Гермиона нежно сжала ее руку.

– Значит ты изменила свою личность, чтобы пережить произошедшее?

– Не совсем, – Луна тяжело сглотнула: всплеск эмоций явно сказался на ее искалеченных голосовых связках. – Мне нужно было время, чтобы снова стать Луной: примирить новую внешность со своим прежним внутренним миром. Пока я не была готова сделать это, мне нужен был защитник – моя бабушка Эмили. И она помогла. Но теперь, думаю, я готова, Гермиона. Думаю, я снова могу быть Луной.

Гермиона кивнула. Она все еще была сильно потрясена, но то, что она чувствовала по отношению к Эмили, было настолько похоже на ее чувства по отношению к Луне, что, кажется, в её сознании они слились воедино почти без усилий.

Но вдруг внутри всё перевернулось.

– Луна, пожалуйста, скажи, не обидел ли тебя Снейп?

Та покачала головой и начала часто моргать, будто снова хотела заплакать.

– Гермиона, этот человек… – она вытерла нос рукой. – В его душе больше сострадания, чем у всех, кого я когда-либо встречала.

Гермиона запрокинула голову, пытаясь удержать собственные слезы. Что она наделала?

– Он знал, что это я с самого начала, – пробормотала Луна. – Не знаю как. Он подсел ко мне в автобусе и тихонько прошептал на ухо: «Мисс Лавгуд, вы были на войне», – она громко всхлипнула. – Мне было так плохо тогда, и он просто позволил держать его за руку на протяжении всей поездки.

Гермиона попыталась сглотнуть комок в горле.

– Ты сказала, что он помогает тебе?

– Да. Помона и он много дней провели в лесу в поисках нужных ингредиентов. Он знает, что в этой местности должны быть редкие травы для целебных зелий, в частности, для тех, которые помогают при ожогах. Он варит их по ночам в кухне, когда все спят, и помогает мне наносить их. Вот почему я могу наконец ходить, Гермиона. Они отлично сработали на моих ногах, я почти не чувствую там боль.

Гермиона закусила губу и кивнула. Она только сейчас поняла, что услышанные ею из-за двери слова были не тем, о чем она подумала. «Вот так… ложитесь… блузку…». Он просто помогал ей нанести зелья.

– Тебе нужно извиниться, – Луна сжала ее руку. – Но я знаю, что он простит тебя.

– Я бы не была так уверена, – Гермиона вздохнула.

– Он говорит о тебе.

Гермиона удивленно заморгала.

– Что именно?

– Чаще всего что-то смешное.

– Смешное? – Гермиона недоверчиво нахмурилась: она не могла себе представить, что Снейп умеет шутить.

– Да. Что-то типа, «если доктор Грейнджер застукает меня за зельеварением, она отрежет мне яйца и будет использовать их вместо пресс-папье». А однажды он нашел одну очень пушистую траву и сказал: «Очень грейнджеровская, вы так не думаете?».

Гермиона не смогла решить, обидеться ей или нет.

– Значит, ничего приятного?

– А что ты ожидала? Это ведь Снейп.

– Он был добр к тебе.

– Да, но тебя не зажарили на вертеле.

Гермиона рассмеялась.

– Прости, – она покачала головой.

– Почему, думаешь, я сказала это? – израненные губы Луны изогнулись в улыбке. – Смех – лучшее лекарство. Я всегда знала, что братья Уизли были забавными, но… Мерлин! Джордж самый смешной человек, какого я когда-либо встречала. И он очень заботливый. Я его обожаю.

– Да, он очаровательный, – согласилась Гермиона. – И немного говнюк.

– Идеальное сочетание, – улыбнулась Луна. – Он нужен мне, чтобы вылечиться, потому что сейчас я тренируюсь.

– Тренируешься?

– Да. Теперь, когда мои ноги начали выздоравливать, я вызвала Шона Моллисона на соревнование. Наперегонки до вершины, где находится наблюдательный пункт.

– Что он ответил?

– Ну, ему потребовалось время, но он согласился. Он станет моим партнером по тренингу. Но в день гонки пусть будет осторожнее!

Гермиона поняла, что восхищается ею, ведь она делала это не только для себя, но и для Моллисона.

– Значит, теперь я могу звать тебя Луной?

– Да, – радостно отозвалась та. – Все могут.

***

Сначала Гермиона планировала трансфигурировать свой шарф в одеяло, чтобы они оба смогли на него сесть, но теперь она чувствовала себя слишком неловко, чтобы даже думать об этом. Они вместе стояли на берегу реки, засунув руки глубоко в карманы и наблюдая за беспокойной серой водой. Гермиона смотрела, как мимо очень медленно проплывают птицы, отчаянными рывками пытаясь одолеть течение. Она словно ощущала все их мучения.

– Я хотела бы извиниться, – тихо сказала она.

Он не ответил, и коронная снейповская невозмутимость на его лице осталась непробиваемой как стена.

– Я поспешила с выводами. Я знаю, что часто поступаю так, и это нужно изменить.

Она решилась взглянуть на него. В профиль хмурое выражение на его лице было меньше заметно. Казалось, он сконцентрировался на чем-то отдаленном, вероятно, воспоминании.

– Профессор, буду с вами откровенной. Я не горжусь своим поступком. Я не горжусь тем, кем я являюсь в этот период своей жизни, во всех ее сферах. Не знаю, что со мной произошло, но я чувствую себя абсолютно бездарной и, если честно, я подавлена. Не уверена, изменят ли что-то мои слова, или мне стоит просто принять тот факт, что на время вашего пребывания здесь нам будет лучше прекратить все контакты, как деловые, так и личные.

После долгого молчания он повернулся к ней. Его извечно мрачное выражение лица было на месте, но сейчас оно казалось скорее озадаченным, чем неодобрительным.

– Я бы хотел услышать ваше объяснение, прежде чем принять решение о дальнейших действиях.

Гермиона пожала плечами, ковыряя ботинком покрытую росой траву.

– Я могу сказать лишь то, что позволила эмоциям взять верх. С одной стороны, я думала, что защищаю Эмили… Луну. Но с другой, я злилась на вас. Я хотела наказать вас за то, что вы игнорировали меня. Я думала, вы намеренно пытались заставить меня ревновать. И я действительно ревновала. Знаю, вы много чего можете сказать о моем поведении и будете абсолютно правы. У меня слишком много недостатков. Вероятно, мне нельзя здесь работать.

Снейп снова отвернулся к воде.

– Вы женщина, которой явно давно не оказывали сексуальных знаков внимания.

Гермиона кивнула.

– Да, но есть кое-что еще. Вы показали мне то, чего, как я думала, во мне нет, и потому уже сдалась. А теперь, зная, что оно существует, я не хочу это отпускать. Не хочу становиться той, кем я была прежде. Хотя, с другой стороны, прежняя я не позволяла себе бить по лицу ни в чем неповинных людей.

– Я далек от невинности, доктор Грейнджер, – его голос казался тихим рокотом, почти затерявшимся в шуме бурлящей воды.

– Я знаю, что вы сделали для Луны и для других здесь. Без сомнения, вы неравнодушный и сострадательный человек. Но при этом я знаю, вы отрицаете собственные нужды, думаю, потому что полагаете, будто не заслужили их реализации. Мне кажется, вы поняли Шона Моллисона и Круциатус, так как сами точно так же наказываете себя.

Снейп долго молчал, а потом, наконец, вздохнул.

– Я думаю, у нас есть два возможных пути развития событий. Либо я говорю Линчу, что отказываюсь впредь взаимодействовать с вами, после чего мне придется отдаться во власть его занудных упражнений, шуточек ниже пояса от Уизли и тисканью Эллори, которая, кстати, весьма хороша в этом. Хотя ей не хватает уверенности в себе, которую при любом удобном случае подрывает одна «золотая девочка», безупречная в глазах Линча, но бесконечно сомневающаяся в своих способностях.

Гермиону совершенно ошарашили его слова, и она уже собиралась ответить, когда Снейп поднял руку.

– Или продолжим наше соглашение, пока вы не продемонстрируете, что достаточно созрели для того, чтобы помочь мне.

Гермиона обдумала его слова.

– Не уверена, что нам хватит времени. Я бы предложила итеративный*(1) подход. Раз я могу после каждой сессии сообщать, желаю ли я продолжать, у вас будет такая же возможность. Однако я хочу, чтобы на наших сессиях учитывались и ваши нужды. Думаю, сделать их частью процесса моего обучения, которое могло бы одновременно пойти на пользу и вам.