— Кто тут у вас за старшего? — полюбопытствовал Арнульф.
В ответ раздалось нестройный стоголосый рёв, гром барабанов и гул рогов.
— Ага, — сказал Арнульф, — как я и думал. У вас тут каждый — вождь, один доблестней другого. Что прикажете с вами делать? — развёл руками, кивнул Хродгару — что, мол, скажешь?
— Это не стая, — негромко проронил тот, — это стадо.
— И на Эрсее было стадо, — напомнил Хаген, задумчиво подкручивая ус, — двуногое стадо, говорящие бараны, отару коих спустила Ньёрун на городскую стражу.
— Много их пало в тот день, — хмуро бросил Хродгар.
— Считал ты их, что ли?! — искренне изумился Хаген. — И почему тебя это заботит?
— Меня заботит, как ими управлять, — ворчливо возразил юный вождь.
— Ими не надо управлять, — усмехнулся Хаген, — их надо спустить в нужную сторону.
Толпа собралась весьма пёстрая, словно исполинский кусок тартана, любимой ткани местных жителей. От клетчатых плащей и килтов рябило в глазах. Иные казались людьми небедными, в мехах и позолоте, другие — оборванцы, скверно одетые и вооружённые как попало. Были там и мужи средних лет, и седовласые старики, но всё больше — молодёжь не старше двадцати. Не рать — ополчение. Не отряды — кучки, каждая — со своим вождём во главе. Многие из них не прочь перерезать глотки другим во имя давней, смехотворной вражды. Хаген подумал, что хорошо понимает тревоги Сумарлиди ярла и оценил его решение — переложить поклажу с больной спины на здоровую. Только выдержит ли спина Седого Орла?
Между тем к Арнульфу подошёл вожак одного из отрядов. Коротко кивнул и обратился:
— Прошёл слух, что ты, морской король, хочешь отправиться на большую землю. Мы станем за тебя сражаться, если ты поможешь нам в нашем деле.
— Как твоё имя и каково ваше дело?
— Имя моё достаточно известно сведущим мужам, — хвастливо ответствовал геладец, отряхивая плащ, — дело же наше состоит в том, чтобы взять земли для поселения.
— Понимаю, — прищурился Арнульф, оглядывая говорившего.
То был муж зрелых лет, невысокий и плотный, с одутловатым лицом, отороченным короткой бородкой. Под глазами — мешки. Из-под синего берета торчали жёсткой стернёй волосы, чернявые, как и у половины геладцев. Килт и плащ — из синего тартана в белую клетку. По этой расцветке, по узору да по волынке, висевшей на поясе вожака, Седой его и опознал:
— Одежда твоя говорит мне, что ты из клана Доббхайров с острова Фейнамар. У них не так много волынщиков, готовых бросить всё и переселиться на чужбину. Ты не можешь быть никем иным, кроме как Утхером ан-Риадом. И вот что я скажу тебе, Утхер ан-Риад по прозвищу Медовый Волынщик: идите за мной и получите столько земли, сколько сможете удержать…
— Э, правду о тебе говорили, Арнейльф Хэн! — воскликнул Утхер. — По рукам!
— …но землю эту, — не замечая восхищения, продолжал Арнульф, — землю эту вам придётся удерживать самим. И в том я вам не помощник. А для начала мы наведаемся в Альвинмарк.
Утхер надолго замолчал, оглянулся на своих морских бродяг. По рядам геладцев прошёл волною тревожный шум, ропотный рокот прибоя. Люди не понимали, шутит ли седой локланнах, не верили, что он всерьёз предлагает подобное. Наконец Утхер произнёс, глядя исподлобья:
— Когда выступаем?
Выступили в тот же день. И ничего примечательного в том походе не случилось. Корабли просто зашли в залив Блумвик, который геладцы звали Бельтабейне, рассредоточились и пристали к берегам. И принялись за главное своё ремесло — грабёж и резню. Геладцы сперва опасливо косились вглубь лесов и на жёлтые холмы, не смея сделать лишнего шагу, и Хаген их понимал. От века жители Эйридхе и Геладских островов почитали жителей Альвинмарка, или, как они сами называли эту страну, — Эльгъяра, едва не божествами. Туат-на-Сидх, Туат-на-Даннан, произносили они благоговейным шёпотом, рассказывая тысячи саг и легенд о Народе Холмов, о Людях богини Дану. Так и на Севере говорили о белых альвах, о Хульдрен и Ульдрен, что жили во фьордах в незапамятные времена. Никто никогда не отважился бы направить драккары на остров Альстей, где жили остатки этого народа! Все помнили, чем кончился поход Адальбарда Проклятого, последнего короля из рода Эрлинга аса, и за что тот конунг получил своё прозвище — хотя и случилось то страшное дело более семисот зим назад.
Но сиды — сиды были другими. Ближе к смертным людям. Слишком долго жили с ними бок о бок. Слишком многому их научили. Слишком многому научились сами. Как Хаген узнал от одного парня с острова Хара, молодёжь сидов частенько наведывалась на Гелады — мир поглядеть, себя, красивых да удалых, показать, свести близкое знакомство с девицей-другой. Бывало, и увозили девчонок — часто по обоюдному согласию, но не всегда. Случались и драки, и тогда кровь текла как из геладцев, так и из божественных сидов. И умирали они, как всякие смертные — в страхе и мучениях, пусть и недолгих. Впрочем, до того доходило нечасто.
— Не завидую тебе, локланнах, — заметил островитянин.
— Отчего же? — слегка удивился Хаген.
— Твоё отчество — Альварсон? По-вашему это значит «сын альва». Наши сиды вашим альвам родня, стало быть, тебе придётся убивать соплеменников.
На это Хаген лишь расхохотался, чем озадачил парня. Потом пояснил:
— Моего отца звали Альвар — к альвам это никак не относится. Но пусть я был бы альвом по крови — по духу я хлорд, и мне, как и моему королю, всё равно, кого резать! А вот у вас выпал случай сквитаться за ваших девчонок. Упустите его — прослывёте трижды дурнями.
Геладец подумал-подумал, и согласился. А после разнёс эти речи по рядам своих земляков. Это несколько подняло их дух, да и хватка северян-викингов, которым действительно было всё равно, вызвали у островитян зависть и стыд.
— Мы ничем не уступим людям из Страны Заливов! — восклицал Утхер Медовый Волынщик, которого геладцы не без скрипа признали за главного. — Не робей, парни! Гелда Дэа!
— ГЕЛДА ДЭА!!! — отзывались боевым кличем островитяне.
И, осмелев, бросались на перепуганную добычу.
Добыча, сказать по чести, была невелика. Крепость в устье залива викинги оставили без внимания — к чему лезть к дракону в пасть, когда вокруг столько прекрасного? К берегам Блумвика на лето сгоняли скот — там, на холмах, бежали под ветром зелёные волны сочной травы, переливались яхонтами прекрасные цветы, не увядающие даже под зиму, радуя глаз. Пока коровки да козы мирно паслись под охраной знаменитых местных овчарок и волкодавов, молодёжь сидов предавалась всяческим увеселениям, как и молодёжь любого иного народа. Жгли ночи на кострах, пели и плясали под чарующую музыку, пили вино — и пьянящий куда сильнее мёд любви с уст возлюбленных, и с сожалением уводили стада к середине осени…
Не в этот раз.
И вместо вина полилась кровь сидов, и крики страсти сменились криками ужаса, и тёплые костры друзей превратились в пожары. Давненько локланнахи не наведывались в Страну Холмов! Те несколько отрядов, что выслали из крепости на разведку, викинги перебили без особых затруднений — не помогли ни резвые кони, ни разящие стрелы, ни гибельные чары. Нашлись и у северян люди, сведущие в колдовстве. Так что прогулка вышла хоть и не слишком прибыльной, зато весёлой и поучительной. Геладцы усвоили то, что северяне знали всегда: боги тоже смертны. Не важно, верят в них или нет.
Хаген не слишком отличился в том походе. Убил всего-навсего одного сида. Вышло это так.
В первый же день отряд Хродгара углубился в холмы — на разведку. На вершине одной сопки, жёлтой от жухлой травы и палого листа, в кругу старых дубов, обнаружился храм. Невысокий, красивый и строгий, под четырёхскатной шляпой крыши. Раскрытые врата венчали громадные позолоченные коровьи рога по обе стороны от полной луны чистого серебра. Возле храма стояли кромлехом плоские камни, и один — точно посреди. Алтарь. Вокруг алтаря собрались местные жрецы и жрицы в просторных одеждах, белых и алых. Не больше дюжины. Никаких ритуальных орудий у них не было, из чего Хаген заключил, что это не обряд, а казнь.