– Вы всегда чувствовали себя так?

Эмили покачала головой.

– Только после пожара.

– Вы понимаете, что это посттравматический стресс? – Гермиона поднырнула под ветку на краю дороги.

Эмили кивнула.

– Знание не всегда помогает справиться с чувствами. Это не всегда связано.

И это было правдой.

– Как вы спите?

– Пытаюсь не спать, – печальная улыбка Эмили была видна сквозь отверстие в её компрессионной маске. – Самое ужасное – это кошмары. Запах. Я никогда не ела много мяса, но теперь запах жареного для меня невыносим.

Гермиона глубоко вздохнула. Она представила себя на месте Эмили, и едкий запах жареной плоти, её собственной, будто бы наполнил ноздри.

– Я бы хотела кое-что попробовать с вами в последующие недели, – сказала она, когда они одолели спуск, и звук текущей воды стал громче. – Это серия упражнений по освобождению от травм. Они подразумевают провоцирование тремора, чтобы заставить ваше тело бороться и снять внутреннее напряжение – словно клапан сброса давления.

– Это именно то, что мне нужно, – кивнула Эмили. – А еще не помешал бы хороший секс.

Гермиона рассмеялась, и Сара вдруг повернулась и тоже улыбнулась.

– С этим я не могу вам помочь, – сказала Гермиона.

– Да, – ответила Эмили упавшим голосом. – Я думаю, никто больше мне с этим не поможет.

У Гермионы сжалось сердце. Она вдруг поняла, что, даже если тело Эмили исцелится и вернет себе функциональность, она всё равно не сможет делать то, что хочет и в чем нуждается. Вдруг она осознала всю жестокость этого факта.

Она не успела ответить, как вдруг Сара разбежалась и прыгнула в реку. Гермиона рванулась было за ней, но Эмили схватила её руку пальцами в перчатке.

– Оставьте её. Ей это нужно.

Не обращая внимания на явный холод, Сара нырнула глубже в бурлящую воду, и белое платье распустилось вокруг нее словно прозрачный купол медузы. Гермиона поняла, что никогда не видела женщины красивее. Длинные темные волосы спадали ей на плечи, а алые губы слегка приоткрылись, когда она подняла на небо глаза такого же бледно-серого цвета.

– Иногда слова бывают не нужны, – пробормотала Эмили.

***

Гермиона была полностью вымотана. Она не могла вспомнить, чтобы когда-либо программа начиналась настолько эмоционально трудно. Была ли причина в пациентах? Или просто она уже слишком долго этим занимается?

Взяв булочку с маслом, Гермиона отложила её на край тарелки. Усталость брала верх над голодом. Рассматривая блюда на раздаче в поисках чего-то, что не встало бы колом в желудке, она сделала шаг вперед и столкнулась с кем-то. Она даже не успела понять, кто это, как он поймал её булочку, свалившуюся с тарелки, и осторожно водрузил обратно, а затем слизал масло со своих пальцев. Это не было намеком на что-то. Просто действие. Обычное.

Гермиона смотрела на спинку его пиджака, как та натянулась, а затем пошла складками, когда он наклонился, чтобы набрать морковку на тарелку. По какой-то причине прозаичность его действий встряхнула её. Обычно она обращала внимание, когда он делал что-то экстраординарное. В её сознании он стал почти карикатурой: стилизованное черное облачение в добавление к иллюзорности его личности. И вот он перед ней, так близко, что можно дотронуться. Просто человек. Мужчина. Пытающийся жить. Теперь она знала, что сможет ему помочь. Ну или, по крайней мере, расшибется в лепешку, пытаясь.

========== 4. Всё в твоих руках ==========

Когда он вошел в её кабинет, в этот раз Гермиона подготовилась заранее, расположившись на одном из стульев в углу.

— Пожалуйста, присаживайтесь, профессор, — сказала она, указывая на стул напротив.

— Предпочитаю стоять, — ответил он и направился к большому окну рядом с ней. Сложив руки на груди, он принялся разглядывать бесконечное море деревьев.

Гермиона настроилась заранее, зная, что с ним будет трудно. Она проделала серию ментальных упражнений, которые позволили ей избавиться от любых предположений и ожиданий по поводу его поведения. Она надеялась, что это позволит ей остаться сосредоточенной и не дать себя отвлечь.

— Как вам в нашей лечебнице? — спросила она.

Он тихо усмехнулся, покачав головой и не отрывая взгляд от окна.

— В психушке. Это больше похоже на правду, вы не находите? — насмешливо сказал он. — Там либо становятся прежними, либо притворяются. Что из этого происходит здесь? Что из этого вы хотите от меня?

— Мы не хотим ничего такого.

— Вы знаете, почему я здесь, не так ли? — он бросил короткий взгляд через плечо и снова отвернулся к окну.

— Насколько мне известно, администрация Хогвартса настояла на полном психиатрическом обследовании, прежде чем вам будет позволено вернуться.

— Позволено вернуться, — он снова покачал головой, и его взгляд застыл.

Гермиона молчала, наблюдая за ним в профиль. Она видела отражение окна в его глазах. Они были абсолютно неподвижны. Как кусочки черного мрамора. Он не смотрел. Он думал. Или, может быть, вспоминал.

— Вы хотите вернуться?

Он вздохнул и повернулся к ней.

— Что вы делаете для Моллисона?

Несмотря на подготовку, Гермиона уже была в замешательстве.

— Шон Моллисон?

— Да.

— Мистер Линч запланировал для него программу физической терапии.

— И всё?

— Да, пока мы не узнаем больше.

— Вы должны знать больше, — гневно ответил он.

Сложно было говорить, когда он так нависал над ней, но, если бы она встала, создалось бы ощущение, что она лезет с ним в драку. Гермиона пожалела, что с самого начала не села за письменный стол.

— Что именно мы должны знать? — она постаралась, чтобы голос звучал ровно, без обличительных ноток.

— Компетентный специалист давно разобрался бы, почему Круциатус не покидает его тело. Проклятье не может остаться само по себе. Моллисон удерживает его.

Гермиона непонимающе уставилась на него.

— Почему?

— Как вы думаете? — он повысил голос. — Чтобы наказать себя.

Гермиона видела множество случаев хронического Круциатуса, и ни один из них так и не был до конца излечен. По какой-то причине она никогда не думала, что его можно намеренно удерживать. Никто не поступал так.

— Вы знаете, почему он наказывает себя? — решилась спросить она.

— Нет. Это ваша работа.

Гермиона сделала несколько заметок в своих бумагах.

— Что вы сказали Линчу вчера на завтраке? — она повернулась на сиденье так, чтобы быть к нему лицом, при этом её колени почти касались его ног.

Северус поднял подбородок, глядя в окно, но не ответил. Она подождала, но было ясно, что он тоже может ждать долго.

— Кажется, у вас появился новый друг, — наконец сказала она. — Я заметила, как вы беседовали с Катериной Колдер.

— О, так вы «заметили»?

Из-за неудобного положения у нее начала затекать шея, потому что приходилось смотреть на него снизу вверх.

— Мне показалось, вы её очень заинтересовали. Вероятно, вы не обратили внимания.

— Доктор Грейнджер, вам это не приличествует, — он вперил в нее свой нос. — Столь неприкрытая ревность. Что скажет мистер Линч?

Гермиона подавилась словами от его контратаки. Дыши. Дыши.

— Я бы хотела попробовать с вами упражнение, которое называется «голосовой диалог».

Снейп снова отвернулся к окну.

— Оно предназначено для познания многогранности своей личности. Позволяет всем вашим «я» заговорить. Дает понимание того, каким они видят мир и как управляют вашим поведением.

— Пытаетесь отыскать того мальчика с морскими звездами? — он смотрел в окно. Она заметила, что его фирменная презрительная усмешка была какой-то отстраненной. С приглушенным эффектом. Терапия «голосового диалога» помогла бы подобрать к нему ключ.

— Я пытаюсь понять вас и хочу помочь вам понять себя. Но вам следует быть более открытым со мной.

— И сказать вам, собираюсь ли я трахнуть Катерину Колдер? — он повернулся к ней.

— Вы хотите этого?

— Это вам следует быть более открытой со мной, — отозвался он, игнорируя вопрос. — Скажите мне, — он пробежал пальцами по подбородку, — отрицать свою сексуальность, чтобы завоевать симпатию царя Эдипа, было вашим сознательным выбором?