– Разрешите объяснить?

– Да уж, объясни!

– Во-первых: не надо на меня кричать, – Роман начал нарочито спокойным и тихим голосом. – Во-вторых: не надо «тыкать». Мы оба офицеры и давайте уважать наше звание.

– Ты меня будешь учить? – продолжал на повышенных тонах Петренко.

– Нет, товарищ полковник, – продолжал спокойным ровным тоном Калугин. – Это неблагодарное занятие. Разрешите мне все-таки пояснить свою позицию.

– Какую позицию, Калугин? Ты совсем сбрендил? Я тебе приказал! Ты не выполнил приказ! Какая, к черту, позиция?

– Вы задали мне вопрос, – не сдавался Роман. – Вы хотите получить ответ? Или для вас это неважно?

– Продолжай! – наконец-то, согласился комбат.

– Я считаю, что Романова отчислять не за что! – и, не дожидаясь очередного взрыва эмоций, капитан продолжил. – Да, он совершил грубый дисциплинарный проступок. Но в той ситуации, которая у него сложилась, Романов поступил как мужчина. Мы же здесь учим курсантов не только командовать направо, налево, но, главное, принимать решения ответственные и правильные на данный момент.

– Как у тебя все складно, капитан, – немного утихомирился полковник. – Значит, ты считаешь, что находясь в наряде с оружием, он имел право пойти в самоволку, чтобы устроить разборки со своей женой?

– А как бы вы поступили в такой ситуации? – спросил Калугин.

– Ну не так! Это точно!

– Не уверен! – продолжал переубеждать комбата Роман. – Вы представьте себе, что вы стоите в наряде, а к вашей жене пришёл любовник. Вы об этом узнали и…

Петренко молчал, нервно постукивая карандашом по столу.

– … И остались бы бездействовать. На следующий день сдали наряд. Дождались выходных. Получили бы увольнительную и пошли бы выяснять отношения с женой. Так? – Роман ждал ответа от начальника, но тот продолжал молчать. – Я считаю, что Романов поступил так, как сделал бы это любой другой мужчина. Причем, берите во внимание то, что он не устроил драку, не применил оружие. Он убедился в том, что жена ему не верна, и вернулся на службу. Я настаиваю на том, что отчислять курсанта Романова нельзя. Если хотите, могу об этом же доложить начальнику училища.

– Так! – рявкнул Петренко и от злости разломил карандаш пополам. – Завтра к утру документы на отчисление ко мне на стол. Если ослушаешься, пиши рапорт на увольнение. Свободен.

Роман шел домой и всю дорогу думал, как поступить? Неужели все настолько плохо, что офицеры перестали дорожить своей честью? Как можно в угоду каким-то формальностям, сломать жизнь человеку? Отчислить курсанта из училища за нормальный мужской поступок? А, собственно, чему удивляться? Несколько лет назад, все тот же Петренко отправил отличника замкомвзвода в «Тмутаракань», а сыночка большой начальницы вместо него служить в Германию. Ничего в этом мире не меняется. Следует завтра идти к начальнику училища и все объяснять. За судьбу Романова надо бороться.

На следующий день Калугин ждал в приемной начальника. Он был уверен, что генерал его поддержит. Секретарша подняла трубку, потом обратилась к Роману:

– Капитан Калугин, заходите. Начальник ждет вас.

Генерал сидел за большим столом и подписывал какие-то документы. Бумаг на столе было много.

– Докладывайте, капитан, – не поднимая головы, сказал начальник.

– Товарищ генерал, я хочу пояснить вам ситуацию с курсантом Романовым.

– Я что-то не припомню, что там с вашим Романовым? – спросил генерал все также, не поднимая головы.

– Самоволка из наряда, – уточнил Калугин.

– Ах, да, вспомнил, – начальник поднял взгляд на Калугина. – Так этот курсант из вашего взвода?

– Так точно, товарищ генерал.

– И что здесь прояснять? Грубейшее нарушение. Надо отчислять, – и генерал снова наклонился над бумагами.

– Дело вот в чем, – продолжил Роман. – У него сложилась сложная семейная ситуация. Жена изменяет. Он узнал об этом, когда заступил в наряд. Обратился к дежурному по батальону с просьбой отпустить его на два часа. Тот оставил просьбу без внимания. Романов отлучился самовольно. Но никаких сложных последствий не было. Исходя из этого, прошу вас ограничиться строгим взысканием, но не отчислять Романова из училища. Он будет хорошим офицером. У него есть характер. К тому же, хорошо учится.

– Напомни-ка мне Калугин, кто был дежурным по батальону?

– Старший лейтенант Усов.

– И что, – генерал нахмурил брови. – Он не догадался в этой ситуации сообщить вам или ротному? Это что за отношение к курсантам? Вы разговаривали с ним?

– Да, разговаривал. Но он не хочет обсуждать этот случай. А командир батальона считает, что Усов поступил правильно.

Генерал поднялся со своего места, подошел к маленькому столику в углу кабинета и налил себе минералки. Потом повернулся к капитану:

– Минералку будешь?

– Нет, спасибо! – ответил Калугин.

– Жена изменяет, это очень плохо, – рассуждал начальник. – Для офицера это неприемлемо. С такой женой надо расставаться незамедлительно. Иначе вся служба насмарку. Так ты говоришь, он там ничего не натворил. Разобрался мирно?

– Да, товарищ генерал. Убедился, что все так и вернулся в роту.

– Знаешь что, Калугин, приведи мне этого Романова. Хочу с ним поговорить, – принял решение начальник. – Если все так, как ты говоришь, то парня отчислять не будем.

– Есть! – ответил Роман. – Разрешите идти?

– Нет, погоди, капитан, – остановил Калугина генерал. Он подошел к столу и долго искал какие-то бумаги в стопке с документами. – Вот. Нашел. Твой комбат Петренко на тебя такую аттестацию написал, что гнать тебя надо из армии. Почитать хочешь?

– Нет желания, – спокойно ответил Калугин. – Я догадываюсь, что там написано.

– По мне, капитан, ты офицер хороший. Конечно, со своими тараканами, но хороший. Я эту филькину грамоту заставлю переписать. Но, – генерал подошел к Роману и жестом предложил ему присесть на стул. – Есть одно «но». Я, Калугин, ухожу на повышение. И очень скоро. Вместо меня придет новый начальник. Между прочим, однокашник твоего Петренко. Как он себя поведет, я не знаю. И если честно, какое-то мутное назначение. Что-то там нечисто с моим сменщиком. Надо бы тебе, Калугин, с комбатом пока замириться. Наладить отношения. Жалко будет, если съедят тебя. Попробуешь?

– Спасибо, товарищ генерал, за доверие. Я попробую, – ответил капитан.

– Ну, вот и хорошо. Жду твоего Романова, – генерал опять сел за стол и занялся бумагами.

– Разрешите идти? – обратился к начальнику Калугин.

– Идите!

Романова не отчислили. Наказали его тремя сутками ареста, но в училище оставили. Петренко после этого был в ярости. Обещал на офицерском совещании не забыть Роману эту, как он выразился «подставу». И через пару месяцев слово свое сдержал. С приходом нового начальника, друга юности полковника Петренко, у Калугина начались серьезные проблемы на службе. Взыскания сыпались как из рога изобилия. В конце концов, Петренко поставил вопрос перед общим собранием офицеров, об увольнении Калугина из рядов вооруженных сил.

Офицерское собрание было назначено на пятницу, а сегодня, в среду, капитан Калугин, проходя по длинному коридору управления, увидел высокую худощавую фигуру Александра Четвертова, бывшего начальника особого отдела. Александр недавно перешёл на другую должность в управление. Роман удивился, увидев Четвертова около своего старого кабинета.

– Роман Алексеевич, зайдите ко мне, – указывая жестом на дверь своего кабинета, вежливо сказал майор Четвертов.

– А перед контрразведкой я, чем провинился? – с легкой иронией спросил Роман. – Нечто и с вашей стороны на меня Полкана спустят?

– Да ну! Что вы, Роман! Это чисто дружеская беседа.

– Хорошо! Как ни странно, но вам, товарищ майор, я верю, – уже без иронии сказал Калугин и вошел в кабинет. – А почему майор Четвертов здесь?

– Присаживайся, – перешел на «ты» Четвертов, после того как плотно закрыл за собой дверь. – Нового начальника отдела пока не назначили, вот я и нагло пользуюсь кабинетом. Кофе будешь?