Хитрюга! Чтобы не говорить на такие темы, бьет меня моим же оружием! Ничего, любимая! Однажды ты мне скажешь: «займись со мной любовью», «войди в меня», «поиграй со мной языком», и все такое. Скажешь, никуда не денешься!

— Ладно, — мягко сказал я. — Ложись. Люблю тебя!

— И я тебя! — отвечала моя девушка. — Ты тоже ложись, поспи хоть немного.

— Меня еще везут с аэропорта, — пояснил я. — В общежитии буду только через полчаса.

— Тогда подремли хотя бы в машине, — уговаривала Нина. — Ты, наверняка, устал после перелета.

Что ж, здесь она попала в цель. Хоть я и поспал в самолете, глаза все равно слипались. Однако я решил не сдаваться и настоять на своем, поэтому сказал:

— Я подремлю. Но с условием.

— С каким?

— Я хочу, чтобы ты сказала мне, чего сейчас хочешь.

— Тебе, правда, это так нужно?

— Очень! Нина, я хочу, чтобы ты перестала смущаться со мной. Мне нравится, когда ты говоришь о чувствах, желаниях, и о сексе тоже! Со мной — открыто, без стеснения, хорошо?

— Хорошо. Только с тобой!

— Конечно, только со мной!

Меня даже передернуло при мысли о том, что моя девочка будет говорить о таких вещах с другими парнями. Да я этих уродов в порошок сотру быстрее, чем они успеют закричать «мама!».

— Так скажи, — поторопил я девушку. — Чего ты хочешь прямо сейчас? Спать не считается.

— Вот, как раз сейчас я больше всего хочу НЕ спать. С тобой.

— Да? И что ты хочешь, чтобы я с тобой делал?

— Все, что захочешь!

— Я сделаю только то, что захочешь ты, любовь моя! Без твоего разрешения я до тебя даже не дотронусь. Так скажи, чего ты хочешь? Чего желает моя королева? Смелее!

— Хочу, чтобы ты поцеловал меня.

— Хорошее начало.

— Чтобы ты… раздел меня. А я — тебя.

— Отлично!

Господи, да у меня сейчас джинсы порвутся! Но я не хочу останавливать мою девочку, которая только-только начинает раскрываться. Хорошо, что водитель, который меня везет, сидит в наушниках и, судя по всему, не слышит ни слова. К тому же, я сел на заднее сидение, то есть моих натянувшихся джинсов он тоже не видит. Слава Богу. А Нина продолжала:

— Еще я хочу, чтобы ты начал целовать каждую клеточку моего тела, а, остановившись на груди, поиграл бы языком с обоими сосками по очереди.

— Прекрасно! Что дальше?

— Ради всего святого, Гастон! Мы ведь не можем сейчас заниматься сексом по телефону!

Ни фига себе! Да у нее, оказывается, познаний больше, чем у меня!

— Чем-чем? — не понял я.

Надо признать, мне было неловко выдавать свою неосведомленность. Но с другой стороны, Нина знает, что была у меня первой, во всех смыслах. Пусть и она меня просветит.

— Секс по телефону, — осторожно пояснила та. — Ну, это, когда влюбленные не могут увидеться, но очень хотят друг дуга. Тогда они говорят, что хотели бы сделать и… ласкают себя.

Вот это да! Век живи — век учись. Стоп!

— Только не говори, что ты с кем-то…

— Конечно, нет! Думай, что говоришь! Просто Луна и Маттео иногда этим занимались, а моя подруга рассказывала.

Я расхохотался.

— Слушай, когда эти двое все успели попробовать? Тем более, секс по телефону. Они же все время вместе!

— Ну, они ведь не могли каждый вечер запираться в комнате Луны или уходить к Бальсано. Иногда приходилось идти по домам. Но моя подруга стала какой-то зависимой после первого раза, и уже не могла без этого. Поэтому они начали…

— А ты что думаешь по поводу этого секса по телефону?

— Не знаю. Мне как-то стыдно. Но интересно.

— Забавное сочетание. Хочешь попробовать?

Нина молчала. Ха! Спорим, сейчас она красная, как томат!

— Любимая, я же просил…

— Да, хотела бы попробовать, — выпалила та.

И голову даю на отсечение, что она зажмурилась!

— Тогда мы попробуем, — заявил я.

— Но ведь не сейчас! Ты в дороге!

— Конечно, не сейчас! Потом, когда каждый из нас будет один. А теперь вместе закрываем глазки и засыпаем, думая друг о друге. Я люблю тебя!

— И я люблю тебя!

— Спокойной ночи, любимая!

— Спокойной ночи, любимый!

Комментарий к Глава 41

Вот вам большая прода, зайки! Как вам? Делитесь мнениями в комментариях! Люблю вас!

========== Глава 42 ==========

Как и предсказывала Нина, с утра на занятиях я был, как сонная муха. Одногруппник Джеймс, который все время крутился рядом со мной, периодически тыкал меня в бок, когда я начинал слишком уж явно клевать носом. Преподаватели вроде ничего не заметили. К слову, этот парень мне нравился. Бледный светловолосый англичанин, ростом на пару сантиметров ниже меня. Его ярко-голубые глаза смотрели ясно, уверенно, и в них вечно плясали веселые искорки. В нашей группе он был одним из тех счастливчиков, кому не нужно было общежитие. Квартира его матери располагалась всего через две улицы. Джеймс был добрым и общительным, но только с теми, кто проявлял к нему уважение.

Кроме того, он оказался едва ли не единственным англичанином в университете, который не презирал иностранцев. Остальные оказались теми еще подонками, которые считали нас грязью у себя на ботинках. Всего в нашей группе был тридцать человек. Из них двадцать шесть — представители Великобритании. Двадцать пять держалось особняком, шпыняя за спинами преподавателей немку Амалию и близнецов-американцев — Алекса и Филиппа. Они сначала и до меня докопались, но, когда я после первой же лекции дал по морде их предводителю Дэвиду, поспешно оставили меня в покое и просто стали игнорировать. Я уже смирился с тем, что пять лет проведу в качестве невидимки. Но в конце прошлого семестра к нам присоединился Джеймс. Я отлично помню этот день. Наш куратор — сорокатрехлетний профессор Бернхард — вошел в аудиторию вместе с ним и объявил:

— Доброе утро, студенты. У вас новый товарищ. Его зо…

— Англичанин? — оборвал преподавателя Дэвид.

Тот смерил его сердитым взглядом. Одним из достоинств профессора Бернхарда была толерантность. Он с уважением относился ко всем студентам, независимо от того, из каких стран те приехали.

— Думаю, это не имеет значения, мистер Флаэртон, — заявил мужчина. — И, если хотите сдать мой экзамен без проблем, Вам лучше воздержаться от подобных высказываний. Для расистов поясняю: да, мистер Элингер — англичанин.

Все эти высокомерные хлыщи радостно зашептались, и я, честно говоря, сразу подумал, что новичок сейчас к ним присоединится.

— Тишина в аудитории! — громогласно объявил профессор Бернхард. — Итак, надеюсь, вы все радушно примете нового товарища. Присаживайтесь, мистер Элингер.

Новенький поправил на плече рюкзак и шагнул вперед. Впрочем, особого выбора с местом у него не было. Единственное свободное было рядом со мной. Англичане бросили на него сочувственные взгляды, но тот не заметил, сразу обратившись ко мне.

— Привет. Я — Джеймс. А ты?

Я молчал, опасаясь выдать свой акцент. Тогда ведь новичок вскочит и убежит, а потом будет обходить меня за километр.

— Эй, ты что, глухонемой? — улыбнулся парень.

Я снова не ответил, хотя уголок моего рта невольно приподнялся. Джеймс осмотрел меня с интересом, после чего, изрек:

— А, понял, ты — иностранец. Не знаешь английского?

— Как ты догадался? — опешил я, забыв о своем страхе.

— Ох, неужели ты все-таки умеешь говорить? — захихикал Джеймс. — У тебя из рюкзака торчит словарь, потому я и понял, что ты не отсюда. А, судя по акценту, либо Испания, либо Латинская Америка. Я прав?

— Да, я из Аргентины, — кивнул я. — Но почему ты…

— Почему я не шарахаюсь от тебя, как от чумы? — изогнул бровь паренек. — Да, до меня доходили слухи, что в Оксфорде иногда травят иностранцев. Только это вовсе не означает, что все — такие же уроды. Лично я нормально отношусь ко всем, вне зависимости от происхождения. Итак, начнем сначала. Я — Джеймс. А ты?

— Гастон, — уже без страха представился я и от души пожал протянутую руку.

— Ты здесь — единственный иностранец? — поинтересовался Джеймс, пока профессор Бернхард включал обучающий фильм.