— Хочу и буду, — прищурилась Еын, чувствуя себя крайне довольно.

А потом резко захлопнула рот, когда мужчина подался резко в её сторону, поднявшись с кресла, и навис над ней, руками оперевшись в обивку по обе стороны от её головы. Во рту как-то в один момент пересохло, и девушка судорожно облизала губы, пытаясь хотя бы их спасти от невообразимой засухи.

— Я могу рассказать тебе на примере, — вдруг произнёс серьёзно Юнги, а затем, перестав сверкать глазами, бухнулся на диван и, ухватив её за талию, потянул привычно на себя, заставляя оказаться невозможно близко. — Хочешь узнать больше обо мне и о моей семье?

— Ты спрашиваешь очевидное, — ответила тихо Еын, когда почувствовала, что он сжал её бёдра и притянул ближе к собственной груди, получая, видимо, какое-то странное удовольствие от того, что она сидит на его коленях. Она подняла в ответ руки и коротко прошлась ладонями по его плечам, соскользнула на шею и очертила подушечками пальцев линию его челюсти.

— Родители, — начал он и сглотнул, судорожно облизав губы, — заставили отца жениться, когда ему было двадцать шесть. Он не был особо в этом заинтересован, но согласился, потому что понимал необходимость в наследнике. Жену ему подобрали тоже родители, но отец отказался принимать её в семью по всем правилам. Правила ты запомнила?

— Ты о том, что женщина берёт фамилию семьи, частью которой становится? — уточнила Еын, а Юнги удовлетворённо кивнул. — Это я запомнила.

— Его жена, однако, не стала, как ты понимаешь, частью семьи Мин, — продолжил мужчина, и теперь кивнула она. — С наследником дела тоже шли плохо — пусто было даже спустя два года после свадьбы. И вот тогда отец встретил мою мать, — Еын моргнула, не ожидая подобного совсем, а Юнги только усмехнулся как-то особенно и продолжил: — Когда я подрос, он говорил мне, что с первого взгляда заинтересовался ею, а с первого её слова понял, что она — его женщина. Они встретились в борделе. Ты там, к слову, уже была. В то время, правда, им управлял отец Чонгука, и именно у него мой отец выкупил маму.

— Так… — растерялась Еын, не зная, как правильно высказать свои догадки, чтобы никого не обидеть. — Твоя мама… Она… Как бы…

— Проститутка? — ухмыльнулся Юнги. — Так и есть. Была ею, по крайней мере, пока не встретила отца. Она стала Мин Суён почти сразу, частью семьи — тоже, да и я родился спустя положенные девять месяцев.

— И это не было проблемой? У твоего отца была законная жена… А ты считаешься законным наследником.

— Я ведь говорил, что быть моей женщиной значит больше, чем ты можешь себе представить, — проговорил Юнги, чуть сжимая пальцы на её бёдрах. — На самом деле не только моей… Быть чьей-то женщиной значит быть самой большой слабостью и самым большим искушением одновременно. Это как быть ключом ко всему, понимаешь? Это гораздо больше, чем девушка, больше, чем жена. Это самое большое, что только может быть. Я не выбрал тебя с первого взгляда и уж точно не с первого слова… но выбрал. Тебе остаётся только смириться.

Сердце в груди её страшно колотилось, так и грозилось вырваться наружу, пока сама Еын смотрела в глаза напротив и видела в них, кажется, намного большее, чем можно себе хотя бы представить. Было странно и страшно от осознания всего того, что было произнесено, и девушка правда не понимала до конца, как должна была на всё это реагировать. Но ей и не хотелось на самом деле — ей только хотелось податься вперёд и найти своими губами губы Юнги, поцеловать его, ладошками обхватив лицо, и в очередной раз попытаться не умереть, когда он сожмёт её талию и поцелует в ответ. Еын, собственно, именно это и сделала, а ещё подумала о том, что так, наверное, правильно, разумно и логично.

Но совершенно неправильно, неразумно и нелогично показалось ей стоять спустя два дня на кухне, смотреть в глаза, которые, как ей казалось, никогда и ни за что уже не взглянут на неё с угрозой, и сжимать в бессильной злобе кулаки, чувствуя, как подступают к глазам злые слёзы обиды. Внутри всё клокотало от бессилия и неудовольствия, хотелось рвать и метать, хотелось бить посуду и кричать без остановки, отдавшись истерике целиком и полностью.

— Я всё сказал.

А в глазах — одна только сплошная злоба напополам с недовольством. И предупреждение: «не влезай — убьёт». Вот только Еын храбрая настолько же, насколько и глупая, а потому продолжает препираться с ним, веря и надеясь ещё на его благоразумие.

— Ты псих или да? — скривилась она, цедя сквозь зубы одно только раздражение. — С чего бы мне слушать тебя? Я собачка на привязи или кто? Как смеешь относиться ко мне таким образом?

Юнги хлопнул по столу ладонью с такой силой, что она невольно втянула шею в плечи и зажмурилась, понимая, что он действительно зол сейчас настолько, что вполне возможным сочтёт вытащить пистолет из кобуры и пострелять по стенам. Но Еын, честно говоря, плевать на это было до тех пор, пока этой стеной не окажется она сама.

— Не беси меня, — процедил мужчина, поднявшись на ноги. — И не заставляй делать того, о чём я потом пожалею.

— Ты мне угрожаешь? — прищурилась неприязненно Еын. — Пытаешься напугать?.. Да пошёл ты со своей придурью!

— Ремнём отхожу так, что сидеть не сможешь.

— Да хоть кнутом! — махнула она рукой. — Только я его потом тебе в жопу запихну, понял?! Думаешь, комнатный цветок себе завёл? Я не собираюсь сидеть в четырёх стенах вечно! Я хочу работать и буду это делать!

— Нет, не будешь, — хрипло и низко проговорил Юнги, шагнув в её сторону. — Я всё сказал. На меня ты больше не работаешь. И ни на кого не работаешь.

— Но я хочу! — не согласилась с ним Еын, сжав ладони в кулаки. — Почему не понимаешь, что мне интересно? Почему не понимаешь, что я хочу быть рядом?

— А я хочу, чтобы ты была в безопасности!

— Ну да, конечно, ты защитишь меня тем, что будешь держать взаперти!

— Из-за меня ты была ранена! — нахмурился Юнги и, приблизившись, больно и неприятно впился пальцами в её локоть. — Найди себе другое занятие. Что-нибудь менее опасное. Что-нибудь хорошее, Еын. Почему это так сложно?

— Да если бы не ты, — прищурилась девушка, — я была бы не здесь, а с Югёмом. Ты был единственным, кто всё понял и смог предотвратить. Да плевать мне на эту рану — всего лишь плата за то, что я была недостаточно осмотрительной. Но ты не имеешь права вот так вот брать и лишать меня всего того, что я люблю и что я умею!

— Имею.

Юнги вдруг встряхнул её и притянул ближе к себе. Он заглянул в её глаза, сильнее сжав локоть, и Еын действительно на дне его зрачков увидела, что мужчина правда верит в то, что говорит. Стало обидно до боли, до слёз и до неприятного комка в горле. Хотелось биться в истерике, царапаться и кусаться, привлекая к себе внимание, но что-то словно бы мешало, и девушка только продолжала вглядываться в знакомое лицо, чувствуя, как оно всё больше начинает расплываться перед глазами.

— Я ведь не вещь, — произнесла она тихо, ощущая, как дрожат смущающе губы. — Чёртов подонок, да как ты вообще…

— Лучше замолчи, Еын, — покачал головой Юнги, прерывая её нещадно, — пока я окончательно не вышел из себя.

— И что ты сделаешь? — хмыкнула девушка. — Убьёшь меня? Ударишь?..

— Прекрати! — мужчина встряхнул её снова, а затем оттолкнул к стене и пальцами зарылся в собственные волосы. — Почему так сложно просто не спорить со мной? Я просто хочу обезопасить тебя!

— А о моём «хочу» спросить не хочешь?

— Я знаю лучше, — выдохнул устало Юнги, кинув на неё взгляд, а Еын показалось, что пол под ней разрушился. — Ты живёшь чувствами и импульсами. Я хочу заботиться о тебе. Я хочу оберегать тебя. Это мой выбор как мужчины, который выбрал тебя как женщину. Просто подумай об этом получше.

Он подхватил со стула пальто, накинул его небрежно на плечи и, резко развернувшись, направился на выход из квартиры. Еын, в свою очередь, просто осталась стоять на месте, спиной подпирая стену и думая о том, когда всё успело перевернуться с ног на голову и стать настолько неправильно-невыносимым. Она словно бы откуда-то издалека услышала, как спиликала дверь, оповещая о том, что Юнги ушёл, и закусила от обиды нижнюю губу. Её, кажется, всю трясло, а в глазах, не находя ещё выхода, стояли слёзы, которые мечтали быть выплаканными. Как сама Еын мечтала быть свободной. Больше всего на свете.