Другой священномученик Ивангорода, протоиерей Димитрий Чистосердов, был на 12 лет старше отца Александра Волкова. Служил он в приходе Знаменского Ивангородского храма, выстроенного в 1750 году и имевшего 3 придела: иконы Богоматери «Знамение», св. Илии пророка и Крестовоздвиженский. Он был уроженцем Санкт-Петербургской губернии, родившимся 14 октября 1861 года в семье диакона. Окончив Петербургскую семинарию по первому разряду в 1882 году, выпускник Димитрий Чистосердов, как и о. Александр, первое время трудился в Александро-Невском училище в качестве комнатного надзирателя. (В дореволюционное время не рукополагали в сан сразу же по окончании семинарии, а определяли на церковные послушания в учебные заведения, давая возможность кандидату в пастыри повзрослеть, приобрести жизненный опыт и достигнуть тридцатилетнего возраста – рубежа, определенного церковными канонами.) В 1889 году 3 февраля он был определен и рукоположен во священника к Знаменской церкви Ивангорода, в которой прослужил настоятелем 30 лет, вплоть до своей мученической кончины, явив редкостный даже для того времени пример постоянства священнослужения. Эти 30 лет пастырской деятельности сделали из него истинного труженика Церкви Христовой, проникнутого духом евангельского благочестия и всецело посвятившего себя делу служения народу Божию. К 50 годам своей жизни он стал заметной фигурой в Нарве: с ним считались городские власти, любили прихожане, уважали сопастыри благочиния, ценило епархиальное начальство. Его высокая настроенность, трудолюбие, исполнительность и приобретенная опытность была со временем замечена и оценена не только церковным, но и светским руководством, доверявшим ему различные должности уездного значения. Как это явствует из послужного списка, свою пастырскую, приходскую деятельность отец Димитрий сочетал со многими церковными послушаниями епархиального характера, а также с исполнением обязанностей по ведомству Министерства Народного Просвещения. Так, с ноября 1902 года он являлся духовным следователем всех русско-эстонских приходов Санкт-Петербургской епархии, с 8 апреля 1913 года был назначен благочинным 1-го Ямбургского округа, а с 1917 благочинным еще и церквей города Нарвы, а, значит, и Ивангорода, т. к. Иван-город в то время не имел самостоятельности и считался предместьем Нарвы. Кроме этого, отец Димитрий был уездным наблюдателем церковно-приходских школ и школ грамот и одновременно возглавлял Ямбургское отделение Училищного совета города Санкт-Петербурга. Не оставлял он при этом и законоучительской деятельности, преподавая Закон Божий в трех школах: в школе при своем приходе, в Нарвском мужском училище и в Нарвском приюте Орлова. Священномученик Иоанн Кочуров, служивший в те годы в Нарве, в день двадцатипятилетия служения о. Димитрия в священном сане, сказал прочувствованное слово, охарактеризовав юбиляра как ревностного, неутомимого пастыря Церкви и насадителя просвещения среди населения Принаровского края. Влиятельность его среди прихожан Знаменской церкви была столь велика, что даже в 1917 году, когда население и многие прихожане были революционизированы, он на общем собрании приходов города был избран членом совета Нарвского отделения Братства Пресвятой Богородицы. Чтобы оценить это избрание по достоинству, следует сказать, что духовенство под влиянием демократических настроений в то время отстранялось от управления приходами и братствами. Газета «Нарвский листок» в № 42 от 1917 года поместила на своих страницах статью под названием «К объединению церковных приходов», в которой содержался страстный призыв к ограничению прав священников по управлению приходской жизнью. Ни один священник Нарвы и Ивангорода, за исключением протоиерея Димитрия Чистосердова, не вошел в состав совета Братства Пресвятой Богородицы.
Октябрьский переворот 1917 года, происшедший в Петрограде и ввергнувший Россию в пучину неисчислимых бедствий, со временем достиг и пределов Нарвы. В ноябре месяце немецкая военная власть, утвердившаяся в Эстляндии в ходе первой мировой войны, сменилась диктатурой большевиков. Совершив насильственный захват власти и объявив Эстонию Трудовой Коммуной, представители нового режима первым делом взялись за очищение страны от «религиозного дурмана». 10 декабря 1918 года Совет Эстляндской Трудовой Коммуны издал декрет о выселении из страны всех лиц духовного звания. «Попы всех вероисповеданий, как распространители ложного учения, объявляются контрреволюционерами и, тем самым, врагами трудового народа, и им запрещается пребывание в пределах Эстонии», – говорилось в этом документе. Через два дня вышло новое постановление, запрещавшее совершение богослужений. А 30 декабря Управление Внутренних Дел передало все культовые здания в распоряжение местных исполнительных комитетов. Фактически, эти декреты преследовали цель полного уничтожения Церкви в пределах Эстонии. На основании этих указов все нарвское духовенство было арестовано. В обвинительной графе каждого арестованного священнослужителя значилось: «православный поп, заложник»[4]. Священникам было выдано предписание покинуть страну в течение 24 часов. Депортации избежали только трое из них: отец Александр Волков, отец Дмитрий Чистосердов – они были расстреляны – и отец Владимир Бежаницкий, священник Нарвской Кренгольмской Воскресенской церкви. Последний упросил власти оставить его в Нарве, принять во внимание его преклонный возраст и болезненное состояние. Большевики «снизошли» к просьбе «классового врага» по-своему, т. е. издевательски: о. Владимира освободили с правом проживания в Нарве, но заставили его при этом рыть ямы для расстреливаемых. Бедный пастырь, не выдержав такого испытания, впоследствии лишился рассудка.
Арестованного отца Александра обвинили в монархизме. Никаких расследований, конечно, не проводилось. Списки расстреливаемых заранее составлялись местными ЧК и затем отправлялись в отдел внутренних дел Эстляндской Коммуны. «В список № 1, – говорилось в секретном циркуляре, – надлежит внести тех из находящихся в живых еще лиц, которые с 1905 года в той или иной форме притесняли или преследовали трудящийся народ. Вы отвечаете за то, чтобы в этом списке не было пропущено ни одного имени, ни одного барона, пастора или православного священника, живущего в этом районе, совершенно независимо оттого, как смотрит местное население на его деятельность"[5]. При таких широких правах, местные карательные органы, минуя всякое судопроизводство, могли вносить в число смертников кого угодно. На протоколе ареста о. Александра от руки наискосок было размашисто написано: «Смотри обратную сторону». А на обратной стороне этого документа в верхнем левом углу та же рука начертала: «Комиссия (по борьбе с контрреволюцией – прим. авт.) постановила: русского попа Александра Павлиновича Волкова— расстрелять. 6. 01. 19. О. Эллек»[6]. Таким образом, Оскар Эллек, председатель Нарвской комиссии по борьбе с контрреволюцией, без всяких допросов и дознаний, единолично вынес решение о расстреле о. Александра, поставив резолюцию прямо на протоколе ареста.
Против записи «Чистосердов Дмитрий Стефанович» в соответствующей графе «смертного» списка стояла запись «Mustsada»[7], что в переводе с эстонского языка означало «черносотенец». Других документов, касающихся отца Димитрия, – ордера на арест, протокола допроса и т. и., – в архиве по делу репрессированного духовенства не обнаружено. «Черносотенец» – это единственное слово против его фамилии говорит о том, что отец Димитрий, как и отец Александр, оставался в 1919 году человеком, преданным монархии и Государю Императору, на верность которому они присягали в свое время, как и все граждане России. Их «монархичность» заключалась лишь в той верности идеалам великой России, в которых они были воспитаны и которые стали впоследствии неотъемлемой частью их души. В политической деятельности они замешаны не были, иначе бы в следственном деле обязательно появились бы соответствующие документы и характеристики. Абсолютное отсутствие архивных данных в документах Эстляндской Трудовой Коммуны о принадлежности двух приговоренных к расстрелу настоятелей к партиям и союзам не оставляет сомнений в их аполитичности. Как пастыри, они, вероятно, не могли не говорить открыто о своих взглядах и убеждениях в то трагическое и противоречивое для России время, не могли не обличать революционной направленности тех горожан, являвшихся их паствой, которые оказались втянутыми в губительную борьбу с «царским режимом». Только за это – за искренность и пастырское прямодушие, за верность своему долгу и взрастившей их Родине и Церкви – они и были приговорены к расстрелу. На второй день Рождества Христова, в праздник собора Пресвятой Богородицы, 8 января 1919 года, их вывели за пределы города и предали мученической смерти.
