– Короче, продал душу дьяволу, – заключила она.

Сейчас Мадам смотрела на его довольную физиономию и не могла понять, что не так. Съехались бы они с Ольгой, что ли… Он, что, правда ничего не понимает, или привык бобылём? Ну, паранойя с его кабинетом, особенно с рабочим столом, которого и касаться-то можно только в его присутствии, но в остальном он… действительно милаха.

Потом Мадам сказала:

– Ты обещал купить новый пылесос.

– Купил. Да ещё «Борк». Я хороший?

– Сойдёшь. Я… Ну вот, Телефонист… Я имею в виду, что в конце его вроде бы поймали.

– Ага! – воскликнул он весело. – Значит, ты всё-таки читала.

– Ну-у, – Мадам пожала плечами. – Любопытно же узнать, кто твой работодатель.

– И чего, не понравилось? А автографы для подруг?

– Пишешь ты хорошо, – сказала прямо. – Но о такой гадости.

– Ну да, – кивнул он довольный. – Два миллиона человек тоже так решили.

– Я к тому, что в четвёртой книге всё закончилось. Там не до конца ясно, ловят его живого или…

– Да, я его закопал! – ухмыльнулся он. – Утопил. Убил гадину!

– Вот именно.

– Пришлось его воскресить. Рынок, читатели… Это они его вернули.

– Читатели виноваты…

– Такое не раз случалось. Остап Бендер, например.

– Это другое, – отрезала Мадам и удивилась неожиданным ноткам раздражения в собственном голосе.

Он посмотрел на неё удивленно:

– Не нравится тебе Телефонист, ясно. Мне тоже. В этом и фишка.

Она поморщилась: и правда, что на неё нашло? В конце концов, это его дело, как обеспечивать свой доход. Молодец парень! Из этого дохода он ей и платит, кстати… Вздохнула; он смотрел на неё и вдруг игриво и менторски протянул:

– Тёмные зеркала, Елена Павловна, тьма человеческой души никогда не заканчивается. Улыбнись ты уже.

– Ладно, – вздохнула ещё раз. – Да всё проще: если твой Телефонист в конце умирает… К тому, что с Бендером не требовалось ничего объяснять.

– Как ты всё чётко просекаешь! – похвалил он. – Да, его надо было вернуть правдоподобно. Что я и сделал. Всё здесь, – удовлетворённо похлопал по листкам бумаги. Удивительно: всё ещё писал рукой, а потом набирал в компьютер. На глаз Мадам определила страниц пятьдесят. – Пришлось подумать, поработать бедной башкой. Десять дней трудов, и наш парень снова с нами.

– Ну, и чего это за фокус? – от её недавней мрачности, к счастью, не осталось и следа.

– А вот вспомни внутренние монологи Телефониста, если и вправду читала… Парень ведь настолько свихнулся, что считал себя супергероем.

– Ты что, серьёзно?

– Да нет, – он рассмеялся. – Конечно, я-то так не считаю. Никаких комиксов. Это было бы нарушением жанра. Но сильные психологические сдвиги могут оказывать влияние на физиологию, да как ещё. Йоги, шизофреники и тэ дэ… Всё медицински достоверно и проверено.

– Йоги-шизофреники, – ну вот она и усмехнулась. – Ладно… Рада, что это вывело тебя из депрессии и пьянства. И хоть шлюшек перестанешь таскать.

– Это… были… просто старые знакомые.

– Не моё дело. Прости, случайно с языка сорвалось.

– Всегда подозревал, что Ольга тебе приплачивает.

– У неё ключи твои есть. А если б она…

– Мы поссорились. Сильно.

– Тем более! Доиграешься ты…

– С ней? Я понял: нравится она тебе. Чтоб уж не оставалось с этим вопросов – мне тоже. Наверное, очень. Но всё не так просто. И потом…

– Только не заводи снова про свободных людей.

– Тебе обязательно уезжать?

– Ну, ведь дочь…

– Знаю.

– На месяц всего. И замену себе нашла.

– Знаю.

– В хорошей семье убирает женщина, я её тоже иногда подменяю.

– В кабинет мой пусть не суётся.

– Предупредила уже! Вот ты маньячина всё-таки.

Он почесал за ухом:

– Ну, с Телефонистом не сравнить.

Она помолчала. И вдруг всё стало предельно ясно: и раздражительность, и это словно наваждение. Сказала тихо:

– Этот маньяк в Тропарёвском парке… Говорят, подражал твоим книгам.

Вот теперь он выглядел искренне удивлённым:

– Мадам, ну ты даёшь! Веришь байкам из интернета?! Не путай причину со следствием.

– Да не путаю я… И вот следователь этот…

– Послушай: Форель пишет всего три года. А пареньку тому за тридцать. На порядок больше. И он уже много лет орудует, – снова почесал за ухом. – А вот поймали его точно благодаря моим книгам.

– К тому, что следователь этот даже некоторое время тебя самого подозревал.

– Да знаю я всё! Подозрительный параноик.

– Кто бы говорил.

– Следак Сухов, Ваше благородие… – вдруг насмешливо пропел он. – Не, ну доля паранойи – часть его работы, но… ведь и пределы видеть надо.

– Всё, как в твоих книгах: рассматриваешь все варианты, и когда их отбрасываешь, самый немыслимый оказывается верным.

– Тогда Телефонистом должна была быть ты.

– Очень смешно. Вот уж у кого не заладилось, так это у вас с Суховым.

– Да нормальный мужик. Лёха и Лёха. Кстати, будет в новой книге.

– Зачем тебе?

– Интересный экземпляр. Явный когнитивный диссонанс.

– Говори по-русски.

– Думаю, он вор. Но искренне верит в «чистыми руками».

– Чёй-то?! – Мадам сухо нахмурилась. – Ты поймал его на взятках?

– Слушай, у нас не Лос-Анджелес. Менты под прикрытием не ездят на спортивных «БМВ». Всё проще.

– У него дочь-подросток. И он её воспитывает один, кстати.

– А я чего? Я не в претензии. Я сам вор. Уже ободрал пару миллионов человек и собираюсь нагреть ещё больше.

– Хмм…

– У нас здесь не стерильный Запад. У нас нормальная пацанская страна. И по-пацански мы все правы.

Теперь пришла ей очередь усмехнуться:

– Сливаешься со своими персонажами?

– Отчасти.

– Значит, решил вот так отомстить Сухову? А мне кажется, он очень неплохой человек.

– Мада-ам…

– А к тебе с недоверием относятся все. Кроме Ольги. И меня. И правильно.

– Чёрт… – он изобразил расстроенную мину. – Собаку, что ли, завести?

Мадам приступила к уборке, и его беззаботное насвистывание утонуло в звуке работающего пылесоса. За окнами таял снег. Так или иначе, весеннее обострение коснётся всех. Она вдруг вспомнила о своей бабке: та лечила народными знахарскими средствами и неплохо гадала, за что соседи в шутку прозвали её «конотопской ведьмой». Бабушка умела ещё кое-что… Кстати, интересно, её так же звали – Еленой Павловной. На какое-то мгновение Мадам остановилась. Пылесос продолжал гудеть, но его звуки несколько отдалились. Мадам смотрела в пустоту между собой и окнами, за которыми таял снег. Её раздражительность никуда не ушла. И дело не в том, что ей понравился следователь Сухов, незаслуженно обозванный «вором». И теперь она знала, за раздражительностью скрывалось

(выбрался из своей тьмы)

что-то намного более неприятное. И это напугало её. «Телефониста» – не литературного персонажа, а реального – поймали благодаря его книгам. Сухов подозревал, к счастью, всё обернулось по-другому. И действительно, Форель пишет всего три года, но…

– Чушь! – выдавила Мадам, возвращаясь в привычный мир. – Это никак не связано.

Никак. Чего бы там ни произнёс бабушкин голос, оставленный в детстве.

«Не вовремя я уезжаю, – вдруг подумала Мадам, продолжая уборку. – Лучше б ты уже оставил эту чёртову Форель в покое».

Конотопская ведьма и весеннее обострение… Всё это существовало за пределами привычного мира. Как и Телефонист. Его поймали благодаря книгам, которые написал Форель, связав реальный и выдуманный мир. Поймали, всё так. И теперь он вернулся.

…Они меня никогда не найдут. Место, куда я ухожу, в их Вселенной не существует. И им приходится иметь дело с кем-то другим. Всегда с кем-то другим. Потому что они ошибаются, а я нет.

Она оставалась связанной уже не меньше четырёх часов. Точнее, четырёх – с тех пор, как он ушёл. И хоть бандаж был сделан искусно, не причинял болевых ощущений, тело начало затекать. И очень хотелось пить. Вероятно, это тоже часть игры. Так она думала. По крайней мере, некоторое время назад. Она на всё согласилась сама. Он предложил, и она согласилась. Хотела попробовать, давно хотела. Её руки были жёстко закреплены вдоль тела при помощи колодок, ноги разведены в стороны и закреплены бандажными ремнями так, что опустить она их не могла – ремни крепились цепями на уровне её плеч. Она была беспомощна и почти неподвижна, могла лишь немного смещаться вдоль деревянной поверхности стола. Как она и хотела. По крайней мере, когда всё начиналось. Ей удалось чуть сдвинуться, чтобы голова не оставалась на весу, хотя ребро стола с каждой минутой всё невыносимей впивалось в затылок. Тогда она сдвигалась к краю, голова опрокидывалась, и к ней тут же приливала кровь. Когда он был с ней, это тоже было частью игры. Кожаный ошейник, прикреплённый такой же цепью к поясу, он ослабил. Собственно говоря, это была вся оставленная ей свобода движения. И ещё он оставил её голой. Выскользнул из комнаты, словно на несколько минут. На пол упала плётка. Он хлестал её, но… терпимо. Она даже не ожидала от себя, что, наверное, смогла бы вытерпеть сильнее. И ей понравилось; не сразу, но очень понравилось. Она многого от себя не ожидала. И прежде всего, полного доверия к абсолютно незнакомому человеку. Как только она переступила грань и полностью оказалась в его власти, пришло это доверие… Тоже ведь странно.