– Я повторю свой ответ: мне ничего об этом неизвестно. Если отношения и были, я о них не знаю. Своими словами я не подтверждаю, но и не опровергаю никакие сведения.

– Хорошо, пусть будет так. А деньги? Шелехов отдал вам их или нет?

– Нет, не отдал.

– И причину вы не знаете?

– Нет.

– Ну, значит, оно вам и не надо, – миролюбиво ответил Артем Леонидович. – Давайте приступим, собственно, к делу. Мы пригласили вас по той лишь причине, что взять эту скользкую тварь в одиночку не можем. Провернуть такое убийство могла она, у нее бы получилось. Нам нужна ваша помощь.

Ах, вот оно как! Помощь им, значит, нужна. Ну что же, держите.

– И так вы просите? Унижая меня и мою дочь? Я отказываюсь сотрудничать с вами, и помогать вам не стану. Хотите таскать меня или мою дочь по СИЗО – вперед. Этим меня не напугать, мы еще посмотрим, кто кого там унизит.

– Наталья, вы уверены, что выбрали верный тон? – все так же миролюбиво спросил Лукьянов.

– Уверена!

– То есть помочь нам вы не хотите, правильно?

– Правильно.

– И не станете возражать, если я запомню, что вы отказали нам в помощи?

– Я не возражаю.

– В таком случае более вас не задерживаем.

И она действительно смогла уйти. Ее вывели из здания каким-то коротким путем, всего раз вильнув в коридорском лабиринте, и вот уже улица. Все тот же автомобиль стоял все там же, выпускал молочные клубы выхлопных газов. Она села на пассажирское место на заднем сиденье, и машина тут же тронулась.

Под тихий гул двигателя Наташа сидела с широко открытыми глазами. В голове не умещалось, что она стала участником реальных событий. Все происходящее было похоже на какой-то гротескный спектакль, объективность которого сводилась к нулю. То, как она общалась с представителями власти, было результатом ее напряженной борьбы с собой. С одной стороны, она боялась навредить себе и Катюше, с другой – просто не могла не защититься. Когда автомобиль затормозил возле какой-то станции метро и ей сказали, что она может выходить, Наташа пришла к выводу, что у нее не было другого выхода, кроме как повести себя именно так, как она себя повела. И корить себя не за что. Кто знает, что сделали бы с ней, не дай она отпор? Кто знает, к чему бы ее принудили? Возможно, ее заставили бы раскрыть ее семейные проблемы, рассказать подробности… Она успокоила себя, что все сделала правильно, оставшись в стороне. Вот только где гарантия, что она действительно сумела остаться в стороне? Где гарантия, что завтра они не придут к Катюше и не заставят ее работать на них? Эта мысль придала ей сил – она должна срочно увидеться с дочерью, поговорить с ней, предостеречь.

Выйдя из метро, первым делом она разыскала Костика, по телефону сын ей сказал, что будет дома через час, у него какие-то дополнительные занятия. По ее голосу Костик понял, что что-то случилось, и сказал, что может прямо сейчас прийти домой, если это нужно. Наташа, услышав голос сына, успокоилась. Не нужно пугать ребенка, не нужно.

Потом она позвонила Катюше. Но дочь не отвечала на звонки. Наташа написала ей сообщение в мессенджере, потребовав срочно перезвонить, бросив все свои дела.

Третий звонок она сделала в офис. Ребята ее потеряли и сильно беспокоились. Она успокоила всех, сказав, что все выглядело страшнее, чем было на самом деле, и что утром она будет на работе. Она уточнила у Ромы по поводу статей, он сказал, что все утверждено и редакции получили финальные версии материалов.

Напряжение не проходило. Она пыталась отвлечься, заняться делами, сделать что-нибудь, чтобы время до звонка дочери прошло быстрее. Дома она прибралась в квартире, разложив вещи по местам, запустила стиральную машину, помыла посуду и даже приготовила себе кофе.

Катюша позвонила, когда Костик, весь запыхавшийся, ввалился в квартиру, и, расшвыривая ботинки, унесся в свою комнату к видеоигре.

– Что случилось? – спросила Катюша вместо приветствия.

– Где ты? – в ответ спросила Наташа.

– Почти у дома, вышла из метро, появилась связь.

– Давай быстро, есть разговор.

– Мам, все в порядке?

– Да. Давай быстро домой.

Наташа сама себе удивилась. С Катюшей она прекрасно держала себя в руках, помня о том, что ее дочь очень ранима и любое проявление агрессии или даже перемены настроения матери в худшую сторону воспринимает на свой счет. Такой резкий разговор мог напугать ее.

Но не напугал.

Дочь вошла в квартиру с высоко поднятой головой и злым блеском в глазах.

«Обиделась, – поняла Наташа, – обиделась до смерти! Ну конечно, мы ведь не разговариваем друг с другом в таком тоне. Мы не командуем, кому, куда и когда идти. Мы «выше» всего этого».

Наташа хотела продолжить эту мысль, но увидела, во что была одета Катюша, и с большим трудом сдержала гнев.

– Что на тебе надето? – спросила Наташа предательски дрожащим голосом.

– Брюки.

– Это не брюки, это лосины. Их нельзя закатывать до колен. И этот топ сюда не подходит, не говоря уже о том, что у тебя примерзло пузо и покрылось гусиной кожей, как будто ты выщипала растущие на животе волосы. Переоденься, пожалуйста, смотреть противно.

Катюша открыла было рот, чтобы достойно ответить, но отчего-то не стала. Она молча скинула кроссовки, аккуратно поставила их на полку и удалилась в свою комнату. Наташа подождала ровно столько, сколько требуется, чтобы переодеться, и вошла в комнату дочери, плотно затворив за собой дверь. В комнате был настоящий свинарник – вещи комом валялись на полу, стуле, кресле, диване; торшер с бархатным абажуром покрылся слоем пыли, как и телевизор, компьютер и письменный стол. Кровать не застелена, белье неопрятно-серого цвета.

Наташа молча обозрела картину и спросила:

– Откуда у тебя деньги?

– Какие деньги?

– Я даю тебе намного меньше денег, чем ты тратишь. Я посмотрела банковскую выписку – ты не тратила с кредитки последние полгода так, как тратила раньше.

– Я стала экономнее. Многое из того, что мне было нужно раньше, теперь потеряло смысл. Мне неинтересно тратить деньги на какие-то вещи, которые раньше были важны. Ты из-за денег переполошилась так? Ты сама не своя.

– Катюша, откуда у тебя деньги? – повторила Наташа свой вопрос.

– Мам, да нет никаких денег! Что ты несешь?

– Когда ты встречалась с Димой в последний раз?

Вопрос оказался для Катюши неожиданным. Она побледнела, и быстро взять себя в руки ей не удалось. Она сглотнула и помотала головой, как будто пыталась своими жестами показать, что это был глупый вопрос, и что ответить на него серьезно просто нельзя.

– Ты встречалась с Димой в мое отсутствие?

– Что?

– Ты прекрасно поняла вопрос.

– Нет.

– Не лги мне. Что вас связывало?

– Мама, да я говорю тебе…

«Все! – мелькнуло в голове. – Я так больше не могу!».

Наташа ударила ладонью по столу. После того что она сегодня пережила, она была не готова долго и тактично подходить к правде или довольствоваться полуправдой. Ей нужно было понять, с чем она имеет дело, и разобраться с этим. Разобраться раз и навсегда. Она не может и не хочет лишних подозрений, не хочет думать и догадываться о вещах, которые не просто нужно узнать, но еще и постараться как-то пережить.

– Перестань мне лгать, – сказала она с металлом в голосе. – Я тебя серьезно спрашиваю – как часто и за что Дима давал тебе деньги? Вы были любовниками?

Катюшины глаза раскрылись широко. Конечно, не ожидаешь, что кто-то войдет в твой дом незваным, когда раньше бродил вокруг ограды, не позволяя себе без спроса даже заглянуть в огород.

– Как часто вы встречались? У вас были отношения? Или ты оказывала ему услуги за деньги? Катя, отвечай на вопросы, не молчи! Мне нужно понимать, какие у вас были отношения и что там, в конце концов, произошло!

Она хотела добавить еще каких-то обвинений, но боялась, что если они будут сильно мимо, дочь решит, что мать блефует, ей ничего неизвестно и можно не раскрывать правду вовсе.