Морщась от своих же прикосновений, он обтёр себя от спермы и искоса поглядел на Джека.

— Ты же сказал, тебе неинтересно, что там было, — напомнил тот.

Женька засопел.

— Припёрся утром весь в покусах…

— В засосах, Жень.

— В засосах и укусах. Она тебя погрызла, как стая голодных сыроежек, ёпт! А ты тогда был уже сорванным. Ну, то есть разумным. Значит, раз был с нею по своей воле, то мог бы отказаться. Наплёл бы ей что-нибудь про мой приказ, например. Что я тебя им отдал только бутерброды порезать, а не… использовать по-другому. А теперь зачем-то врёшь мне тут про первого.

— Жень, так меня и не использовали. — Джек повернулся на бок и подпер голову согнутой в локте рукой. Вид у него сделался пасторально-мечтательный, не хватало только зелёной травки вокруг, травинки в зубах и стада коровок неподалёку. — Веришь или нет, но с Рейчел у меня ничего не было.

— Ага, как же.

— Она была, накурившись фицы. И напившись алкоголя. А одно с другим смешивать не советуют. Потому что выносит только так. — Женька слушал скептически, но запах фицы с утра от Рейчел, когда они с Джеком пришли возвращать наволочку и лифчик, он помнил. — Так что она порезвилась на мне и отрубилась, даже не дойдя до самого главного.

Женька хмыкнул.

— Да и не хотел я её.

Внутри что-то отпускало.

— А тебя я хотел и хочу по-прежнему.

Женька сурово сдвинул брови.

— И я тебя не обманываю.

— Ну ладно, — нехотя согласился поверить ему Женька.

— Вообще странно, что ты решил именно сейчас вспомнить события полуторагодовой давности, — признался Джек. — Я предлагал тебе видео сразу, и ты отказался. Тогда я решил, что проблемы нет. А ведь ты бы и сам мог всё увидеть.

— Тогда я не хотел, — да и сейчас не хочет. Это было бы ну как подглядывание, мелко и отвратительно. У Женьки к подобному душа не лежала.

— Да ты ревнивый, оказывается, — с каким-то довольным видом констатировал Джек. Потянулся всем телом и перекатился на спину. У Женьки аж спина зазудела, так захотелось это движение повторить. После хорошего секса и тело радовалось, и на душе развиднелось, как после пасмурного дня, когда внезапно между облаков проглядывает одинокий луч солнца.

— А ведь она там, — внезапно сказал он, и луч солнца спрятался обратно. — Рейчел. В криокамере. Не знаю, как Янис умудрился её похитить, но… Похоже, у них были какие-то общие дела, у Яниса и Рейчел. Вот уж не думал, что такая, как она, спутается с браконьером!

— Ты и про фицу не думал, пока она на тебя ею не дыхнула, — Джек хмыкнул. — Вот так думаешь, знаешь человека, а потом бац — и вы по разные стороны криокамеры стоите. От тебя я, Жень, такого тоже не ожидал.

— Что? Чего не ожидал? А что я-то?

— Заводишь отношения на стороне, а дружбу обещал мне.

— Когда это я?.. — Женьку осенило. — Да ты про цветочек, что ли? Джек, ты что, совсем того? Это ж растение!

— Оно женского пола. А ты всё же более привычен к общению с женскими индивидуумами.

— Джек, у него корни и побеги!

— А у меня — нет! А знаешь, сколько всего с их помощью можно было бы сделать?

— Сожрать человека за пару минут? — подсказал один из напрашивающихся вариантов Женька, но Джек его не услышал.

— Так что я ревную! — довёл он свою мысль до логического финала.

— Да ну тебя. Ты же не серьёзно? Нашёл тоже, к какой фигне цепляться. Да иди ты на хрен!

Джек повернулся, прижал его к кровати и глумливо сообщил:

— А я там уже побывал. Теперь твоя очередь.

— Эй… — Женька сперва решил, что Джек это несерьёзно сказал, так, чисто шутки ради, но потом понял, что нет, серьёзно: Джек впился губами ему в загривок, пальцами нажал на плечи, заставляя лежать смирно. Женька, немного ошалев, послушался.

— Ну… Ладно, — ладно, имел он в виду, поглядим, куда это заведёт.

Джек, будто окончательно утверждаясь в правах, прикусил ему кожу между лопаток, и Женька выгнулся, отзываясь на укус дикой, неконтролируемой дрожью по всему телу. Как Джек это делает? Какую власть имеет над Женькой? Как это у него получается?

Джек спустился ниже, ведя языком вдоль Женькиного позвоночника, обжигая его жарким дыханием, тревожа мелкие, почти невидимые волоски. Прикосновение рук, сперва сильное, ослабло, потом ладони и вовсе приподнялись над его кожей, дразня её лишь тонкими, еле заметными касаниями. Это ощущалось, как лёгкая вибрация по всему телу. Женька закрыл глаза, зажмурился, закусил губу. Джек дохнул ему на поясницу, и Женька машинально прогнулся, выставляясь. Он тут же лёг обратно, нормально, но Джек с лёгким смешком, — ёпт, ну и сволочь, — опустил руки ему на ягодицы, сперва оглаживая их, а потом легко сжимая. Женька хотел было сказать, чтобы Джек прекратил его лапать, но от очередного прикосновения языка к пояснице его буквально размазало по кровати. Задница опять приподнялась сама, будто нарочно подставляясь Джеку под пальцы. И не только под пальцы. Женька не сдержал откровенного потрясённого вздоха, когда почувствовал влажный широкий язык, бесцеремонно и нагло облизывающий его между ягодиц.

— Ёпт! Джек!!

— Что? — след языка теперь прочертили пальцы, и это было ничуть не менее приятно.

— Какого хрена?!

— Ну, ты же любишь, когда всё по-честному. Если мы теперь поменяемся, разве это не будет честно?

— Тебе просто хочется это сделать, — обвинил его Женька, стискивая кулаки. Не для того, чтобы развернуться и вдарить Джеку в глаз, нет. Для того чтобы сдержаться и не начать извиваться и подставляться под пальцы.

— Очень, — признался Джек и вернулся к прерванному занятию.

Женька вцепился зубами в костяшки кулака.

— Только ты так не сжимайся, — попросил Джек, дразня его пальцами. Женька зажмурился. — Расслабься, ладно? Я сделаю тебе хорошо. — Женька подумал, что сходит с ума. Горло у него напряглось, он отчаянно сдерживал стоны, или ругань, или всё вместе — он уже не знал.

Язык у Джека был влажный, пальцы бережные и сильные, и спрятаться от них не было никакой возможности. Женька понял, что опять выгибается, вздёргивая задницу, в поисках того самого ощущения, когда пальцы раздвигают мышцы, находят и нажимают внутри на сладкое тянущее местечко, от которого всё тело становится пылающим и чужим. Но Джек на этот раз не торопился, он лизал и засасывал его кожу, проникал внутрь языком, и каждое его движение заставляло Женьку чувствовать себя настоящим извращенцем: надо же, ему нравится такое! Но и заставить себя остановиться и приказать Джеку прекратить он не мог. Наоборот, он расслабился, как Джек и просил. Он начал впускать его пальцы. Он подавался задницей им навстречу, тяжело вздыхая, когда понимал: Джек не только лижет его языком снаружи, но и запускает его внутрь, как только может глубоко, и это неправильно, это грязно, но, ёпт, как же хорошо! И тут Джек сделал что-то такое, отчего Женька будто взорвался внутри тяжестью и жаром, и понял: он всё-таки простонал вслух. Джек тут же повторил, с нажимом, задвигая пальцы внутрь, вталкивая их в Женьку, держа их так, что Женька сам вздёрнулся, наделся на них со стоном, подавая бёдрами назад, судорожно, рывками…

Вдруг Джек поднялся над ним и приставил к его растревоженной коже, к разлизанному и растянутому входу член. Женька задержал дыхание, но быстро сорвался на быстрые частые вдохи, заполошно ожидая первого толчка. Только не зажиматься, впустить… Джек двинулся в него плавно, неторопливо, мягко. Вошёл легко, до конца, прижался кожей к коже, вдавил Женьку в кровать своей тяжестью. Это было ни с чем не сравнить, можно даже не пытаться. Женька никогда не подозревал, что будет ощущать такое, будет ощущать себя настолько не владеющим ситуацией, настолько дающим. И что у него даже в мыслях не появится желания сопротивляться или что-то поменять. Это ведь был Джек. Менять ничего не хотелось.

— Жень… Всё хорошо? Тебе нравится? — прильнув к Женькиной спине, Джек нашёл время, чтобы поговорить.

— Нормально всё, — буркнул Женька, стараясь сосредоточиться на его осторожных и плавных движениях, на покачиваниях бёдрами. Хотелось растечься под Джеком тонким слоем и только подаваться ему навстречу, ловя каждый его толчок. Отвлекаться совершенно точно не хотелось.