– Эй, что ты там делаешь, следопыт? – Ольга, накинув куртку, стояла на террасе и с недоумением смотрела на него. – Кто-то обещал мне завтрак.

«Она сегодня какая-то особенно красивая», – мелькнуло у него в голове.

– Ты не видишь ничего странного? – нахмурился он. – Тебе сверху лучше видно.

– Я вижу очень странного человека, который играет в Зверобоя, Ната Бампо.

– Кто это? – вскинулся он. – А-а-а, Фенимор Купер… И тебя ничего не удивляет?

– Как такое может не удивлять?! Надеялась, что в это утро будут другие игры.

– Смотри внимательно, куда ведут следы – от забора в дом. А обратно – не ведут.

– И?

– Кто-то забрался к нам через забор, видишь?

– Тогда в доме кто-то есть, – улыбнулась она. – Но никого, кроме меня.

– А в гараже? Мы ведь там не были.

– Детектив с фотоаппаратом прячется в гараже? – искренне рассмеялась она.

Он посмотрел на следы: слишком очевидно… Признал:

– Да, чушь какая-то… Но кто же их оставил?

– У нас вчера был полный дом гостей.

– И кто-то полез через забор, а вышел со всеми через дверь?

– Ну…

– Ольга, гости пришли все вместе и ушли все вместе. Мы ходили провожать. Это ещё не всё: такое ощущение, что это следы от моих ботинок.

– В смысле?

– Или точно таких же.

– Может, это не за мной приходили, а за тобой? За твоей драгоценной рукописью?

– Можно сколько угодно надо мной смеяться и обзывать параноиком…

– Иди ко мне, я тебя успокою.

– Ну, Ольга, разве это не странно? – настаивал он.

– Это Лука, гадёныш. Он только с виду ангел. Вечно чего-нибудь такое выкидывает.

– Лука? Этот мальчик, сын твоих…

– Он, засранец!

– И у него лапа размером с мою?

– Нет, конечно, иначе было бы не так интересно. Вообще, они хорошие дети. Это такое хулиганство. Значит, ты ему понравился.

– Лука?

– Тебе показать, как он это сделал? Могу, у нас с ним одинаковый размер обуви.

– Нацепил мои ботинки и…

– Пошёл спиной вперёд, – она кивнула. – И вернулся по своим следам. Старая шутка.

Он стоял во дворе то ли растерянный, то ли сконфуженный, прекрасно понимая, как нелепо он выглядит. Парень-то разыграл его, как лоха, а его подозрительность помешала не выглядеть в этой ситуации дураком. Нет, может, он и вправду жалкий параноик? Он посмотрел на неё чуть ли не виновато, но Ольга только улыбнулась в ответ:

– Ну, а теперь иди ко мне, я тебя спасу, сегодня моя очередь.

В этот день он работал, как никогда прежде. Пятнадцать страниц нового текста, из которых отбракуется, может, одна, максимум две. Книга буквально лилась из него, словно этот дом в горах послужил щелчком, катализатором. Он снова был Писатель, он мог написать всё что угодно, создать любые Миры, любые Вселенные; Телефонисту просто повезло, а ведь с тем же успехом он мог сделать новых «Танцующих на крышах» или новую «Войну и мир»; любым языком: простым или экспериментальным, вязкой заумью или триллер-лэнгвичем, от которого не оторваться, сложным, сквозь который стоит продираться, или лёгким, чистым и прозрачным, который можно пить. Он был всемогущим в этом доме посреди снега; он почти любил Телефониста и был абсолютно счастлив со своей женщиной здесь, прекрасно понимая, что это эйфория, и как любая эйфория, рано или поздно это должно кончиться. Но эта идея была где-то вдали, на периферии, почти в тени; она присутствовала в настоящем моменте лишь константой напоминания, но никак не определяла его.

Закончив работу, он удовлетворённо потянулся и отправился варить себе кофе. И опять вспомнил про следы. Но снег уже растаял, забрав с собой все воспоминания о его тревогах.

Я стал ближе к тому, кого мы ждём. Осталось всего несколько шагов. И ты опять со мной. Моя кожа может становиться твёрже, а сердце замедлять свой бег. Сознание очищается от всего старого, ветхого; отживший панцирь, кокон и сияющие крылышки бабочки внутри… Я помню твою метафору, хотя ты говорила о могуществе. Вот-вот, ожидание, несколько листов… Что бы я делал без тебя, невыносимо. Мы с тобой одни в этом мире, укрытом снегом, и никто не догадывается, где под ним спрятан кокон. Но мы умеем ждать.

Я люблю тебя.

– Как сегодня поработал, наглый парень?

– Наглый парень? Это что-то новенькое.

– Ну здесь ты стал как-то особенно наглым, – она подошла вплотную и хлопнула его по ягодице.

– За что?

– Авансом. Так как книга?

– Отлично. Божественно. Супер.

– Вижу. Рожица довольная.

– Этот гад теперь занят новым проектом. Бассейн или аквариум, пока не решил.

– О господи, даже боюсь предположить, что там.

– Ага, – довольно ухмыльнулся он. – Эта сволочь совсем сошёл с катушек.

– Ты это… про гильотину-то серьёзно говорил? Из рисунка не совсем ясно.

– Да. И свечи! Помнишь, там лежали на переднем плане, всё никак не мог понять, для чего они? Так вот, всё сработало. Говорить не буду, сама потом прочитаешь, первая, с тобой ведь обсуждали… Ты моя муза.

– Ага, твоя Гала, – посмотрела на него насмешливо. – И я опять про выставку. К тому, что на экспозиции… ты хотел разместить две горящих свечи под рисунком, и, может быть, тогда кусок готового текста из этой главы или название и текст?

– Валяй, мне теперь ничего не страшно!

– И ты обещал свой саундтрек?

– Не мой, а этой сволочи.

– Только музыкальные предпочтения у вас одинаковые.

– Нет, лишь частично. Вкус-то у него хороший, но… однобокий, как заезженная пластинка, и из него он выбраться не может, заперт, как в скорлупе. Ещё одна его характеристика, кстати.

– Жуть. Слушать одно и то же. Даже без расчленёнки он – маньяк.

– Ну, пошли со мной? – попросил он снова.

– Нет, – Ольга сразу помрачнела.

– Мне надо поставить на удачу! Традиция такая с каждой новой книгой, любым способом – проверить удачу. А раз уж тут казино…

– Ну и иди, только ненадолго… Завтра уезжать, – она улыбнулась, словно отгоняя какое-то мрачное воспоминание.

– Ну, почему нет?

– Ты въедливый! – снова нахмурилась.

– Не понимаю, почему бы нам не нарядиться… Зелёное сукно, люблю рулетку. Хлявное бухло опять же.

– Я пас.

– Но почему?

– Ты правда хочешь знать? – Она не стала дожидаться его ответа. – Кирилл Сергеевич! Мне это зелёное сукно так травило всю жизнь. Довольно долго.

– Он?

– Да. Он не просто играл, он был болен. И всё вокруг рушилось к херам. Я хотела уйти, но он бы тогда просто пропал. Именно тогда я разлюбила его. Он справился. Сам. Без помощи врачей. Со своей игроманией. Сам. Так-то вот.

– Чёрт…

– И уважение к нему вернулось. А любовь – нет. Так что я теперь обхожу казино. И ненавижу рулетку.

– Ну, прости, я же… не знал.

– Ты здесь ни при чём.

– Хочешь, тогда я тоже не пойду?

– Иди. Чего мне рушить твои традиции… И потом, – она махнула рукой, – тебе это не грозит. У тебя свои игроманьки.

Он снова поставил на зеро. Когда во второй раз он не убрал ставку, дилер подумал, что перед ним лошок: выиграл случайно, а решил, что пришёл в банкомат за деньгами. Дилер не особо нервничал, ставка была не крупной, но парню повезло, снова выпал «ноль». Дилер усмехнулся и поздравил парня с выигрышем: всё в порядке, другие за этим столом только что проиграли намного больше. Тот убрал ставку и подождал всего лишь пару спинов. И в третий раз поставил на зеро. Это была уже наглость.

Парень обезоруживающе улыбнулся, дилер улыбнулся ему в ответ. И подумал: «Ты так вон тем двум сучкам лыбься». Сучки, судя по всему, были дорогими шлюхами, а может, чьими-то жёнками, что, по мнению дилера, было одно и то же; бабла они уже спустили немерено.

– В городе Сочи тёмные ночи, – весело, чуть вальяжно, развлекая публику, и очень вежливо сказал дилер. И бросил шарик. Он был опытным, вряд ли бы попал точно в цифру, но в примерный сектор мог. Он бросил шарик в сектор, расположенный на круге напротив зеро, и выпасть должно было что-то типа «5», или «10», или «24», но никак не «0», рядом не стояло.