Как-то раз Володя, мой средний брат, задержался после школы. Он учился в первом классе, я же тогда посещал детский сад. Я был вечером дома и, очевидно, играл в какую-нибудь игру, однако в какой-то момент почувствовал мамино беспокойство. Она постоянно подходила то к одному окну, то к другому и вглядывалась на удаленную часть дороги. Это было тем более странно, что окна у нас выходили не во двор, где располагалась школа, а в диаметрально противоположную сторону. Вглядываясь в окно, мама вдруг вздрогнула, я посмотрел туда же и увидел своего брата, который весело и беззаботно общался с какими-то девочками, вероятно одноклассницами, на дальней стороне дороги. Я точно помнил категорический запрет переходить улицу в той части: участок не регулировался пешеходным переходом, да и по всей логике, противоположный двор никоим образом не включался в маршрут школа – дом. Однако в глазах мамы я увидел не гнев, что ее сын нарушил запрет, а облегчение. Глядя на нее, и у меня улучшилось настроение. Она сообщила отцу (он еще жил с нами), что сын нашелся, и беспокоиться собственно не о чем. В комнату зашел отец, в глазах которого я почему-то заметил не разделения маминой радости, а наоборот, какую-то странную озабоченность или, точнее, угрозу. Причина была для меня непонятна, но я остро почувствовал страх, страх за своего брата. Но вот Володя, счастливый и довольный, забежал домой. Однако увидев отца, счастье сменилось даже не испугом, а растерянностью. А когда отец позвал его в дальнюю комнату, в глазах появилась еще и какая-то обреченность. Те минуты, которые брат провел в закрытой комнате наедине с отцом, показались мне вечностью. Я не помню картины, которые всплывали в моем детском сознании, но то, что я очень остро переживал – это помню очень отчетливо. Мама все это время сидела рядом, она гладила меня по голове и что-то говорила, слов не помню, но одно слово все-таки запечатлелось – «наказание».
К следующему эпизоду я готовлюсь уже второй день и никак не могу взяться за описательный процесс. К описанию самого события очень трудно приступить еще и по причине того, что мама – самый мой близкий человек, и мне невероятно сложно начать.
Даже сейчас, когда начинаю писать, чувствую дрожь в пальцах и усиленное сердцебиение. Я словно снова тот самый маленький мальчик, который никак не может изменить ситуацию и способен только наблюдать за событиями со стороны. Это гораздо хуже самого страшного кошмара, потому как из него невозможно с криками выскочить. Вот уже два дня пытаясь проанализировать весь эпизод от начала до конца, с каждой минутой извлекая из глубин своей памяти мельчайшие подробности, я задаю себе снова и снова несколько вопросов. Что это – отчаяние или необъяснимое проявление жестокости? Или второе как следствие первого? У нас уже есть дети, и порой мы очень сильно устаем от их огромной неутомимой энергии, следствием проявления которой являются различные выходки, начиная, от хороших и заканчивая не очень хорошими. Таким образом, «цветы жизни» периодически вызывают у нас, родителей, неоднозначные эмоции, которые мы в состоянии аффекта выплескиваем на них с особой жестокостью.
В текущую минуту мои мысли как будто нарочно уводят меня в длинные, пространные размышления. Я понимаю, что это защитный механизм. Однако без этого эпизода моего детства картина будет неполной, поэтому очень медленно, тщательно подбирая слова, я, пожалуй, начну, сделав последнее уточнение: отец к тому времени уже покинул нас, и мама – наш единственный родитель.
Итак, это был прекрасный, чудесный летний день. Мы с братом Володей отправились на улицу гулять. Мне семь лет, детский сад позади, впереди первый класс. Я не упоминал еще, что разница в возрасте у нас с ним чуть больше года, а точнее один год, один месяц и один день. Магия цифр! В любом случае, он старший, я младший, и, естественно, когда мамы рядом нет, то Володя полностью несет за меня ответственность. Это правило, и мой брат его отлично знает. Помимо этого правила, есть еще набор наставлений, в котором присутствуют строгое ограничение на время прогулки и строжайший запрет по географическому местоположению, то есть не дальше собственного близлежащего двора (об этом было написано в предыдущем эпизоде). К нам во двор пришли ребята с соседнего двора, у них был велосипед! Об этой мечте я обязательно расскажу, но не сейчас, скажу лишь одно, что это была мечта всего моего детства. Как же было интересно нам на нем прокатиться, ребята были абсолютно не жадные, поэтому мы по очереди садились на это чудо и катались. Учитывая, что в нем было три колеса, проблем с этим не возникало. Мы настолько увлеклись, что не заметили ни времени, ни тем более места, где мы находимся, а между тем – это уже был не наш двор. В какой-то момент я услышал, что нас с Володей зовет очень знакомый голос. Когда мы повернули головы в сторону звука, то вдалеке увидели маму. Взгляд ее был не то что строгий, в нем присутствовало что-то очень пугающее. В тот момент я почувствовал не то что страх, а какой-то ужас. Но рядом был брат, от него исходила какая-то невероятная сила и спокойствие, поэтому неожиданное чувство быстро растворилось, оставив небольшой осадок – осадок неопределенности и легкого беспокойства. Мы медленно выдвинулись в сторону мамы, она молча развернулась и пошла в сторону дома. Зашла в квартиру, мы также молча прошли следом. Ввиду отсутствия, по понятным причинам, ремня, мама взяла этот страшный предмет – стиральная машина у нас всегда стояла в коридоре, а сливной шланг был единственным подходящим средством для воздействия за проступок, – развернулась к Володе, и тут начался кошмар…
В студенческие годы я познакомился с легендарной рок-оперой Тима Райса и Эндрю Вебера «Иисус Христос – суперзвезда». В одном из последних эпизодов прокуратор Иудеи от великой Римской Империи Понтий Пилат велел ограничиться наказанием в адрес Иисуса не смертью, как того требует толпа, а «всего лишь» тридцатью девятью плетями. В видеопостановке под очень яркий симфонический аккомпанемент, глядя на исполнение приговора, а особенно когда взмахивается плеть для нанесения первого удара, я постоянно вздрагиваю, и слезы сами начинают скатываться у меня по щекам. Я словно вновь сижу в углу коридора нашей квартиры и сквозь пелену смотрю на экзекуцию. Чувств настолько много, и все они очень яркие. Я не знаю, что делать, я просто плачу, я задыхаюсь от слез…
Спустя годы я сделал несколько выводов из этого эпизода. Нет, не те, что за проступки надо платить или что любое «условно запрещенное» действие несет за собой наказание. Это все слишком просто, и в книжках об этом написано огромное количество слов. Я понял следующее – непонимание близких людей, отсутствие удовлетворения от собственной жизни и, как следствие, преждевременная усталость от нее на каком-то этапе вызывает отчаяние. Последствия отчаяния могут вызывать очень сильные всплески негативной энергии, которая обрушивается в виде агрессии в сторону близких людей. Естественно, когда всплеск проходит, то наше сознание возвращает нас в реальный мир, и мы, как правило, очень сожалеем о содеянном, пытаясь по горячим стопам все исправить.
В дополнение, на днях, прокручивая в голове этот эпизод снова и снова, я сделал для себя еще одно печальное открытие. Осуществив переход к циничному эгоизму, я потерял прекрасную способность – чувство сострадания за боль близких людей. Точнее, не совсем потерял – остатки еще где-то теплятся, раз мне до сих пор тяжело вспоминать события того дня, а скорее трансформировал эти чувства во внешнюю холодность. Вероятно, потрясения того времени были настолько сильны, что мое сознание осуществило необходимые изменения. Раз эти чувства приносят боль, то нужно выжечь их каленым железом.
Тут в памяти неожиданно всплыл интересный случай из недавнего прошлого. Два или три года назад пригласили нас друзья поиграть в квест. Штука для нас была достаточно новая, хотя в городе уже давно пользовалась популярностью. Ролевая игра была рассчитана на две пары или просто на четырех человек. Не помню, да, собственно, это и не важно. Сюжет тоже вспоминается с трудом – что-то из разряда мистики и ужасов, то, что, очевидно, пользуется огромным спросом у любителей подобного вида отдыха. Времени организаторы действия на решение всех задач дали один час. Насколько я понял, в любом квесте имеется свой сюжет. Задача же игроков, решая задачи-головоломки, постепенно приближаться к финалу – то есть, если рассматривать всю игру целиком, то это словно какое-то произведение, участником которого являются живые люди. А любое произведение должно иметь какое-то окончание, логическое завершение. И так же как и в живой литературе либо в спектакле, либо в фильме, финал может быть разнообразным – говоря попросту, хороший либо плохой. Так вот, мы, не без помощи организаторов конечно, решили все задачи, и, как показалось мне и моим братьям по оружию, очень успешно, ведь основным параметром все считали время. Однако в конце игры все, оказывается, погибли, потому как призвали какие-то темные силы, которые в итоге уничтожили нас, как и наших предшественников, следы которых мы и искали весь отведенный час.
