– Мсье чем-то недоволен? – осторожно осведомился продавец. Клиента, особенно, русского (это он угадал сразу), нельзя ни разочаровать невниманием, ни отпугнуть излишней назойливостью. – Продукция «Маузерве́рке», модель «С96». Новейшая система, непревзойдённое немецкое качество! Вместительный магазин на десять патронов, расстояние поражающего боя больше километра! Деревянная кобура снабжена кожаными ремнями для ношения, кармашками для запасной обоймы и приспособлений для чистки и может быть присоединена к рукояти, что превращает пистолет в чрезвычайно удобный карабин. Данная модель отлично зарекомендовала себя во время войны англичан с бурами, незаменима для путешественников и охотников!

Он привирал, разумеется: на самом деле, пуля, выпущенная из «Маузера» сохраняла убойную силу не далее пятисот метров. Но какой продавец выложит всю правду о дорогом товаре? Тем более что гость не производит впечатления знатока: хоть и офицер, но с виду сущий мальчишка: усы едва пробиваются, щёки пухлые, как у девушки… Но покупатель оказался не так-то прост.

– Ну, для охотников-то он, положим, не слишком подходит. Если идти на дичь крупнее косули, я бы взял обычный карабин. Да и заряжание не слишком удобное для пистолета – по-винтовочному, пачками… Прежде чем отправиться на рю де Бельвиль, Коля вспомнил о совете Ковалевского насчёт приобретения автоматического пистолета-карабина. Подходящее место ему подсказал француз-лейтенант, а заодно – любезно подбросил «аéronaute russe»[2] до Пляс-Вандо̀м на личном авто́. Там, по правую руку одетого в римскую тогу Бонапарта, взирающего город с высоты каменного столпа, располагался оружейный магазин, по уверениям лейтенанта – лучший в Париже.

Заведение мало походило на магазин – скорее уж, на музей или охотничью залу в замке родового аристократа. Стены заставлены стойками с ружьями и винтовками, на затянутых бархатом панно развешаны сабли, шпаги и богато украшенные кинжалы индийской и персидской работы. Над всем этим смертоносным великолепием красовались средневековые шлемы и кирасы, охотничьи трофеи и чучела хищных птиц. Продавец не дожидался клиента за прилавком, ппоявился откуда-то из полумрака, благоухающего металлом, ружейным маслом и дорогой кожей.

– Мсье желает приобрести оружие? Пистолет? Револьвер? Может быть, охотничье ружьё? У нас имеются новейшие образцы от лучших фабрикантов оружия Европы и Америки!

Ещё в поезде Коля, вместо того, чтобы прилежно изучать документы приёмочной комиссии (в Главном Инженерном управлении ему выдали под роспись пухлую казённого вида папку), листал каталоги европейских и американских оружейных фирм. В 1907-м году был издан приказ, согласно которому офицерам Российской Императорской армии дозволялось приобретать на свои средства некоторые образцы автоматических пистолетов заграничного производства. Правда, список разрешённых моделей был до обидного короток, всего четыре наименования. Но это не помешало молодому человеку тщательнейшее изучить весь ассортимент – и теперь всё это великолепие лежало перед ним на бархате, в застеклённых, красного дерева, витринах, и отсвечивало под яркими лампами воронёной, полированной и бог ещё знает какой сталью.

А продавец уже расхваливал другой пистолет:

– Рискну порекомендовать вам, мсье, эту превосходную модель. По ужасной силе боя она превосходит остальные образцы. А если заряжать патронами «дум-дум», то лучшего средства самообороны при охоте на опасного зверя – медведя, скажем, или кабана – вам не найти. Обратите внимание, как устроен затвор – последнее слово огнестрельной науки! Он не отскакивает назад, а переламывается надвое, благодаря чему сотрясение руки при выстреле выходит намного слабее.

На этот раз продавец не лукавил. «Парабеллум», коммерческий вариант автоматического пистолета «люгер Р08», состоящего на вооружении в армии Второго Рейха, был ещё одним пистолетом, дозволенным к покупке. Коля, правда, предпочёл бы модель шестого года с удлинённым стволом, так называемую «морскую», но их выпускали только для офицеров Кайзерлихмари́не.

Юношу его позабавило, с каким пылом продавец расхваливает немецкое оружие – а ведь он француз, и ненависть ко всему, произведённому между Одером и Рейном, должен был впитать с молоком матери! Оно, впрочем, и понятно: цена германских пистолетов заметно выше, чем у других образцов.

Коля ещё раз примерился к «Парабеллуму». Похоже, то, что надо: не слишком тяжелый, рукоятка сидит в ладони, как влитая, механизм перезарядки прост и удобен. Всё, прочь сомнения! Он достал портмоне и выразил готовность немедленно расплатиться, велев включить в счёт два дополнительных магазина и четыре картонные пачки по пятьдесят патронов каждая. Потом, чуть помявшись, попросил добавить ещё две, с патронами, снаряжёнными пулями «дум-дум».

Коля знал, разумеется, что эти пули, оставляющие в теле ужасные раны, запрещены Гаагскими конвенциями, но постарался убедить себя, что приобретает их для других целей – скажем, для охоты на медведя, о которой давеча упоминал продавец. Почему бы и нет? Ведь может же он однажды отправиться на медвежью охоту?

Из магазина прапорщик вышел, обеднев на сто шестьдесят девять франков. Примерно в это сумму обошлась бы такая же покупка и в Петербурге, но там пришлось бы выписывать товар по каталогу из Германии, и не меньше месяца ждать, пока доставят заказ. Но Коля и думать не хотел, чтобы отложить приобретение: будь его воля, он бы прямо сейчас перекинул ремешок с кобурой через плечо, благо, за границей русскому офицеру, находящемуся в составе официальной делегации, предписывалось ходить в мундире.

Он шагал по тротуару, зажав под мышкой увесистый свёрток, перетянутый крест-накрест бечёвкой. Пора было переходить к следующему пункту программы. Порылся в памяти в поисках кратчайшего маршрута до рю де Бельвиль – перед завтраком он изучил план Парижа, висящий в комнате для совещаний воздухоплавательного парка. Но, видимо, продукция французских картографов уступала туристическим брошюрам британской фирмы «Томас Кук». Потерпев неудачу, Коля сокрушённо вздохнул, бросил взгляд на часы, подвешенные к столбу на углу площади, и принялся ловить фиакр.

Экипаж высадил его возле крошечного сквера: клумба, деревца́ в каменных кадках да чугунная табличка, сообщающая, что сквер был разбит в 1872-м году. Букинистическая лавка примыкала к ограде сквера, отгородившись от мостовой крошечным палисадником.

Коля ожидал увидеть старца, чахнущего, подобно горбатому букинисту из стихотворения любимого им Николая Гумилёва, над рядами грузных, молчаливых фолиантов. Но перед ним предстал тридцатилетний господин, худощавый, с длинным лицом, заканчивающимся острым подбородком, схожий с заокеанским актёром Элмером Бутом – фильму с его участием прапорщик посетил незадолго до отъезда из России. Хотя, вряд ли у гордого аристократа (роль, сыгранная Бутом в фильме) мог быть такой потёртый жилет, такие пыльные башмаки, заискивающая улыбка и, в особенности – такая спина, ссутуленная угодливыми поклонами. Похоже, дела у букиниста шли не слишком бойко. Тем не менее, «Элмер Бут» оказался весьма словоохотлив:

«Да-да, мсье, конечно помню! Альбом приобрёл «l'invitй de Russie»[3], такой важный, представительный… Нет, его никто не приносил, альбом нашли в сундуке, на чердаке этого самого дома. Да, и картинку с «voiture йtrange»[4] тоже – правда, её, прежде чем выставить на продажу, пришлось вставить в рамку. Нет, недолго, мсье из России зашёл в лавку на следующий день. Почему записки остались незамеченными? Некогда было рассматривать грошовый альбом, да и переплёт был в скверном состоянии – удивительно, что русский мсье на него польстился…

Дом? Нет, отец приобрёл его сорок лет назад, а кому он принадлежал раньше – неизвестно. Пожалуй, можно навести справки в префектуре, там могли сохраниться документы. Хотя, время было ужасное: война, осада, потом беспорядки – бумаги могли и пропасть… Да, лавка тоже была, но не букинистическая, как сейчас, а бакалейная. Прежний владелец разорился – в Париже тогда свирепствовал голод, съели даже слона из Зоологического сада, какая уж тут торговля! А книжную лавку открыли после того, как разобрали руины фабрики.