…Змей Крез съел его душу. Змею назначено было сторожить человека. Помня о непростительной ошибке птицы Пеликан, Крез закусил собственный хвост, заткнул мордой клоаку. Но змей был существом, способным к продолжению рода. В назначенный час Крез снес яйцо. В том змеином яйце, улыбаясь молодому солнцу, родился заново человек.

…Рыба Ату б отыскала-таки его в пучине моря, растерзала на части его соленую душу и каждый в отдельности лоскут проглотила. Когда пришло время метать икру, она терпеливо дождалась того злополучного часа и не успокоилась до тех пор, пока не сожрала свой род до последней икринки. В каждой из них жила частичка души Дьяченко. Рыба Атуб, сытая собственной икрой и чужой душой, легла на дно. Атуб не знала, что любое море можно высушить, превратить дно морское в безводную пустыню или цветущий сад. Жизнь продолжалась.

– Смерть еще нужно заслужить, – произнес сероглазый незнакомец, собрав душу Дьяченко из икринок рыбы Атуб. Из рыбьего бока торчал золотой гарпун. Перерождение пошло Дьяченко на пользу: словно спала пелена с глаз, очистился слух, прозрела душа. С последней икринкой не только возродилась Валькина душа, но и стал ясен мир, в котором она очутилась.

Узкую полоску, что сродни песчаной косе, разделявшую адское море Юфилодор и живой мир людей, населяли оленеголовые отроки. Дьяченко стучал себя по лбу – неизвестно, за какую такую заслугу он вновь обрел плоть. Он разводил руками, удивляясь, как сразу не догадался, что громоздкие, нелепые, как ему казалось, конструкции, торчавшие над головой созданий в бирюзовых одеждах, никакие не этажерки, никакие не заумные головные уборы, а обыкновенные оленьи рога. Всего-навсего!

– Ты видел то, к чему была подготовлена твоя душа, – рассказывал предводитель отроков. У него было древнее славянское имя – Братислав. На левую руку ментора отроков продолжала изящно опираться прекрасная молодая женщина – его дочь Амелиска. Дьяченко, приоткрыв рот, загляделся в ее зеленые очи – она улыбнулась ему в ответ. Тем временем Братислав поучал, цепко следя за каждым движением Дьяченко.

– Понимание приходит и уходит из человека, отыскивая для этого одному ему известные двери. Понимание – это бог, требующий взамен себя жертв. Не пожертвуешь – так и останешься до скончания века с грузом навязчивых знаний.

– Скажи, если я пожертвовал душой, как в моем случае зовут полученное знание?

Вместо ответа юная Амелиска звонко расхохоталась. В ее глазах цвета весенней степи блеснули два паруса и тут же растаяли на горизонте души. С трепетной осторожностью касаясь левой руки девушки, Дьяченко прохаживался с ней по берегу сине-лиловых вод. С другого бока бесконечной стеной, достигавшей самих небес, поднимался мутный, непроглядный туман. Или то продолжали куриться в золотом жертвеннике священные травы?.. Дьяченко со сладкой дрожью в душе любовался Амелиской. Она была чудо как хороша! Девушка не отводила сияющих глаз.

– Так как же зовут то ужасное знание, ради которого человек даже готов продать свою душу? Может, то знание и есть собственно дьявол?

Амелиска улыбнулась грустной улыбкой. Теперь зелень в ее глазах стала похожа на листву в таежном непроходимом лесу, куда ни разу не проникал солнечный луч. Девушка ответила нарочно невпопад:

– Ну что ты, милый друг, Виорахом зовут дьявола – хозяина вон той лужи.

Амелиска с нарочитой небрежностью кивнула в сторону темнеющего на глазах моря.

– Лужи, – с трудом оторвав от него взгляд, повторил Дьяченко. – А как в самом деле зовется та мрачная пучина? Бр-р-р! От ее вида у меня по спине мурашки побежали!

Дьяченко как будто забыл о первом своем вопросе. А дочь предводителя отроков отвечать не спешила. Они вышли на пристань. Здесь кипела работа. Смысл ее был неясен Дьяченко. Сотни оленеголовых созданий, цепляясь рогами за низкое небо, в считанные минуты из высокого светлого свода превратившееся в плоское грязное зеркало, сновали на тесной пристани. Одни беспрерывно подносили, подвозили на простеньких повозках, в которые сами же впрягались, знакомые голубые короба. На пристани другие отроки выстраивали из тех коробов нескончаемые китайские стены. Работой руководил ментор Братислав. В его великолепных рогах била хвостом случайная рыба Удача. Отыскав взглядом в толпе отца, Амелиска переглянулась с ним, словно искала молчаливой поддержки. Потом повернула к Дьяченко прелестную головку.

– Юфилодор. Море, в котором прячут души воков и многих-многих иных человеческих племен, называется Юфилодор.

– Души воков?! Так вот оно что!

– Тебя это так взволновало? Но ты ведь не похож на вока.

– Да, но мне поручено… Моя кровь была пролита с единственной целью – спасти души предков воков, а также души их павших воинов.

Девушка, скорчив недовольную гримаску, покрутила головой. Затем, распахнув полу кафтана, показала рукоять меча или кинжала.

– Спасать души – священное предназначение отроков, – заметила она, пристально вглядываясь в какую-то точку в помрачневшем, как ее юное личико, небе. Словно встревоженный ее взглядом, с моря подул ветер, с каждой секундой становясь все крепче и холодней.

– Вот и подходит час нашего расставания, – Амелиска снова улыбалась, глаза ее искрились, как два изумруда. Сверкали вопреки приближавшейся непогоде, вопреки смуте, вдруг овладевшей Валькиной душой… Или то блестели слезы? Девушка взяла Дьяченко за руки и нежно пожала их. – Прощай, мой милый друг! Мой новый друг.

– Погоди, ведь ты не рассказала ни о себе, ни о своем народе! – вновь взволнованно заговорил Дьяченко, сделав отчаянную попытку удержать девушку – пускай на краткий миг, пускай! – Расскажи, как вы спасаете наши души.

Амелиска, как обычно, не спешила с ответом. Устремила печальный взгляд в морскую даль, где небо налилось сумеречной, свинцовой тяжестью, а волны казались могучими каменными грядами, посланными сокрушить крошечный мирок отроков. Лишь соленые брызги, разлетающиеся по пристани, охлаждали воображение. Амелиска перевела взор на отца – тот молча поднял руку и тут же опустил.

– У нас есть еще немного времени. Я постараюсь успеть. Пойдем, я покажу тебе кое-что.

Девушка потянула Дьяченко к голубым коробам, подвела к одному из них близко-близко. Помня, что в нем находится студенистое и разлагающееся, Дьяченко брезгливо поморщился. Ни слова не говоря, Амелиска открыла крышку короба. Дьяченко вздрогнул от изумления. В коробе лежали алые, синие и ярко-зеленые продолговатые кристаллообразные стержни. Они были разной длины и диаметра. Временами они коротко вспыхивали необычным переливчатым огнем. А то вдруг по ним словно электрическая искра пробегала, оставляя за собой ломаный светящийся след. Как зачарованный, глядел Дьяченко. Рука его, подчиняясь внезапному порыву души, потянулась к чудо-кристаллам, замерла в нерешительности на полпути.

– Балдеж, – восторженно прошептал Дьяченко. – Потрогать можно?

– У нас мало времени, мой милый друг, – нежное личико Амелиски выражало необыкновенную решительность и собранность. – Извини, я буду говорить только по существу. То, что так поразило тебя, мы называем «эрро», а вы, люди, – дарами, которые приносите в жертву богам. К примеру, воки поклоняются Хорсу, аммиты – Дажьбогу, тамяне – Макоши. Люди жертвуют разным богам то, в чем нуждаются сами, прежде всего свою небогатую пищу: хлеб, сыр, вино, домашнюю птицу. Иногда им приходит в голову принести в жертву какую-нибудь безделицу, за которую они готовы всякого лишить жизни.

– Да-да, золото-бриллианты, – кивнул понимающе Дьяченко. – Или чужую кровь.

– Точно. Но при этом важно даже не то, чем они жертвуют, а что они говорят – какие произносят молитвы и заклинания. И тогда случается чудо, мой милый друг. Жертва – обычная тленка, барахло, фетиш или труп молодого язычника – соединяется вдруг с искренним, страстным словом, с пылкой молитвой. Соединяются в удивительный сплав! Вот он, перед тобой. Эрро!

– Но я же видел обезглавленных кур, грязные лепешки сыра… – не понял вначале Дьяченко. Но тут до него дошло. Он вспомнил слова Братислава, невесело усмехнувшись, покачал головой.