— Мне надо разобраться с собой. И тебе надо. Нельзя все время закрываться окклюменцией, ты же знаешь — это кончится ужасными головными болями и… испорченным характером, потому что…

— Чем активнее подавляешь чувства, тем более вероятно, что в один прекрасный день они сведут тебя с ума, выйдут из под контроля и бла-бла-бла. Я знаю. Но если я не буду этого делать, то сойду с ума еще быстрее.

— Я могла бы помочь, или Белинда.

— Я сам разберусь. Просто на это надо время.

— Мне надо в ванную, отвернись.

Он усмехнулся, но послушно повернулся к ней спиной. Гермиона быстро подобрала одежду и скрылась в ванной. Вот кто бы ей сказал почему она совершенно не стеснялась Джо и так стесняется Северуса Снейпа?

— Я навещу тебя вечером, перед дежурством. — Из ванной она вышла одетая и причесанная. — Если что-то будет беспокоить — сразу вызывай меня. Хорошо? И свяжись с Гарри, он шлет тебе сову за совой.

— Конечно, — он подпирал стенку, скрестив руки на груди. — И да — мы еще поговорим об окклюменции и ее использовании.

Она сама подошла к нему, встала на цыпочки и поцеловала, с удовольствием наблюдая, как ему не удается удержать кислое выражение лица, как меняется его взгляд.

— До вечера, — она ловко ускользнула от его объятий и, бросив порох, шагнула в камин.

====== Глава 4. Вопросы и ответы ======

Работать не хотелось совершенно. Хотелось вытянуться на кровати и потянуться так, чтобы прочувствовать каждую мышцу. Хотелось принять ванну, а не душ, полежать в горячей воде, закрыв глаза. Хотелось поесть, не перекусить на ходу, а пообедать нормально за столом, перемежая трапезу разговорами с интересным собеседником.

Все то, что мучило и беспокоило последние дни, улеглось, словно из разрозненных пазлов наконец сложилась картинка. Она могла остановить его, но не стала, сдалась — не ему, а своей страсти. Последний шаг.

Она призналась: ей был интересен Северус Снейп, и, если следовать логике Джо Блэка, она была влюблена: она хотела узнать его лучше, а все попытки увидеть в нем Джо могли быть причиной, а могли быть оправданием — это не меняло главного. Она сдалась и почувствовала себя победительницей — прежде всего над самой собой — для того, чтобы признаться себе в некоторый вещах порой нужна та самая гриффиндорская смелость.

— Тебя ищет Белинда, — сообщил Адамс, заглянув в палату, где Гермиона записывала очередной рассказ Локхарта. Иногда — очень редко — он вспоминал какие-то эпизоды своей жизни, возможно, это были выдумки, но до чего же причудливые. Он словно погружался в транс. Загадкой осталось то, что при этом — стоило заглянуть в разум — там была все та же бесплодная пустыня, все тот же ветер, несущий обрывки воспоминаний. На более глубокий уровень воспоминаний, которые и воспоминаниями являются только отчасти, где все, что было в жизни, причудливо преображается и превращается в фантазии и мечты, лезть было опасно и для пациента, и для врача. Поэтому оставалось только фиксировать рассказы Локхарта. Раньше Гермиона планировала заняться его состоянием более дотошно — она надеялась излечить Алису, а потом вытащить из пустыни и Локхарта, но теперь она не торопилась потому, что (и в этом она пока не собиралась себе признаваться) боялась.

— Я зайду, — кивнула Гермиона.

К Белинде, кстати, тоже идти не хотелось, но не прятаться же от нее? Локхарт затих с блаженной улыбкой на лице и взглядом, обращенным внутрь. Гермиона подождала немного, провела стандартную диагностику — ничего не менялось. Вот, что удивительно — его фантазии словно жили отдельно от него. Она занесла все данные в карту и только после этого направилась в кабинет Белинды.

— Я не помешаю?

— Присаживайся, — Белинда закрыла книгу, которую изучала. — Мне интересно твое мнение, — она взмахнула палочкой, и перед Гермионой в воздухе развернулась таблица, заполненная аккуратным почерком Белинды: имя Гермионы и часы присутствия в больнице.

— Как ты думаешь, Гермиона, можно ли доверять врачу, который фактически живет на работе и при этом почти не спит?

Вопрос был риторическим.

Белинда нахмурилась:

— Не пытайся решить личные проблемы таким образом, будет хуже. Ты обещала, что вся эта история не будет отражаться на работе? И что я вижу? Такое рвение ничуть не лучше, чем прогулы, хотя может и показаться иначе. Гермиона, я буду вынуждена тебя отстранить от работы как минимум на месяц, пока ты не придешь к согласию с собой и не решишь, что тебе делать и как жить дальше. Мы имеем дело с ментальными нарушениями, и наши ошибки могут быть фатальны. Я взяла тебя без опыта и без нужных знаний прежде всего потому, что ты показалась мне очень цельной и умеющей выделять главное, идти к цели несмотря ни на что. И? Что с тобой происходит?

Гермиона почти автоматически накинула покров окклюменции.

— Я говорю с тобой сейчас даже не как супервайзер, хотя в друзья набиваться глупо, — она все-таки пыталась незаметно проникнуть в разум, как подумала Гермиона, но промолчала, только переместила взгляд так, чтобы не было зрительного контакта. — И я не буду говорить, что вы все тут для меня как дети, но я по-человечески за тебя беспокоюсь. Это третий, если мне не изменяет память, разговор с тобой, и с каждым разом мне все больше кажется, что ты неправильно выбрала дело жизни. Ты хоть с кем-нибудь обсуждала все, что происходит с тобой в последнее время, если на супервизию, которую ты обязана посещать, у тебя нет времени?

— У меня не самый простой период. Это так, но я думаю, я справлюсь. Я разберусь. И я уверена в своем выборе дела жизни, — теперь она посмотрела на Белинду с вызовом.

— Я не враг, — Белинда устало вздохнула. — И я вижу, что у вас с Северусом что-то происходит, как бы ты ни пыталась доказать обратное. Между вами летают искры величиной с бладжер. Только слепой не заметит.

Мерлин помоги, ну почему всем есть дело до ее личной жизни?

Или щиты окклюменции для Белинды не были помехой, или вопрос был написан у нее на лице.

— Можешь считать меня любопытной старухой, можешь — мегерой, можешь — другом. Сути не меняет. Я не буду вытаскивать из тебя откровенные признания, но… — Белинда встала. — Я знала Северуса еще мальчишкой, потом мы встретились при весьма неприятных обстоятельствах. Мой муж делал артефакты и умел находить старинные. Само собой, Волдеморта он очень интересовал. Тогда он еще не был таким чудовищем, точнее тогда он это скрывал и пользовался чаще шантажом, чем Круцио. Он хотел, чтобы и я работала на него… — Белинда стояла, повернувшись спиной к окну и сложив руки на груди. — Он хотел, чтобы я учила Северуса взламывать сознание жертв. У самого Лорда, — титул прозвучал как ругательство, — не было времени на эти пустячки. Муж велел мне уворачиваться, но не отказываться, а я была молодой и страшно боялась. Так вот… Мы общались с Северусом, и я могу тебя уверить — в пожиратели его не тащили на веревке. Он присоединился к ним сам, по своей воле, вполне осознавая, что делает…

— Вы не говорили…

— Если ты не считаешь нужным сообщать мне о некоторых событиях своей жизни, то я уж тем более вправе ничего не говорить тебе. То, что Северус стал шпионом Альбуса, мало что меняет. Я знаю, что пришлось пережить тебе, но… — она снова села, — он не просто пережил войну, ему пришлось быть дважды предателем, ему пришлось делать многое из того, что делать не стоит никогда и даже не из моральных принципов, а потому что это наносит непоправимый вред. Он давно раскололся надвое, и эта история с превращением в магла Джо меня не очень удивляет. Прекрасный рыцарь, милый парень, тот, кем он хотел когда-то быть, но никогда не был, наконец-то получил шанс, но теперь… Ты играешь с огнем, Гермиона. Он опасен и не только для себя.

— Вы меня пугаете?

— Я хочу, чтобы ты трезво оценивала ситуацию. Романтические отношения, страсть, влечение — все это может обернуться настоящей трагедией — и для него, и для тебя. Твое желание помочь понятно, но если это действительно что-то большее… И вот еще что: не думай, что его оставят в покое. Мертвый — он герой, а живой он может быть опасен для тех, кто делает вид, что в войну ромашки нюхал. Северус слишком много знает неприятных тайн, и то проклятье — только начало.