя будете смотреть, и не увидите» – и проч. Претерпев за это впоследствии много бедствий и всем народом сочтенный за безумца, когда Божественный голос вновь сказал ему: возгласи, – он, помня, что ему пришлось вытерпеть за прежнюю готовность пророчествовать, уже не говорит: «Вот я, пошли меня»; но спрашивает, что это такое, что он должен возгласить, и говорит: что возглашу? (ср.: Ис. 40, 6). Нечто подобное читаем у Иеремии: возьми́ чашу вина нерастворе́ннаго от руки Моея́, да напо́иши вся язы́ки, к ни́мже Аз послю́ тя. И испию́т и изблю́ют, и обуя́ют и попадают от лица́ меча́, его́же Аз послю́ среде́ их (Иер. 25, 15–16). Когда услышал это пророк, не отказался; не сказал по примеру Моисея: «Умоляю, Господи, я недостоин, избери другого, кого бы послать» (Исх. 4, 13); но, любитель своего народа и думая, что от питья из чаши умертвятся и погибнут враждебные народы, охотно берет чашу вина, не понимая, что в числе всех народов заключается и Иерусалим. Наконец, взях, говорит, чашу от руки Господни и напо́их вся язы́ки, к нимже посла́ мя Господь, и между другими племенами, Иерусалима, и гра́ды Иудины, и цари его, и князи его, яко положи́ти я во опусте́ние, и в непрохожде́ние, и во звизда́ние (Иер. 25, 17–18). Послушай же, что говорит в другом месте вслед за этим пророчеством (хотя в большей части кодексов Библии порядок извращен): прельстил мя еси, Господи, и прельщен есмь: Ты удержал меня и превозмо́гл; бых в посме́х весь день, вси ругаются мне (Иер. 20, 7). Напротив того, защитник Исаии (продолжал еврей) указывает на то, что пророк, полагаясь не столько на свое достоинство, сколько на милосердие Божие, после того как услышал от Серафима: вот я прикоснулся сим к устам твоим, и отнимет беззакония твоя, и грехи твоя очистит (Ис. 6, 7), не захотел влачиться в праздности, но охотно предложил себя, как свободного от грехов, на служение Богу из ревности к вере. А Моисей, так как учился светским наукам, и так как после умерщвления египтянина сознание его было некоторым образом нечисто, почему был к нему из купины и голос, говорящий: не приближайся се́мо; изу́й сапоги от ног твоих, место бо, на не́мже ты сто́иши, земля свята есть (Исх. 3, 5), и так как он знал, что ему предстоит спор с волхвами и с злейшим царем фараоном, то и извинялся, говоря: «Умоляю, Господи, я недостоин»; вместо чего по-еврейски читается: «Имею необрезанныя уста»; тогда как семьдесят толковников переводят, соображаясь более со смыслом (речи), чем от слова до слова. Из этого ясно можно понять, что Исаия по обрезании уст справедливо предложил себя на служение Богу, а Моисей, так как дотоле уста его были необрезаны, отказывался от столь великого служения.
Слухом услышите, и не уразумеете; и видяще узрите, и не увидите (Ис. 6, 9). Все это место, как говорит Спаситель в Евангелии, относится к тому времени, когда Он Сам благоволил сойти на землю и совершал знамения неразумным иудеям (Мф. 13, 14–17). Но поелику до конца главы идет разнообразное толкование, а некоторую часть главы мы уже изъяснили, то довольно и того, что сказано доселе. Речь, не отделанная нашим собственным стилем и необработанная сама по себе, становится еще несноснее, если она усугубляет скуку своею длиннотою. Утрудив глаза, позаботимся по крайней мере о языке и ушах[88].
Семьдесят: и послан бысть ко мне един от Серафимов; Аквила и Феодотион: и прилетел ко мне один (unum) из Серафимов; Симмах: и прилетел ко мне один (unus) из Серафимов. Каждодневно посылается к нам Серафим, каждодневно очищаются уста воздыхающих и говорящих: о, окаянный аз, яко умилихся, и, когда освобождаются они от грехов, приготовляются на служение Богу. А что иные толкователи вместо послан говорят прилетел, то разумей быстрый приход Божественного слова к тем, которые считаются достойными общения с ним. Есть еще различие в роде. Семьдесят, Аквила и Феодотион переводят слово Серафим средним родом; а Симмах – мужеским.
Не должно думать, что есть пол у сил Божиих; потому что даже Сам Дух Святый по свойствам языка на еврейском ставится в женском роде: Руга; на греческом в среднем: το πνεύμα:; на латинском в мужеском: spiritus. Из чего должно понять, что когда относительно Cерафимов поставляется мужеское или женское окончание, то этим означается не пол, а звуковая особенность языка. Только Сам Бог невидимый и неизменный почти во всех языках выражается мужеским родом, поелику пол несвойствен Ему. Также, как бы ни была невинна, однако должна быть осуждена ошибка тех, которые в своих молениях и прошениях дерзают говорить: «Сидящий на Херувимах и Серафимах». Ибо, что Бог сидит на Херувимах, это написано; как, например, седяй на Херувимех, явися (Пс. 79, 2). Но что Бог сидит на Серафимах, этого во всем Писании не упоминается, и даже самих Серафимов, стоящих вокруг Бога, мы не находим во всем Священном Писании, исключая настоящее место.
Семьдесят: и в руце́ своей имя́ше угль горя́щ; его́же клеща́ми взят от олтаря́; и прикосну́ся устна́м моим. Аквила и Феодотион: и в руке его в щипцах камушек, который он взял с алтаря и прикоснулся к устам моим; Симмах: и в руке его в щипцах камушек, который он снял с алтаря и поднес к устам моим. Если объяснять применительно к истории, то Бог является сидящим в Иерусалимском храме, и с алтаря перед Ним относится, по семидесяти, к Исаии уголь, – с алтаря пламеневшего, или с алтаря всесожжений. Если же объяснять применительно к таинственному значению, то посылается огонь, которого не мог сносить Иеремия, который, когда проникает в тайники души нашей, так превращает нас, так претворяет из ветхого человека в нового, что мы можем воскликнуть такими словами: «Уже не я живу, но благодать Божия, которая во мне» (Гал. 2, 20). Также и под щипцами, хотя, по некоторым толкователям, они всегда были в числе священнических принадлежностей, мы должны разуметь различные силы, которыми многочастно и многообразно древле Бог говорил с отцами нашими чрез пророков. Поелику на еврейском место: уголь (carbo) – читается: камушек (calculus), то мне кажется, с чем согласны и другие, что названием камушка означается Божественное слово. Ибо как этот камушек (calculus) есть род самого твердого, круглого и при всей чистоте блестящего камня, то слово Божие, которое не может пасть чрез противоречия еретиков и всех противников, и называется камушек. Этим камушком Сепфора обрезала сына, Иисус очищает народ от пороков, и в Апокалипсисе Господь обещает побеждающим, что они получат камушек и на нем напишется новое имя. Мне кажется, что и семьдесят под тем, что они перевели) άνθραξ[89], разумели то же, что и другие. Поелику ανθραξ, который мы изъясняем carbunculus (драгоценный камень, карбункул), есть род блестящего, сияющего камня, который мы находим в числе двенадцати камней. Итак, примем ли мы за камень calculus или carbunculus, первым будет указана истина и твердость Божественного слова, вторым – сияющее учение и заповеди. «Ибо слова Господни – слова чистые, серебро, огнем очищенное от земли, очищенное семь раз» (Пс. 11, 7). И в другом месте: «Заповедь Господня – светлая, просвещающая очи» (Пс. 18, 9). А что говорит: имел уголь в руке, то будем понимать значение рук так же, как в другом месте: смерть и живот в руце языка (Притч. 18, 21) – и в псалме: предадятся в руки оружия (Пс. 62, 11); или и действительно являлась рука, чтобы, по причине сходства с человеческим образом, когда будет видна рука подающего, пророк не устрашился, – почему видим, что и Сам Бог, и Ангелы преображаются в человеческие формы, чтобы отогнать страх у видящих.
