1
Обогнув малиново-сизое в лучах низко висящего солнца тяжелое облако, МИ-8 завалился на бок и по крутой дуге устремился вниз, на стоящую прямо под ним группу людей в офицерской форме. Со стороны могло показаться, что винтокрылая машина вот-вот сорвется с глиссады и рухнет в глубокий снег, взметнув высоко в небо фонтан огня в ореоле черного дыма. Но трагическим прогнозам собравшихся, которые непроизвольно стали оглядываться по сторонам в поисках спасительного укрытия, не суждено было сбыться. Не долетая до земли какую-то сотню метров, пилот лихо развернул тяжелую, с виду неуклюжую машину, и она, образовав вокруг себя вихрящееся снежное марево, мягко коснулась земной тверди неподалеку от еще со вчерашнего вечера расчищенной, а потом еще и утрамбованной сотнями ног площадки.
– Становись! – гулко разнеслась команда, и замерзшие в ожидании на пятнадцатиградусном морозе осужденные, до того кучковавшиеся во дворе жилой зоны, опрометью бросились строиться в две шеренги. Замешкавшихся конвоиры – солдаты-контрактники, не церемонясь, подгоняли пинками. Плац прочертила почти ровная двойная полоса, состоящая из людей в черных телогрейках, одинаковых шапках-ушанках и ватных штанах, из-под которых высовывались тяжелые, грубо сляпанные ботинки на толстой подошве.
Из открытой двери приземлившегося вертолета ловко выпрыгнул невысокий подполковник в шинели крапивного цвета, ярко выделяющейся на голубом, покрытом изморозью борту. Его маленькую голову покрывала такого же зеленоватого цвета фуражка с неимоверно высокой, сшитой по особому заказу тульей, которая делала своего владельца похожим на гриб зеленуху, только с непропорционально толстой ножкой. Оказавшись на снегу, подполковник огляделся и замер в ожидании. Тут же в темном проеме люка показался красный верх склоненной, словно в поклоне, папахи и нога в легком ботинке. Через несколько секунд высокий, молодецкого вида генерал уже стоял рядом с подполковником, по колени, как и он, утопая в рыхлом снегу.
– Ну, что я говорил? Надо было весь плац расчистить, – чуть повернувшись к щуплому капитану, поспешившему юркнуть за спины других встречающих, прошипел стоявший на два шага впереди других начальник колонии. – Тащи теперь этого борова на своем горбу.
– Так, кто же знал, товарищ полковник, где они сядут? На машине ждали. Да и завтра же…
К этому визиту, который, случился на сутки раньше запланированного и поэтому практически свел на нет все планы администрации и хлопоты заместителя по хозяйственной части, в колонии готовились загодя. Уже несколько лет никто из инспектирующих в звании старше подполковника сюда носа не казал. Приезд генерала из главного управления стал особым событием в этом, казалось бы, Богом забытом учреждении, которое затерялось в лесах, покрывавших склоны невысоких гор. Больше походившие на отлогие холмы и, возвышавшиеся горбами над округой, они со всех сторон обступали зону.
Заключенная в деревянный, с торчащими по периметру вышками, высокий забор, обнесенный колючей проволокой, и разделенная на две неравные части – производственную и жилую, колония эта сейчас не числилась образцовой, но в свое время была показательной. Когда-то, так давно, что об этом мало кто помнил, здесь на блатной должности библиотекаря отбывал срок, осужденный невесть за что, один из руководителей министерства внутренних дел. Место это считалось наиболее привилегированным по сравнению с другими колониями, в которых содержались бывшие сотрудники милиции, и прокуратуры. Но через несколько лет слава ее закатилась так же внезапно, как и взошла. Бывшие генералы сюда больше не попадали, полковников и всяких майоров тоже было немного. В основном здесь «мотали срок» младшие офицеры, сержанты да рядовые милиции, осужденные за различные, в основном, должностные преступления. Но встречались и личности уникальные. Бывший старший лейтенант Сергей Пантелеймонов попал сюда за убийство по «политическим» мотивам брата-близнеца Никиты. Незадолго до очередных выборов в Государственную Думу трое братьев – милиционеров из одного подразделения схлестнулись за столом: при ком на Руси будет жить хорошо? Победил Сергей, приверженец левых сил. Он молча слушал запальчивые доводы оппонентов, а потом, достав висевший здесь же, в кобуре на спинке стула табельный пистолет, расстрелял обоих своих «политических противников». Одного ранил, другого уложил наповал.
Содержать «оборотней в погонах» вместе с уголовниками без погон значило обречь милиционеров на верную гибель. Оборотнями этих молодых ребят из патрульно-постовой службы, автоинспекторов, омоновцев, не достигших возраста Христа, но успевших особенно «отличиться» в яростной борьбе с криминалом, стали называть с легкой руки очередного министра внутренних дел. Но, не обладая ни звериным оскалом, ни тем более, хищническим нравом, противостоять хорошо организованным и воспитанным на тюремных традициях уркам провинившиеся перед законом «менты» были не в состоянии. И потому чалились в отдельных, специально для них предназначенных колониях.
В отличие от всех прочих уголовников на режим содержания эти осужденные, как правило, не жаловались по той простой причине, что, поварившись в правоохранительной системе, были уверены в бессмысленности такого дурного занятия. Побегов здесь тоже не случалось. Куда побежишь, если кругом на сотню километров никакого жилья? Летом в лесу непроходимые топи, а зимой… Зимой мороз намертво сковывал даже мысли о побеге. Да и что толку, если окажешься на воле? Тут обстоятельства особые. Среди уголовной братвы не затешешься – враз вычислят, и к своим не подашься – сами же и «заметут». Оставалось коротать годы в ожидании окончания срока, чтобы потом всю оставшуюся жизнь доказывать свою белизну и незаурядную пушистость.
Колония и дальше жила бы по своему, давным-давно заведенному полусонному распорядку, если бы не гости. Ждали не только генерала. Вместе с ним должен был прилететь недавно избранный новый губернатор области. Никто не знал, что ему здесь понадобилось, но слух о высокопоставленном визитере тут же облетел колонию и поставил ее на уши. Больше всех, как обычно, досталось контингенту. Осужденным пришлось в авральном порядке приводить себя самих и все помещения жилого блока в благообразный вид. Срочно ремонтировали столовую, отскабливали грязь, въевшуюся в давно не менявшиеся доски полов, в спальнях повесили невесть откуда взявшиеся занавески, теперь нелепо смотревшиеся на фоне обветшавших оконных рам, покрытых коростой облупившейся краски.
Мысленно проклиная на ходу своих подчиненных за нерасторопность, полковник поспешил навстречу высокому гостю. Тот, стараясь не обращать внимания на тут же образовавшиеся в обуви мокрые ледышки и насквозь промокшие носки, бодро шагал по снежной целине. Новенькая, чуть ли не вчера пошитая шинель, сидела на нем, как влитая. С близкого расстояния становилось очевидно, что генерал не так уж и молод. Мгновенно заалевшие на морозе щеки скрывали его возраст, он наверняка знал об этом и вовсю старался придать своему лицу соответствующие званию серьезность и значительность. За ним, стараясь ступать след в след, семенили сопровождающие. Губернатора не наблюдалось, и у начальника колонии немного отлегло от сердца.
Лопасти винта продолжали медленно вращаться, и полковник отметил про себя, что генерал не собирается задерживаться и «приятный во всех отношениях» визит, по всей видимости, не займет много времени. Значит, проверяющий не будет особо вникать в дела, и предстоящий обед пройдет в теплой дружественной обстановке.
Переходя на строевой шаг в пяти метрах от шагающего ему навстречу генералу, полковник чуть было не упал, споткнувшись о внезапно пронзившую его мысль: получая инструкции сверху, он не удосужился узнать, какой коньяк предпочитает генерал. А от такой оперативно-служебной информации, как он твердо знал, напрямую зависят результаты инспектирования.
Выслушав рапорт и поздоровавшись за руку с полковником, его заместителями и начальниками отрядов, генерал подошел к застывшим в строю осужденным, которых невесть зачем выставили на мороз. То ли в качестве почетного караула, то ли, чтобы показать «товар» лицом. Начальник колонии тоже недоумевал по этому поводу, но проигнорировать «высокое распоряжение» не посмел. Не утратив выправки и подсознательного уважения к золотистым погонам, каждый из стоявших в строю, оказавшись лицом к лицу с генералом, невольно впивался взглядом в его глубоко посаженные серые и оттого отдающие холодом глаза и четко представлялся. Сотрудники администрации колонии неотступно следовали за проверяющим, отставая от него не приличествующее случаю расстояние.
