Что за хрень ты затеяла, Эли?
Глава 12
Бренуэлл побегал в саду и теперь вновь изучает гостиную, тычась подергивающимся носом в каждый закуток. Я ставлю телефон на зарядку, открываю «Инстаграм» и рассматриваю странное фото, не обращая внимания на сообщения, в которых спрашивается, что я затеяла. Загружено рано утром в воскресенье. Предположительно, мной. Темное и зернистое, абсолютно не похожее на снимки солнечных субботних завтраков и осенних теней на прогулке с собакой, что я постила раньше. В самом углу фото – я с Мэттом, улыбаемся в телефон, который держим на вытянутой руке. Проматывая вниз, не нахожу больше ничего нового. Бесконечные снимки хамелеонового моря: то серого и сердитого, со сбившимися в кучу мятежными облаками, то синего и сверкающего под ясным голубым небом. Мой любимый, пожалуй, тот, где Мэтт нацарапал на мокром песке палкой, которую нашел Бренуэлл:
Пришлось чуть отойти по темным шуршащим водорослям, чтобы лучше разглядеть эти слова. Ветер трепал мне волосы, от соленой воды щипало глаза. Бренуэлл лаял на ревущие волны и носился на мокрых лапах взад-вперед. Рука Мэтта лежала у меня на талии, моя голова – у него на плече. Я чувствовала себя абсолютно любимой. Абсолютно удовлетворенной. Лучше дня и не придумаешь. Не могу заставить себя удалить аккаунт, но смотреть на старые снимки очень больно, и поэтому с трудом верится, что я выложила еще одно фото. Дважды кликаю и хмурюсь, глядя, как оно разворачивается на весь экран.
Смотреть особенно не на что. На переднем плане что-то серое, переходящее в полную черноту. Справа – прямоугольник, который резко контрастирует с остальным. Надо мной что-то зловеще нависает. Подношу телефон к глазам. По-моему, здание. Что там внутри? Или кто? В животе покалывает страх, проблеск воспоминания. Я ли это фотографировала? И почему выложила с такой загадочной надписью?
Темной ночью творятся темные дела
Неудивительно, что людям любопытно. Отчаянно желая получить разъяснение, звоню Крисси. «Извините, занята – быть феерически классной ужасно утомительно! Вы знаете, что делать». Пытаюсь оставить сообщение, но слышу в ответ, что голосовая почта переполнена. Набираю эсэмэс:
Я нашла свой телефон! Как ты? Все хорошо? Ты сейчас где?
Раздраженная неудачной попыткой, открываю «Фейсбук» и, не обращая внимания на уведомления, ищу Крисси – может, она выложила что-нибудь, что приведет меня к ней. Страница загружается, и я замечаю новую заставку. Раньше это был снимок с барбекю в честь дня рождения Джулс, на котором Джеймс в фартуке с изображением чулок и подвязок на заднем плане переворачивал гамбургеры. На новой заставке красивыми розовыми буквами написано «Выбираю любовь, а не ненависть». Недовольно морщусь, гадая, кого Джулс любит на этой неделе, а потом вдруг вижу на странице кнопку, от которой внутри что-то обрывается.
Мы ведь с ней уже друзья… А согласно «Фейсбуку» – нет. Мотаю вниз. Большинство постов недоступны, но самый последний сделан примерно в то же время, что и мое фото в «Инстаграм». Изображение темного неспокойного моря и цитата:
Незачем пересекать океан ради человека, который для тебя не перешагнет и через лужу.
Откидываюсь назад как от удара и перевожу дух. Почему она удалила меня из друзей? Или это я ее удалила? Что произошло в ту ночь? От вопросов материализуется воспоминание: крики, плач. Не могу сказать, я ли кричу или на меня. Так же быстро, как и пришло, воспоминание тает, и я опять тупо смотрю на кнопку «добавить в друзья». Кликаю по ней большим пальцем, и она меняется на «запрос отправлен». Поспешно выхожу из «Фейсбука». «Кто над чайником стоит, у того он не кипит», – говорила мама.
Открываю «Наизнанку», то самое приложение знакомств. Перехожу в личные сообщения.
При виде его имени опять вспыхивает воспоминание. Громкая музыка. Удушливый запах лосьона после бритья, от которого першит в горле. Ко мне наклоняется мужчина. Зеленый твидовый пиджак. Наши ноги соприкасаются. Свет мигает. Встаю. Я к этому не готова. Неприятный узел в животе. Зал кружится в красных, желтых и зеленых огнях, расплывается и пропадает… И вот я снова в гостиной, хватаюсь за диван так, будто, если отпущу, меня унесет стремительным потоком.
Взгляд натыкается на фото мамы. Она не знает, что ее снимают, склонилась над тортом по случаю моего дня рождения, украшает его сиреневой глазурью. Рядом на столе – двенадцать розово-белых витых свечек. Тогда мама, наверно, в последний раз была по-настоящему счастлива. Теперь они на вес золота – обычные мгновения, которые мы принимаем как должное. Мой последний торт. После того дня я их не выносила. Достаточно запаха бисквита «Виктория» в духовке, и я одним махом возвращаюсь в прошлое. Перевернутый стол. Серебристая надпись «С днем рождения», треснувшая под тяжелыми ботинками, крики, шок. Жизнь изодрана в клочья, как легкая сиреневая ткань, которой был накрыт стол, когда они ворвались и всему пришел конец.
Просматриваю переписку с Юэном и даже сейчас, в ретроспективе, не нахожу ничего подозрительного.
Он кажется нормальным. Обычным.
Я редко рассказываю, что люблю рыбалку. Подумают, я очень скучный. Но она успокаивает, умиротворяет. Дает вздохнуть полной грудью, проветрить мысли.
Сентиментальный! – ответила я.
Если это поможет уговорить тебя на свидание, хочешь, притворюсь, что увлекаюсь регби?…
Я сунула телефон в карман, как будто спрятала секрет, снова избегая его вопроса. Я определенно не хотела ни на какое свидание, однако маленькая глупая частица меня была польщена вниманием. По следующему сообщению чувствуется, что Юэн уловил мою нерешительность.
Если хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, я так и сделаю. Но ты мне нравишься, Эли, и я хочу пригласить тебя поболтать по-дружески, пропустить стаканчик. Безо всякого продолжения, я не давлю. Обещаю, я не убийца с топором.
А был бы убийцей, ты бы так и сказал?
Но испугало меня не то, какой он, а то, какая я.
Я повернула на безымянном пальце золотое кольцо. Может, мы с Мэттом легко сдались? Я чувствовала себя беспомощной, растерянной и отчаянно жаждала ясности. Если есть хоть малейший шанс спасти брак, разве не стоит попытаться?
Помню, совсем запутавшись, я прыгнула в машину и медленно поехала по городу, пробуксовывая на гололеде. Наш дом был погружен во тьму. Иней прочертил узоры на дорожке, снег припорошил пихты. Я резко постучала в парадную дверь, кляня себя за то, что не захватила ключ, а потом, шурша заиндевелой травой под ногами, направилась по газону к черному ходу. В темной кухне светились красным часы на духовке. Притопывая окоченевшими ногами, я позвонила Мэтту на мобильный.
– Алло!
По крайней мере, ответил на звонок.
– Надо поговорить, – выпалила я.
Изо рта в студеном воздухе поднимался пар.
– Неудачное время, Эли. У меня сейчас ужин сгорит.
– Ты готовишь? Дома?
– В микроволновке.
Солгал. Опять солгал.
– У тебя что-то важное?
Хотелось ответить: «Да, важное. Я – важна». Однако я ничего не сказала. Даже не попрощалась.
Подойдя к машине, обнаружила, что мистер Хендерсон льет на ветровое стекло теплую воду.
– Уже оледенело… Так и думал, что вы скоро вернетесь. Мэтта нет дома.
– Не знаете, где он?
– Нет, простите… – Мистер Хендерсон замялся, взвешивая, стоит ли продолжать. – Он редко здесь ночует.
Эта новость была как удар под дых. Я понятия не имела, где пропадает мой муж. Или с кем.
