Мои размышления прервал возмущенный возглас Вилейкиной «ну вот опять!». Похоже, и этот дух невысокого мнения о вопрошающих, подумал я, замечая, как Рубинчик подозрительно уставилась на меня.

– Дух, тебя кто-нибудь раздражает в этой комнате? – спросила Люська, не отводя от меня пристального взгляда.

Видимо, планшетка устремилась в сторону «да», потому что Люсьен грозно рявкнула:

– А ну мотай отсюда!

Я был абсолютно уверен, что раздражаю духа совсем не я, – на меня-то доска не обзывалась, но спорить не хотелось. Лучше просто уйти. Я молча встал и направился к двери.

В гостиной по-прежнему гремела музыка, неутомимые девчонки все так же прыгали, а на диване все также сражались с инопланетными захватчиками. И я здесь был лишним. Я сунулся на кухню, где Живоглядова со Смоловым уплетали купленное мной мороженое, но встретившись взглядом с их вытянувшимися лицами, быстро ретировался.

– Зачем ты его позвала? – послышался из кухни голос Смолова. – Раньше его Ларка с собой таскала, а сейчас-то зачем?

– Мороженого захотелось. Больше ни до кого не дозвонилась.

Вот так вот. Ладно Живоглядова – с ней мы никогда особо не ладили, но Смолова я считал своим другом.

…Я смотрел на Лару. Вот уже целую неделю почти на каждом уроке я разглядывал бывшую подругу. Со своей новой парты я видел рассыпанные по плечам русые волосы и спадающий на лоб локон, когда Лара склонялась над тетрадью. Если меня попросить описать Лару, я не смогу это сделать. Она просто Лара, прекрасная и удивительная. Вся, целиком. Других – легко. К примеру, Верку Живоглядовову, занявшую мое место за партой, я опишу легко, начиная от маленьких хитрых глазок неопределенного цвета и прыща на подбородке и заканчивая скверным характером сплетницы и интриганши.

Тем временем Лара повернулась к Верке и что-то спросила. Затем задумалась, откинувшись на спинку стула. Теперь грызет карандаш. Видимо, не очень-то получается у нее с контрольной. Да, физика никогда не давалась Ларе. Уж кому как не мне это знать – весь прошлый год, что мы просидели за одной партой, я помогал ей с задачами.

Почему она отвернулась от меня? Ведь я ни на что не претендовал, кроме дружбы.

Вместо формул перед моими глазами вновь встали события того злополучного вечера недельной давности. Если бы я тогда обуздал свое нетерпение, то, возможно, мы и сейчас были друзьями. Но я не сдержался.

Заканчивались летние каникулы. Сейчас уже не помню, кто сообщил мне, что Лара вернулась в город. Я позвонил ей, но она не ответила. Несмотря на молчание, я все равно с улыбкой счастливого идиота на лице помчался к ее дому. На что я рассчитывал? Не знаю. Мне просто очень хотелось ее видеть.

И я увидел. Лара – повзрослевшая и неуловимо другая – стояла с подругами возле своего подъезда и улыбалась. Но, увы, не мне, а незнакомому парню на мотоцикле.

– Лара!

Она оглянулась и, моментально изменившись в лице, отвернулась.

– Ты не вовремя, – пробормотала она, порываясь отойти в сторону.

– Привет! – раздалось рядом.

Сколько же уверенного превосходства прозвучало в голосе мотоциклиста!

Он бегло мазнул по мне безразличным взгляд – и мысли не допускал, что я могу оказаться соперником.

– Уходи, – прошипела Лара. – У меня сейчас нет времени.

И все это глядя мимо… вернее, сквозь меня.

Лара попыталась отойти в сторону.

– Подожди… – крикнул я ей в спину. – А как же?..

Я все еще не верил, что вот так просто можно зачеркнуть два года дружбы.

И вот тут она резко развернулась ко мне.

– Оставь меня в покое! Неужели я не ясно выразилась? Я-не-хо-чу-те-бя-ви-деть.

Можно ли убить словом? Наверное, можно. Не знаю. Зато я знаю, что можно убить вот этими несколькими словами, сказанными по слогам с такой ненавистью, будто бы на моем месте был ее самый злейший враг.

Я не помнил, что тогда ответил ей. Не помнил, как оказался дома… Не помнил, что делал дальше. Наверное, просто лег и заснул, чтобы забыть этот кошмар, вычеркнуть его из своей жизни. Но я ничего не забыл.

На мое счастье никто не лез ко мне в душу, никто не доставал своей жалостью. Мама уходила на работу, когда я еще спал. А когда она возвращалась домой, я снова спал. «Опять всю ночь в Интернете сидел», – ворчала она, когда мы изредка сталкивалась возле холодильника. Я что-то бубнил в ответ или просто молча делал бутерброд и отправлялся обратно к себе «в нору» зализывать душевные раны с помощью шутеров. Я тогда только и делал, что палил из автомата по ботам, устраивая геноцид целым расам. Мама провожала меня укоризненным взглядом и сокрушенно качала головой, но с наставлениями не лезла. Это я так думаю, что взгляд был укоризненным, потому что никогда не оборачивался.

На линейке Первого сентября я стоял как во сне. Кому-то я улыбался, вернее, просто раздвигал губы, что-то отвечал, когда мне задавали вопросы. Наверное, даже осмысленно, потому что никто ничего не заподозрил. Хотя, возможно, одноклассникам не было никакого дела до моих переживаний. А виновница моих страданий делала вид, что я не существую…

– Нечаев!

Окрик классухи оторвал меня от разглядывания Лариного профиля.

– Ты чем занят? Контрольную решать собираешься? Половина урока прошла, а ты даже условия задачи не записал!

Я хотел ответить, что мне и двадцати минут хватит, но Ирина Михайловна меня опередила. Она уже поравнялась с Ларой.

– Чернецкая, и у тебя чистый лист? Двойку захотела? Нечаев от тебя пересел в этом году и правильно сделал – сколько можно за тебя контрольные писать. Устал человек.

– Она сама от него отсела! – выкрикнула Живоглядова.

– Чтобы двойки получать? От тебя-то подсказок не дождешься.

– Она отсела потому… – начала Веерка, но тут же, получив тычок в бок от Лары, замолчала.

– А что это ты там прячешь? – подозрительно спросила физичка Лару. – Телефон? Давай-ка его сюда.

Лара нехотя протянула смартфон.

– Алик, дорогой, – под хихиканье класса начала читать Ирина Михайловна, – реши пж… это, наверное, пожалуйста… мне контру. Какова сила тока в стальном проводнике… Хм… Двадцать пять минут прошло, а ответа нет. Может, задачи оказались сложноваты для Алика?

– Вряд ли, – авторитетно заявил Смолов. – Он в физмат лицее учится.

– Вот чел попал! – хохотнул Вовка Иванов. – Это я про Алика из лицея. Только я не понимаю, зачем было менять нашего Нечаева на какого-то там Алика? Наш Ромео тоже в проводниках сечет. Все-таки женщины – безмозглые существа…

Верка, привстав, швырнула в Вовчика учебник.

Иванов, лихо поймал книжку, сильно размахнулся и отправил ее по обратному адресу. Но что-то не рассчитал и попал в Лару. Та и без того с трудом сдерживала подступившие слезы, но тут не выдержала.

– Заткнись, урод! – выкрикнула она, подбегая в Вовчику, шутливо закрывшему голову руками.

Я пришел в себя, лишь оказавшись рядом с ним.

– Ну, ударь, – осклабился мне в лицо Вовчик. – Ударь! Слабак.

Лара смерила меня презрительным взглядом, бросила едва разжимая губы «тряпка» и уткнулась в широкое Веркино плечо. Может быть, на этом все бы и закончилось – бить Иванова я не хотел, да и не за что, но сзади кто-то сильно толкнул меня. Не устояв на ногах, я схватился за Вовкин пиджак и, увлекая его за собой, рухнул на пол. Сцепившись, мы выкатились к доске.

Кто-то азартно кричал, подбадривая нас. Ирина Михайловна требовала, чтобы мы разошлись по своим местам, и грозила походом к завучу. И вдруг все стихло.

Я не слышал, как, скрипнув, отворилась дверь. Но лишь прозвучавшее откуда-то сверху в гробовой тишине ледяное «так» привело меня в чувство. И не только меня. От этого «так» мы с Вовкой мгновенно разъяли объятия и вскочили на ноги – завуча Константина Яковлевича по прозвищу Коньяк в нашей школе боялись все. Поднять головы мы не смели, так и стояли, опустив шеи и изображая полное раскаяние. Однако, кара обрушилась не на нас, а на нашу учительницу.