– Круг очерчивала, как в гоголевской байке? – усмехнулась Инна и продолжила рассказ.

– Помню, Эмма признавалась мне с беспросветным отчаянием в голосе: «Федор был такой необыкновенный! Любили. Целовались так, словно не могли насладиться, насытиться. Казалось, мы нашли друг друга и крепко вцепились… Я сама себе завидовала. Он пожирал меня глазами».

«И это взгляд решил твою участь, поставив жирную точку в твоей судьбе», – попыталась я остановить Эмму.

«Врезалось мне в память его ликующее лицо перед одним из наших свиданий. И закрутилась карусель любви. И я счастливо растворилась в нем… Обычная романтическая предыстория. Я никогда не допускала мысли об изменах, верила, что стыдливый, совестливый. Он – моя первая осознанная любовь, мой единственный мужчина. Он стал смыслом моего существования. Я считала, что должна деятельно участвовать в жизни мужа и обязана сделать его счастливым».

Инна продолжила Эммин монолог, прерванный недовольным взглядом Лены:

«Правда, иногда по ночам неведомо почему в мое сердце закрадывалась какая-то непонятная грусть, но я не считала ее предчувствием беды. Ведь сначала шли рука об руку, мечтали, строили прекрасные планы. Был ряд неуловимых и, как я теперь понимаю, безошибочных признаков лжи, но я не верила этому и относила их к своей необоснованной мнительности. А оказалось, что созданная моей верой неуязвимость мужа и возможность безнаказанности кружили ему голову. Мысли Феди четко работали только в направлении своей выгоды, и он быстро отбился от семьи. Боюсь, его поведение уже перешло ту грань, когда прощение в общепринятом смысле уже неуместно и невозможно.

Разве много мне было нужно от Феди? Ощущение покоя и защищенности. И чтобы они ограждали меня не от будущего, а от прошлого, от того, что я видела в семье мамы. А огребла предостаточно чего угодно, только не надежности. Я уже не жду от него понимания».

«Он ответит за свою неразборчивость и тогда поймет, что семья – это непреложно. Судьба позаботится об этом, – зло сквозь зубы пробурчала я. – Верила! Презумпцию невиновности ставила во главу своих взаимоотношений в семье! Вера – это щадящая форма самообмана. Принцип «доверяй, но проверяй» меня никогда не подводил. А ты даже в ваших ссорах не хотела искать симптомы глубокого разлада. Всё списывала на его маму, на нездоровье и нервы мужа. Жалела его. Оставь жалость достойным. Воображение часто играет с нами злые шутки. Мы часто живем иллюзиями, которые заводят нас невесть куда. Придумываем себе героев и молимся на них, пока они не оседлают нас. Ха! «Как мы любим их, восхищаемся ими, пока они не разочаровывают нас своим присутствием»… Поведение твоего мужа – ясная иллюстрация моего тезиса. Нет, я, конечно, признаю за мужчинами несомненные достоинства… если они присутствуют в них. Федька – твой Порт-Артур, твоя Цусима. Для таких мужчин жена – нечто прикладное, не имеющее самостоятельного статуса».

Я говорила тихо, монотонно, в надежде усмирить, усыпить эмоции Эммы, а она снова и снова пыталась разобраться в своих чувствах. В ее взгляде я читала массу вопросов.

«Я любила безоговорочно, без всяких оценок. Никому не пожелаю подобного. Не прихоти ради, не от скуки или одиночества меня к нему потянуло. Мое чувство было выше любого бытового житейского счастья. Мне казалось, что все люди, которые общались с Федей, отнимают у меня время, которое я могла бы провести с любимым. Моя любовь была так сильна, что я ничего плохого вокруг не видела, а если и замечала что-то по мелочи, то тут же забывала. В таком состоянии я обреталась целый год. Но оно отпустило меня, когда мы поженились. Любовь моя сделалась осмысленной, спокойной, без бурной страсти, но всеохватывающей. Не знаю, можно ли любить сильней. И я почувствовала себя по-настоящему счастливой. Я старалась рассмотреть в муже хорошее, перетерпеть то, что мне не нравилось. Уже в самом начале с Федей и его мамой было непросто, болезненно непросто, но я любила мужа и всё прощала. Я же понимала: мама есть мама. И ничего тут не поделаешь. Придется мириться с ее сложным характером. Я даже пыталась с ней подружиться. Но душами мы с ней так и не приняли друг друга. У нас никогда не было близких отношений. Ты представляешь, она требовала от меня не нарушать устоявшийся порядок вещей, хотела моего полного слепого подчинения!»

«Какое «позитивное» начало семейной жизни! Твоя любовь как мягкий ровный благодатный свет, а у Федьки – лишь отдельные эротические вспышки. И ты с тупым добросердечным упорством норовила его перевоспитать? Только не ты, а они тебя ваяли, под себя хитро приспосабливали, «прошивали» так, чтобы тебя в семье не стало видно. Таков был их хитрый многоходовой расчет. Но тебе это казалось душевно-интеллектуальной близостью. Пойми, Федька – не причина твоей любви. Он только объект приложения твоей прекрасной способности любить», – с болью в голосе разубеждала я Эмму.

Жанна остановила Инну и поделилась своим наблюдением:

– Был у меня эффектный, с офицерской выправкой парень, трубку с длинным чубуком курил, красиво ухаживал. С ума я по нему сходила. Пожаловалась своей хорошей старшей подруге, тете, мол, и с ним не могу и без него тоже. Так она мне четко выдала: «Замуж надо выходить за того, с кем можешь и без кого можешь. Иначе будет сплошная маята. Доверяй своей природной интуиции, не торопись в чувствах, чтобы они длились всю жизнь». Она понимала меня и мой характер. И я сочла за благо ее послушать. И не разочаровалась в своем решении. Я и дочке, и внучкам своим, а заодно и их подружкам говорила и продолжаю говорить, чтобы боялись слишком много и красиво говорящих юношей. Они этим к себе внимание привлекают. Хотят всем нравиться – это их сверхзадача, – потому что себя больше всего любят. Замуж надо выходить, будучи хорошо подкованной, теоретически вооруженной, чтобы и словами отбрить могла, защищая свое достоинство, и чтобы за «практикой» дело не стало, если понадобится. Я советую им не ждать принца на белом коне, а искать человека близкого своей душе.

А еще я им предлагаю не зацикливаться на мужчинах, потому что найти достойного – задача не из легких. Мужчина – это только часть вашей жизни и при том не самая надежная и часто не самая позитивная. Может оказаться, что без мужчины вам будет лучше, чем рядом с каким-нибудь психом или дураком. В жизни много чему еще можно радоваться».

Инна недовольно покосилась на Жанну, но выговаривать ей не стала. Продолжила рассказывать.

– А много позже Эмма писала мне с трагической иронией: «В глазах Федора всегда было что-то еще, кроме того, что я понимала о нем».

«Ларошфуко говорил, что «истинная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто её видел». Ты это подтверждаешь?» – шуткой отвечала я Эмме.

«Не могла я решить: искреннее чувство у Феди или нет. Он не проявлял себя… И попала я в плен света, исходящего из его глаз. И была ослеплена им».

«Было бы чем ослепляться! – злилась я. – Эмма, запомни, уверенная женщина говорит мужчине игриво: «Смотри не влюбись в меня!» или «И за что это я тебя люблю?», а неуверенная спрашивает: «Ты меня любишь?» И никогда не показывай, что ждешь его звонков.

Только чувствовала я, что она слабо воспринимала мои слова, не доходили до нее мои, казалось бы, очевидные истины. Вот и напоролась. А в результате – холодная сиротливая постель и редкие минуты счастья с детьми на фоне постоянного семейного кошмара.

Жанна выразила свое мнение:

– Понимаешь, Инна, несмотря на массу прекрасных данных, у Эммы, наверное, энергетика жертвы, притягивающей к себе злую судьбу. Мистика присутствует в жизни женщин, сживающихся с ролью неудачниц, таким в мужья попадаются либо спасатели, либо тираны. Эмме не повезло. Качество ауры человека зависит от наследственных черт и от условий жизни. Очевидно, в детстве семья не способствовала развитию уверенности в ее характере.

– Так ведь с отчимом жила, – напомнила Аня.

– Напророчила! Не отвлекай, – рассердилась Инна на Жанну.