Время к обеду подошло не заметно. Я уже увереннее вела экскурсии. Рассказы про местную живопись давались мне без запинок. Мой выбор пал на соседнюю кафешку, куда я направилась совместно с коллегой по работе Кирой. Кира была моей ровесницей, коренным жителем Ки-Уэста. С её слов, она закончила одну из престижных калифорнийских школ искусств. А так как приходилась родной племянницей нашего директора галереи, работа по специальности ей была обеспечена. В галерее Кира работает специалистом – оценщиком предметов искусства. Я бы сказала очень даже неплохо, для молодой девушки занимать такую престижную должность, пусть даже в маленькой художественной галереи. Несмотря на её «блат», она не показалось мне эгоистичной занудой. Кира первой подошла ко мне знакомиться в мой первый рабочий день, а сегодня любезно предложила разделить с ней обеденную трапезу. Я решила не отказываться от её предложения. Раз уж мне предстоит провести на этом острове неопределённый период времени, было бы неплохо обзавестись друзьями.

За обедом моя новоиспеченная подружка рассказала мне про галерею, про все интриги, которые там творятся. Оказывается, миссис Мисти была тайна влюблена в нашего директора, дядю Киры. Я всё больше и больше хочу познакомиться с этой женщиной.

Кира представляла из себя девушку из высшего общества: красивые русые блестящие волосы, уложенные в идеальный пучок, скромный, но очень идеальный макияж, чистая речь, без единого сленга, белоснежные руки с аккуратным идеальным маникюром. Аристократка. Во Флориде данный типаж людей не особо распространен. Калифорния ей больше к лицу. В прочем, я не стала говорить об этом вслух.

Когда мы вернулись в галерею и разбрелись по своим рабочим местам, я решила приступить к миссии «Папины Секреты». У меня оставалось около получаса до следующей экскурсии, и самое время сделать звонок мистеру Филипсу, бывшему коллеги папы. В свое время, они были дружны с отцом, и тот часто приезжал к нам в гости. Надеюсь, ему известно, что–нибудь о том, что случилось два года назад с моим папой.

– Алло, – на том конце послышался мужской голос, который, безусловно, принадлежал мистеру Филипсу.

– Добрый день, мистер Филипс, – я сделала паузу – Это Руфь Лорис, дочь Сэмюила Лорис.

– Руфь? Что-то случилось с Cэмом? – встревожился мистер Филипс.

Я старалась подобрать правильные слова.

– Ммм, немного, – я собиралась с мыслями и размышляла над тем, какие из наших семейных проблем можно выложить наружу, а какие закопать поглубже.

– Что случилось? Он жив?

– Он жив, мистер Филипс. Просто недавно попал в шторм на катере и сейчас проходит лечение.

– Нужна какая–либо помощь? Я помогу, чем смогу.

– На самом деле, мистер Филипс я очень рассчитываю на вашу помощь. Вы работали с моим отцом и близко знали его. Мне кажется, он вам доверял.

– Почему мы говорил о нем в прошедшем лице? Он точно жив?

– Он жив! – не зная как продолжить, я подбирала слова – Но мы его теряем…

Мистер Филипс запаниковал, но я поспешила его упокоить, сообщив, что отец в сознании и проходит курс лечения дома. Ходит, кушает сам, двигается. Просто с ним что-то не так. Он ведет затворнический образ жизни, не хочет общаться со мной и мамой.

– Вы же в курсе, что он уехал жить в Ки-Уэст, оставив свою семью в Майами? – обратился я к мистеру Филипсу.

– Да, он говорил о своем переезде.

– И? Он что-то вам пояснил? Зачем он это сделал?

– Сожалею, Руфь, но мне ничего об этом не известно. Он сказал, что просто устал от ритма большого города. Я бы с радостью тебе помог, но не знаю, чем. Я позвоню ему сегодня вечером.

– Было бы здорово, мне кажется, отец чувствует себя одиноким.

Мистер Филипс расспросил меня про отца, чем он занимался последние два года. Я ответила в вкратце, что знала, но поняла, что на самом деле не знаю о своем папе ничего. Всё что я когда–либо знала про него, сейчас уже было не про него. Чем он и в самом деле занимался все эти два года на острове?

– Мистер Филипс, извините, что напрягаю вас своим допросом, но ответьте, вы сочли что–нибудь странным в поведении моего отца, когда он уходил с работы?

Мистер Филипс помедлил с ответом.

– Да, – ответил он, – Сэм нервничал, ничего толком и не объяснил, бросил перспективные проекты.

Мы ещё немного поговорили о моей учебе в Нью-Йорке. Я расспросила Мистера Филипса про его семью, чтобы не показаться невежей, и мы закончили наш разговор. Он обещал позвонить, если вспомнит, что–нибудь важное.

Я расстроилась. Никакой ценной информации узнать о папе мне никак не удалось. Ко мне в кабинет заглянула Кира и предложила посмотреть новые картины, которые только что поступили. Она будет производить их оценку, а мне представиться шанс понабраться немного практического опыта. Было бы глупо отказываться от такой возможности.

К концу рабочего дня я провела ещё одну экскурсию для туристов, а после отправилась домой.

В доме царила тишина. Дядя Виктор был у себя в кафе. Дэниэл оставила записку, что ушла на пляж. Дверь в папину комнату была закрыта, но он был там. Я сделала дозвон ему на телефон и услышала мелодию звонка в комнате. Волна злости окутала меня. Мне хотелось выбить ногой эту чертову дверь. Я стукнула в неё кулаком. Мне никто не ответил.

– Привет, папа, – крикнула я в замочную скважину.

Мне хотелось заплакать. Я не могла понять, что произошло с тем человеком, которого я так любила и всё ещё люблю. Куда делся мой настоящий папа, который все выходные проводил со мной? Всегда брал меня с собой на рыбалку. Всегда звонил мне. Всегда был рядом. Почему же он отвернулся от своей семьи?

– Ну и сиди там, сколько тебе влезет – закричала я, – можешь вообще не выходить из своей комнаты.

Я слышала шолох за дверью, но она так и не отварилась. Мне вспомнился разговор с врачом, который сообщил мне о диагнозе. Я не хотела в это верить! Это неправда! Это не про него! Мой папа не болен! По моим щекам покатились слезы. Я так хотела, чтобы эта чертова дверь открылась, и он вышел. В голове крутились выписки из его медицинской карты, непонятные врачебные термины, мамин плач, крики тёти Лесли, о том, что мы во всем виноваты.

Я очнулась от того, что меня окликнул дядя Виктор. Они стояли с Дэниэл в дверном проеме и наблюдали, как я сижу на полу, уткнувшись в одну точку.

– Руфь, все в порядке? – спросил дядюшка.

В ответ я покачала положительно головой. Они подошли и вместе подняли меня с пола.

– Ты слишком сильно переживаешь, – шепнул мне на ухо дядя, пока вел меня под руку по коридору в мою комнату.

Они уложили меня в постель и укрыли одеялом. Я уснула.

Я проснулась в не расправленной кровати, в одежде и вспомнила о вчерашнем немом разговоре с отцом под его дверью. Быстро умывшись и переодевшись в футболку с шортами, я отправилась на пробежку. Мне требовалось выбить из себя вчерашние воспоминания и ноющую боль в области сердца.

Море было окрашено в нежно–лазурные оттенки. Над волнами взмывали белокрылые беспокойные чайки. Притихший ветер качал волны легким бризом, взбивая их кудрявыми барашками. Скоро пляж наполнится туристами, и в очередной раз подарит людям хорошее настроение и букет восхитительных ощущений.

Я бежала быстро, не обращая внимания на людей, которые пришли за дозой солнечных лучей. Вокруг было всё хорошо, красиво и безмятежно. Мне было не привыкать видеть такие красивые пейзажи. Они были знакомы мне с детства. С отцом мы часто плавали на катере на остров Исламорада, один из островов архипелага Флорила–Кис на рыбалку. Исламорада – это негласная мировая столица рыболовства, а ещё там самые прекрасные морские пейзажи, какие я когда–либо видела. Ки-Уэст был также красив и гостеприимен, но я не испытывала тех ощущений, которые были знакомы мне в детстве. Райский остров и море больше не приносили мне радости. Наверно, всё дело в том, что там на Исламораде я была счастлива со своим отцом и мамой, которая также составляла нам свою компанию. Мы были вместе, пока однажды Ки-Уэст не разлучил нас. И за этого я его ненавижу.