- Идём, – лишь кивнув головой в знак согласия, так же коротко, как и в прошлый раз ответил Учиха старший, а затем нехотя поплёлся за рыбоподобным напарником.
Провожая любимого взглядом, Таюя подошла к ржавой решетке, и, обхватив руками прутья, стала смотреть Акацкам вслед. На ходу обернувшись, Итачи взглянул ей в глаза, его зрачки горели Шаринганом, Мангекью Шаринганом.
- Цукиёми, – тихо прошептал Учиха старший, и Хокумон, с такой силой застонала на всю тюрьму, от того, что увидела за одну секунду, а почувствовала, будто за 72 часа, от чего Хошигаки даже обернулся.
- Что это было? – задал вопрос ошеломлённый Кисаме.
- Ничего, – ответил Итачи подтолкнув напарника к выходу, и, отворачивая его синюю акулоподобную голову от камеры, только что дважды за сегодняшний вечер получивший неимоверное удовольствие Звуковички. Пожав плечами Хошигаки отвернулся, и они оба покинули тюрьму.
====== Глава 5. Побег ======
Пробыв на собрании примерно 3 часа, Итачи уже почти заставил Таюю заснуть в ожидании его. Акацки не обсуждали ничего из того, на что Учихе следовало бы обратить особое внимание, так, речь шла как всегда об Узумаки и Девятихвостом. Потом, к концу собрания, сменилась неожиданной гибелью Орочимару, от чего надобность в Хокумон, да и в последнем допросе её на рассвете и вовсе отпали. Поэтому было решено просто убить Звуковичку утром, с первыми лучами солнца. Договорив что-то о Звуке и Орочимару, голограмма Лидера как всегда растворилась в воздухе, не настоящая Конан, и те, кто сейчас были на задании – тоже. В зале сбора осталось лишь парочку Акацуков, включая Итачи и Кисаме, первому из которых всё же удалось уговорить Пейна, предоставить именно ему возможность расправиться с Таюей, а второму, глава Акацки поручил разведать обстановку в Ото, что могло означать лишь одно – Хошигаки не будет в логове все следующие сутки. И обе эти новости радовали Учиху в достаточной мере, вот только ни единого намёка, на свои эмоции он как обычно не подал. Брат Саске всегда умел скрывать истинного себя, под маской холодного и надменного Шаринганистого психа, в чём ему не было равных, ни среди их клана, ни среди Акацки.
- Итачи-сан, зачем вам понадобилось самому убивать эту красноволосую стерву? – непонимающе прервал размышления уходящего из зала Учихи, еле успевший догнать его Кисаме.
- Хм… – ничего не произнеся, лишь протянул Итачи и слегка покосился на напарника своими чёрными как у ворона глазами, отчётливо давая понять Хошигаки, что это не его дело, и продолжил свой путь.
Так и не получив от напарника дельного ответа, впрочем, как и всегда – мастер гендзюцу и раньше был молчалив и скрытен, Кисаме остановился. Провожая впервые за всю их совместную работу недоверчивым взглядом Учиху, Хошигаки лишь тяжело вздохнул, тупо повторив давно привычную ему фразу:
- Как скажите Итачи-сан, – и отправился на задание, совсем недавно порученное Лидером.
Быстрым шагом, почти бегом, на этот раз позабыв даже взять с собой свечу, Учиха перемещался по логову Акацки. Уже через минут пять, оказавшись в длинном, холодном коридоре тюрьмы, где провёл почти весь сегодняшний вечер, Итачи с грохотом хлопнул тяжёлой ржавой дверью камеры, войдя внутрь «коробки», от чего только что проснувшаяся Таюя в ужасе невольно дёрнулась на койке, приготовившись ко всему, что могло её ожидать. Но ничего такого о чём подумала Хокумон, так и не произошло – ни Дейдара, ни Зетцу, ни Хидан, ни даже Кисаме не пришли сюда, что бы убить её. В «дверях» камеры показался только Итачи, так почему-то и не закрывший за собой грязную ржавую решётку. Мгновенно узнав Учиху, девушка вскочила с драного матраса, напрочь позабыв про сон. Она подошла к Акацуку, легко приобняв его, и прижавшись к скрытой чёрным плащом с красными облачками груди Итачи головой. Учиха ответил ей взаимностью. Вот так, в объятьях друг друга они простояли ещё пару минут, а потом, медленно проведя по красным прядям Звуковички рукой, Акацук произнёс:
- Пойдём, – фраза прозвучала с той же наигранной краткостью, с какой Итачи всегда говорил, вот только теперь в ней уже не было надменности и холода, а выражалось, что-то большее, чем просто сочувствие.
- Куда? – немного отстранившись, непонимающе подняла глаза на него Хокумон.
- Увидишь, – так же коротко ответил Учиха, в последний раз разорвав гробовую тишину «коробки» эхом его голоса, и грубо ухватив Таюю за одно из хрупких бледных запястий, почти силой потащил за собой, ничего не говоря.
- Эй, стой!!! Куда ты меня ведёшь? Ша… – девушка оборвала слово на середине, хотев назвать Учиху старшего, так как называла его раньше – «Шаринганистый», но мгновенно вспомнив, что он ей сказал, в тот вечер, когда спас от «Противной голубой Рыбы», да и то, что теперь их сближало нечто большее, чем просто общие темы для разговора, тут же исправилась, – Итачи?!!!
Брат Саске так ничего и не ответил, лишь окинув Хокумон, каким-то странным грустным взглядом, от чего Звуковичка моментально поняла, что сегодня видит «Шаринганистого» в этой «коробке» в последний раз, и, перестав бессмысленно вырываться, молча пошла дальше навстречу своей судьбе.
Пройдя массу каких-то лабиринтоподобных коридоров, Итачи и Таюя вдруг остановились перед дверью. Вокруг зависла гробовая тишина бессмысленного ожидания. Простояв так, ещё приблизительно секунд десять, по-прежнему безмолвно Учиха старший вдруг, с силой толкнув рукой дверь, грубо втащил девушку внутрь. Даже не упираясь ногами, и уже сообразившая, что это конец, и здесь оборвётся её жизнь, Таюя спокойно вошла в комнату, мысленно ругая себя за то, что поддалась сладкому обману «Шаринганистого»: «Так и знала, он убьёт меня, это было очевидно. Ебать твою мать, ну ты и дура, Хокумон, что могла довериться Акацуку. Размечталась, как сопливая баба. Ну, переспал он с тобой, и что? А ты идиотка сразу же в эти на хрен долбанные сопли поверила. Знала ведь дура, что любовь и Учихи – понятия несовместимые…».
После долгого пребывания в тёмной, скрытой полумраком камере свет нового помещения, буквально ослепил Таюю. Оказавшись в комнате девушка, невольно стала тереть поражённые от столь яркого освещения болью глаза, даже не зная, где теперь очутилась. Заметив, что Звуковичка не слишком уютно себя ощущает, Итачи остановился, давая Хокумон время прийти в себя, и с наигранной безразличностью уставился на неё, будто чего-то выжидая.
Ещё немного потеребив свои несчастные глаза обрамлённые тёмными рядами длинных ресниц, Таюя наконец-то убрала руку от лица, и немного привыкнув к яркому свету, полностью открыла веки. Но каково же было удивление девушки, когда вместо камеры пыток, или любой другой неприятной коморки, взору девушки вдруг открылась обычная комната. Быстро пробежав глазами по помещению, недоумевающая Хокумон удивлённо задала вопрос, даже немного запинаясь от волнения:
- Но… Но… разве ты не собирался убить меня на хрен? – она ещё раз невольно прошлась взглядом, уже почти догадываясь, где находиться, а затем добавила, – ваш уёбочный Лидер же приказал избавиться от меня, так?
На что Итачи изобразив на лице подобие той улыбки, которую когда-то дарил брату в детстве, невольно усмехнулся, и, притянув Звуковичку чуть ближе к себе за запястье, которое всё ещё держал в руке, тихо произнёс:
- Глупая, я же люблю тебя, – сразу за словами последовал страстный поцелуй, так и не давший Хокумон что-нибудь ответить, и лишь вновь подаривший ей, несколько минут приятного наслаждения от прикосновения его губ. Затем, наконец, оторвавшись от лица Звуковички, Учиха договорил предложение, – пошёл к чёрту этот ублюдок – Лидер, пусть трахает свою Конан и мучает кого-нибудь другого. Убить тебя я ему ни за что не позволю. К тому же, умереть от моей руки, ты должна на рассвете, и у нас ещё есть время побыть вместе.
- А как же рыба? – указав на противоположную сторону комнаты предполагаемой спальни Итачи и Кисаме пальцем, где находилась кровать Хошигаки, недовольно спросила Таюя, намекая на то, что её присутствие явно могло не понравиться «акулоподобному».
