И вот однажды Дамочка сообщила мне, что она говорила обо мне с женщиной, которая делает этих кукол (я сразу же прозвал ее мастерицей-кукольницей), и та хотела бы со мной проконсультироваться из-за того, что стала быстро уставать. Я, разумеется, был не против и даже напросился к ней в гости, когда Дамочка сказала, что Николь делает кукол прямо у себя дома.
Николь оказалась изящной женщиной лет тридцати пяти. Тоже достаточно странная персона: француженка, переехавшая из-под Парижа в небольшой ирландский городок. Впрочем, не мне об этом говорить… Она жила здесь вместе со своим мужем, здоровенным рыжим ирландцем (просто классический тип), явно добродушным и явно не дураком подраться и выпить.
На мою просьбу показать как она делает такую красоту Николь откликнулась с большим удовольствием и мы пошли к ней в мастерскую. Я попросил разрешения присесть в уголке и, если это возможно, показать мне различные этапы работы. Сам я руками умею делать три вещи: лечить людей (ставить иглы и делать точечный массаж) и наоборот, ухудшать им здоровье (вплоть до летального исхода), а также по-любительски готовить. В общем, можно сказать, что ничего не умею. Но зато мне очень нравится, когда кто-то умеет и я очень люблю на это смотреть. Впрочем, смотреть на то, как мастер что-то делает, всегда приятно.
По-моему, Николь была только рада заинтересованному зрителю. В работе у нее одновременно было несколько кукол, так что она показала мне сразу несколько «процедур». Сначала она отлила несколько частей для новой куклы и даже поставила какую-то часть в печь на отжиг. Она показала, как кроит и вышивает куклам одежду, как кроит им обувь и перчатки. При мне она «построила» такую шляпку, которая сама по себе представляла произведение искусства. Все это длилось не менее восьми часов. Я тихо сидел в уголке, а Николь, кажется забыв обо мне, трудилась, не останавливаясь. Ее рыжий муж несколько раз пытался оторвать ее от этого процесса, но сделать это ему удалось лишь к вечеру. А я был в восторге, тем более, что уже знал, как нужно сделать так, чтобы Николь перестала быстро уставать. И сделать это было просто.
Когда мы перешли в гостиную пить чай (хотя была примерно полночь, Николь с явным неудовольствием оторвалась от работы), я рассказал им историю о том, как однажды мой учитель Ван давал лечебные рекомендации прямо «на ходу».
Дело было так. Когда Ван ходил в деревню лечить, он брал меня с собой, чтобы я учился ремеслу. И вот однажды он при мне «тормознул» человека прямо на улице. Он велел ему повернуться к солнцу и высунуть язык. Внимательно осмотрев его, он изрек: «Явное переутомление. Меньше работать, больше отдыхать. Меньше переживать, больше пребывать в покое. Хорошо питаться и радоваться жизни». Потом похлопал обалдевшего от такого осмотра крестьянина и пошел дальше.
– В вашем случае, – обратился я к Николь, – рецепт еще проще и короче. То, что вы любите свою работу и делаете ее с наслаждением, – это прекрасно. Но запомните три слова: нужно научиться останавливаться. Будете выполнять эту рекомендацию и все сразу станет легче.
– Так просто? – удивилась Николь.
– Ну, если нужно сложнее, то можно и сложнее. Во-первых, если вы научитесь останавливаться, то автоматически будете меньше работать и больше отдыхать. Это, так сказать, видимая или явная часть рецепта. Но есть у него и скрытая, но от того не менее важная часть, которая относится к уму. Кстати, думаю, вы обратились ко мне как к восточному врачу, но отвечу я вам как врач западный. Так вот, западная психология считает, что у человеческого ума есть три основных способа борьбы с эмоциями: подавить (или сдержать) их, выразить и избежать.
Подавление – это сознательное «запихивание» чувств поглубже. Сдерживание – это то же самое, только оно происходит бессознательно, само собой, можно сказать, что это защитная реакция организма: когда эмоция становится для него труднопереносимой, он «заталкивает ее в закрома и делает вид, что он про нее забыл, что ее как бы нет». Хотя она, конечно, есть и может вырваться в самый неподходящий момент.
Выражение – это «выведение» чувств наружу путем их «выговаривания», иногда даже «выкрикивания», или выражение их через тело. Например, классический семейный скандал с криком, истерикой и битьем посуды.
Но больше всего нас интересует избегание, ибо это именно то, что делаете вы, Николь. Избегание – это отвлечение от чувств, так сказать, бегство от них. Делаться это может множеством разных способов. За счет разного рода развлечений, позволяющих человеку отвлечься от своих внутренних проблем. Есть способы избегания, которые не одобряются обществом, например, пьянство. Есть такие, которые оно одобряет, это могут быть занятия спортом, путешествия, работа в саду и тому подобные вещи. А есть те, которые считаются чуть ли не доблестью, например, (как в вашем случае) трудоголизм. Так что заменой вашей избыточной работе вполне может стать отпускание лишних и ненужных вам эмоций. Тогда и «научиться останавливаться» будет значительно легче.
С Николь и ее мужем Гарбханом я, можно сказать, даже подружился. Даже сходил пару раз с Гарбханом в паб, где выяснил, что он тоже мастер… По части выпивания пива. Тут, пожалуй, даже О’Коннор не смог бы составить ему конкуренцию. В общем, посмотрел на другой вид мастерства. Но мастерство его жены мне нравилось намного больше и я еще несколько раз ходил посмотреть на ее работу. Видя, что мне действительно нравится то, что она делает, Николь, несколько поколебавшись (вообще она была весьма деликатна в общении), неожиданно спросила меня:
– Господин Минь, недавно я узнала, что вы не только врач, но и большой мастер рукопашного боя. Правда ли это?
Присутствовавший при этой беседе ее здоровяк-муж расхохотался. – При всем моем уважении к нашему дорогому доктору, какой из него мастер рукопашного боя?! Он даже кружку пива одолевает не без труда. Скорее, уж я мастер подраться. Даже если и не мастер, то точно большой любитель.
То, что Николь узнала об этой стороне моей «деятельности», меня не удивило. Разумеется, я не афишировал, что я это умею, но тут не Вьетнам, скрывать это особенной нужды нет. Да и как скроешь, если я совершенно официально работаю инструктором рукопашного боя. Так что это совершенно не «секретный секрет». Но меня удивило, что этот вопрос заинтересовал Николь.
– Видите ли, – продолжала она, – все эти куклы сделаны мною от начала до конца. То есть от эскиза до готового изделия. И многие из них в той или иной степени похожи на знакомых мне людей. Я вообще-то хорошо рисую портреты. Когда я училась в École nationale supérieure des Beaux-Arts (в национальной высшей художественной школе – перевел Гарбхан, который хорошо знал французский и часто помогал жене, когда у нее были проблемы с языком) в Париже, я выходила на улицу рисовать портреты людей. Сначала бесплатно, а потом, когда набила руку и стала делать это достаточно быстро, за деньги. Это было правильно: и заработок, и практика. И, надо сказать, у меня получалось, и я никогда не сидела без дела. И это при том, что художников рядом со мной сидела куча и конкуренция была немаленькая. Так вот, мне бы хотелось увидеть ваши занятия и сделать куклу, похожую на вас. Вы сами видели, мои куклы на шарнирах, так что я могу заставить их «принять» любую позу. Если бы мне удалось увидеть динамику ваших движений…
– Хотите сфотографировать? – поинтересовался я.
– Ни в коем случае, – засмеялась Николь. – Я уважаю фотографов и фотографию, но это не мое. Фокус рисованного портрета в том, что на нем видно больше, чем на фотографии, а иногда даже больше, чем по лицу.
– Да ладно, – недоверчиво сказал я.
– Можем проверить, нет ничего проще, – уверенно сказала Николь. – Полчаса – час и вы сами убедитесь, доктор. С этими словами она указала мне стул напротив окна.
– Никак портрет с меня собирается писать, – подумал я. – А зачем мне портрет? В квартире Мо есть зеркало высотой в человеческий рост. Мо говорил мне, что у хозяина был огромный старинный шкаф, в дверцу которого изнутри было вставлено это зеркало. Шкаф выбросили, а зеркало извлекли и повесили на стену. Так что я могу смотреть в него целый день до одури. Но пялиться на себя мне и «в живую» не интересно. Так что я буду делать с собственным портретом? Вставлю в раму и буду любоваться? Или гостям показывать?
