Он неуверенно взял в руки ложку и повертел ее в руках.

– Ну как же? Стол праздничный, а день рождения у тебя в ноябре. – Он прямо посмотрел на меня.

– Праздничный? – Удивилась я. – Нет. Я вчера просто наготовила много, а сегодня мне солянки захотелось. И я забыла, что вчера готовила. А съедать надо. – Пояснила ему.

Пашка от моих объяснений повеселел и принялся за еду. Причем принялся очень активно и опустошил тарелку меньше, чем за минуту. У меня закралось подозрение, что с питанием у него огромные проблемы. Теперь стала понятна его такая… почти болезненная худоба.

– Еще порцию? – Спросила, когда он с жалостью отставил от себя тарелку. Не дожидаясь, когда он снова начнет отнекиваться, встала и вновь налила ему в тарелку солянки.

– Насть, нет. Я… – Попытался было отказаться он.

– Не вкусно? – Спросила, погрустнев.

– Что ты? – Тут же ответил он. – Очень вкусно.

– Тогда ешь. – Улыбнулась.

Он с минуту смотрел на меня, а потом, мотнув головой, снова принялся за ужин. А вот нечего себя до такого состояния было доводить, чтобы я так нагло начала манипулировать. Кожа да кости.

После супа, подвинула ему картошки. И мяса с грибами. И салата. Он тоже это все молча съел.

– Таблетку для пищеварения? – Спросила его, когда он откинулся на спинку стула.

Ну, мало ли, с голоду всякое бывает.

– Нет. – Он помотал головой и уставился на меня, как мышь на крупу.

– Вина? – Я припомнила, что у меня стоит распечатанная бутылка белого сухого. Вика как-то прибегала в гости, мы с ней усидели по бокалу. Но это еще до ее беременности было. С тех пор так бутылка и стояла в холодильнике.

– Я не пью. – Ответил он, все так же не спуская с меня глаз.

– Совсем? – Удивилась я.

– Совсем. – Кивнул он.

– Тогда чай заварю. – Вспомнила я правила гостеприимства и встала, чтобы налить воды в чайник.

Пашка тоже встал.

– Насть…

– Чай тебе обязательно нужен. Ты в холодной реке сидел, можешь простудиться. – Затараторила я, чувствуя нарастающую неловкость.

– Насть… – Вновь тихо позвал он.

– Я сейчас посуду сполосну и…

– Насть, я сидел в колонии. – Он положил ладонь мне на плечо, заставляя замереть.

Я поставила тарелку, которую схватила, обратно на стол и опустила голову.

– Я знаю, Паш. – Ответила.

Ладонь на моем плече закаменела на несколько секунд, и Торопыжка отступил назад. Отвернулся и подошел к окну, за которым шумел дождь.

– Что еще знаешь? – Спустя какое-то время спросил он.

– Ничего. – Ответила честно. – Если ты захочешь, то ведь и сам все расскажешь. А сплетни собирать я не буду.

Пашка снова замолчал. Я тоже не торопилась нарушать тишину. Знаю, что на тяжелые разговоры нужно решиться и настроиться. Вот и сейчас чувствовала, что он настраивается.

– Я человека убил. – Вдруг сказал он, уперевшись руками в подоконник.

Я замерла на секунду.

– Бывает. – Ответила.

Кажется, жизнь в этой деревне плохо на меня влияет. Убийства уже к нормальным фактам отношу.

Павел резко обернулся и удивленно на меня уставился.

– Тебя не волнует, что я убийца? – Нахмурился он.

– Я не думаю, что ты это сделал специально. – Пожала плечами.

Кажется, логику я ему сломала, потому что такого озадаченного выражения лица я еще ни у кого не видела.

– Не специально. – Согласился он. – Мы тогда импортное лекарство на формулы раскладывали. Одна наша компания заказ сделала, чтобы производить более доступный аналог. – Принялся обстоятельно рассказывать он. – Засиделись до двух ночи. Спать хотелось адски. А я тогда только-только себе квартиру-студию приобрел. В лаборатории платили хорошо, так что хватило на жилье на окраине столицы. Ехать было долго, но машина у меня уже была. Тоже хорошая. – Он прерывисто вдохнул. – Я… за рулем уснул. Просто вырубился посреди дороги. Глаза открыл уже в больнице. Там и сказали, что по краю дороги шел мужчина, а я его сбил. Потом машина улетела в отбойник. У меня сотрясение и перелом ноги. Суд учел то, что мужчина двигался по проезжей части, нарушив правила. Но и я был виноват. В итоге два с половиной года дали, плюс нужно было выплатить компенсацию родственникам погибшего. Выпустили на полгода раньше за хорошее поведение. Квартиру продал, а от машины и так ничего не осталось. Но все равно, еще полмиллиона выплатить нужно. В НИИ, где работал до этого, брать меня отказались, чтобы не портить репутацию. Вернулся домой. В городе тоже работы не нашлось. С судимостью почти никуда не берут.

Он рассказывал все это достаточно спокойно, поэтому услышав всхлип, не сразу поняла, что это я реву. Быстро провела руками по щекам, размазывая слезы. Так, надо быстро успокоиться, а то сейчас на эмоциях натворю чего… Шагнула к холодильнику, вытащила бутылку вина, открыла пробку и плеснула его в приготовленную для чая кружку. Залпом выпила. Морально разложиться я с кружки вина никак не смогу, но надеюсь, что полегчает.

– Ну, ничего. – Сказала, чувствуя, что меня потихоньку отпускает. – Сейчас у тебя и работа есть, и машина тоже. И поживешь пока у меня, а потом что-то свое купишь.

Торопыжка с каким-то напряженным интересом смотрел на меня. Как будто ждал, что я сейчас с воплями куда-то убегу.

– И все? – Как-то неверяще спросил он.

– Да. – Кивнула. – Завтра с Анжеликой поговорю, чтобы она официально тебя ко мне на ПМЖ определила.

Пашка устало вздохнул и потер лицо.

– Насть, я – убийца. Ты понимаешь…?

– Пашка, ты – идиот! – Вдруг заорала я на него. Если честно сама испугалась своей импульсивности, но мысль все же закончила. – Такое может произойти с каждым. Твоя вина только в том, что ты уставший за руль сел.

– Человека этим не вернешь! – Вдруг тоже сорвался он и повысил голос.

– Это не повод и свою жизнь портить. Ты и так уже за это отсидел. – Я прекрасно понимала, что мои слова звучат жалко на фоне той огромной вины, которую он все еще ощущал. Будь у Марьи такой характер, она бы после каждого эпизода в монастырь бегала. Мужской. Грехи замаливать. – Тем более что мне мужик в доме нужен. – Добавила, подумав.

Лишь после того, как у Пашки лицо непомерно вытянулось, я поняла, как это прозвучало.

– Насть, – вновь сделал он попытку меня образумить.

– Я не в этом смысле! – Оскорбилась вполне натурально. – Я в плане приложения мужской силы к дому. Мне на террасе нужно пол доделать. В прачечной сушилка скоро отпадет и там что-то с вентилятором…

– Я понял. – Торопыжка с облегчением выдохнул. – Я сделаю.

А мне снова обидно стало. Даже обиднее, чем после сегодняшних слов Липовкина. То есть, жить со мной в одном доме и работать в нем не так страшно, как это самое… Отвернулась, заметив, что чайник давно кипит. Выключила и разлила воду по кружкам. Ну и что, что моя теперь еще и вином пахнет? Так даже вкуснее будет.

Чай мы пили молча. Друг на друга больше не смотрели. Неловко было. Наорали друг на друга почем зря. Можно же и спокойно было все выяснить.

Спальню я ему отдала ту, в которой раньше жила Олька. Там уже были кровать и шкаф, в который ему нечего складывать. Постиранную одежду он мне не разрешил развесить, а сделал это сам. Даже белье на кровать постелить не позволил. Кажется, Пашка собрался ревностно оберегать какие-то только ему видимые границы. Ну и ладно, мне меньше проблем. Пришла в свою комнату, схватила халат и отправилась мыться. Теперь в неглиже по дому не побегаешь.

А ночью я вдруг проснулась, и кое-что поняла. Дословно вспомнила весь наш разговор, немного подумала. Мне в любом случае нужно будет утром встретиться с Анжеликой, так что успею ей предложить свою идею. Хочет Пашка или нет, а жизнь я ему облегчу в любом случае.

Утром вскочила пораньше, так как шило в одном месте не давало валяться в постели. Дождь прекратился, но над деревней повис густой туман. Такой, который можно ладошками черпать. Пробежалась по огороду, удостоверилась, что ливень ничего существенного не смыл. Зелень чуток заполоскало, но в целом урожай выдержал.