Лагерь стоял пустой. Человек в белом халате продолжал невозмутимо курить, сидя на ступеньке у входа лабораторию. Из некоторых палаток доносились радиопереговоры — всё таки военные действовали профессионально, структура продолжала функционировать, несмотря на потерю штаба. То тут, то там слышались стоны раненых и умирающих. Почти рассвело. Мужчина заметил, что к лаборатории приближается Егор. Одной рукой он придерживал огромную винтовку, взваленную на плечо, другой, вытянув её вперёд, держал за горло перепачканную кровью девочку лет семи. Она отчаянно брыкалась, вцепившись тоненькими пальцами в Егора. Мужчина пригляделся — кое-где рука, удерживавшая ребёнка, была разодрана в клочья.

— Гляди, какую зверюгу тебе изловил, — добродушно заговорил Егор приблизившись. — Двадцать человек в лагере положить успела, пока не сцапал.

Мужчина в халате поднялся, подошёл ближе, пригляделся, потянул носом воздух.

— Что-то от неё Сашкой попахивает… как будто бы.

— А то, — Егор хохотну. — Это, так скэть, продолжение идей нашего лучезарного «отца-основателя».

— О-о-о… — многозначительно протянул мужчина. — Ясно. Ну давай, заноси внутрь, поглядим, какое чудо церковь Александрова явила нам, грешным, на этот раз. Я пока пойду до командного пункта, объявлю общий сбор.

Мужчина зашагал в сторону штабной палатки. Начинался новый день.

Долгая счастливая жизнь

Прохор почувствовал, что падает. Он резко открыл глаза и рефлекторно ухватился одной рукой за крышку стола. Ножки стула подкосились. Прохор с грохотом упал на пол. В помещении, где он находился, было светло и мерзко воняло. Отчасти, смрад пытался перебить какой-то химический запах, похожий на освежитель воздуха или чистящее средство. Прохор сел, огляделся. Без сомнения, он находился в своём доме, в комнате на первом этаже. Но комната, за исключением стола и стула, была абсолютно пуста. Весь пол был устлан какой-то бумагой. Её вяло шевелил небольшой сквозняк. Стены тоже были пусты: ни икон, ни картинок-чеканок, ни часов с кукушкой. Кое-где на стенах были видны бурые разводы. Рам в окнах не было, входной двери тоже. Проёмы были чем-то завешаны, будто белыми тряпками, слегка волновавшимися от порывов воздуха. Прохор поднялся на ноги, прошёл на кухню — ничего кроме раковины там не осталось. Поднялся на второй этаж — пустые комнаты, голые стены, в коридоре гуляет ветер. Спустился в подвал. Там на полу рядом с грудой одеял лежал рюкзак. Прохор поднял его, заглянул внутрь. В рюкзаке нашёлся чёрный бумажник и дешёвая рабочая перчатка на левую руку. Перчатка была совсем новой, а вот бумажник «видал виды».

Прохор закинул рюкзак за спину. Повертел в руках бумажник, открыл. Денег внутри не было. В одном из отделений обнаружилась старая пожелтевшая фотография. Изображение сильно выгорело, но, всё же, можно было различить силуэт мужчины с саблей, верхом на коне. На обратной стороне фотографии никаких надписей о том, кто здесь запечатлён, не было. Вдруг Прохору почудилось, будто сверху его кто-то позвал. Он сунул фотографию в карман рубахи, бросил бумажник обратно в рюкзак и направился к лестнице. На ступеньках Прохор снова услышал, как кто-то его зовёт. Незнакомый тихий голос. Странным было то, что не удавалось определить, кому принадлежит голос — мужчине или женщине. Разобрать, что именно он говорит, тоже не получалось. Зов стал повторялся чаще, постепенно превратившись в размеренный поток слов. Он шёл откуда-то с первого этажа. Прохор вошёл в комнату, в которой очнулся. Где-то здесь. Взгляд упал на стол — на светлой деревянной поверхности что-то темнело. Прохор приблизился. На столе лежало яйцо. Чуть крупнее обычного куриного, с гладкой, блестящей, абсолютно чёрной скорлупой. Прохор нагнулся, чтобы получше рассмотреть свою находку.

* * *

Игорь сидел в штабе и смотрел на мониторы. Кроме него за пришедшим в сознание куроводом следили ещё десятки глаз аналитиков и оперативников. Двое наблюдателей Концерна теперь лично контролировали операцию. Лагерь понёс серьёзные потери: убитые, раненые, деморализованные, сошедшие с ума. Понадобилось несколько часов, чтобы собрать трупы. Некоторые из них были сильно изувечены и не поддавались опознанию в полевых условиях. Ждали своей отправки в расположение филиала Концерна пугающие своими размерами брезентовые мешки, набитые частями человеческих тел. Сашка и Егор выглядели абсолютно невозмутимыми после всего, что произошло. Их интересовало лишь соблюдение планов выполнения операции и завершение цикла. Наблюдатели сообщили, что через уже час к лагерю прибудет подкрепление, и численность состава будет восстановлена до штатной. Концерн обладал огромными людскими ресурсами.

Дом приготовили к поглощению, очистив внутренние помещения и кое-как смыв кровь. Самого куровода на время подготовки решено было просто усыпить, т. к. он пребывал в состоянии шока после увиденного «шоу», которое устроили Лёшка с Машкой. Захваченная девочка прожила ещё полтора часа, затем все органы её тела просто перестали функционировать. Её тело было срочно отправлено в штаб-квартиру Концерна в России для детального исследования.

Куровод тем временем бродил по дому. «Какого чёрта он делает, — крутилось в голове у Игоря, — он уже должен был кинуться на это яйцо и сожрать его вместе со скорлупой!». Но командующий не стал беспокоить по этому поводу наблюдателей. Он уже многое повидал за эти дни и догадывался, что его личный опыт и лекции из курса обучения очень далеки от того, что происходит на протяжении этого проклятого цикла с этим треклятым куроводом.

* * *

Человек приблизил лицо и начал внимательно осматривать яйцо. Яйцо открыло свой глаз и уставилось на человека. Оно ждало этого человека, ждало с того самого момента, как появилось на свет. Человек всё время был рядом, но не брал яйцо. А ещё рядом был Родитель. Родитель тоже ждал. Человек и яйцо должны сделаться одним целым. Но человек не брал яйцо, и Родитель ждал. Яйцо начало звать человека. Оно звало и звало. И человек наконец услышал. Человек пришёл. Он совсем рядом. Сейчас они станут единым. Сейчас…

* * *

Память вернулась неожиданно. Вся, разом. Пережитый кошмар запылал в голове. Сердце разорвало болью и гневом. Прохор резко выпрямился. Его тяжёлая нога с треском врезалась в стол. Несколько досок столешницы от удара переломились. Стол отлетел в угол. Яйцо, ударившись о стену, упало на пол, судорожно моргая своим мерзким глазом. Прохор кинулся к нему с одной единственной мыслью — растоптать эту дрянь. Мгновенье спустя, сорвав закрывающую вход штору, в помещение вбежало несколько мужчин в военной форме и шлемах. Двое набросились на Прохора. Сверкнула синяя вспышка, раздался громкий щелчок — Прохор упал без сознания на пол, в воздухе запахло озоном.

— В лабораторию его, — коротко сказал вошедший мужчина в белом халате. Он подошёл к стене, куда упало яйцо. Подобрал его. Глаз моргнул, посмотрел на мужчину и закрылся. Скорлупа вновь стала равномерно чёрной.

— Потерпи чуть-чуть, — успокаивающе с улыбкой произнёс мужчина и вышел из дома.

Прохор очнулся, открыл глаза. Над ним нависала большая операционная лампа, выше угадывался решётчатый потолок. Лампа не горела, но в помещении было достаточно светло. На фоне монотонного гудения, зависшего на одной ноте, что-то пикало. Прохор попытался встать, но обнаружил, что его тело накрепко привязано к ложу. Даже голова была зафиксирована в одном положении. Рядом кто-то был — слышалось шуршание одежды, стук стекла о стекло, клацанье клавиш.

— Где я? Кто здесь? — проговорил Прохор.

— Надо же, так скоро очнулся, — донёсся голос справа.

Спустя секунду, в поле зрения появился мужчина лет тридцати в белом халате. Он склонился над Прохором и принялся внимательно его осматривать.

— Как себя чувствуешь? — спросил мужчина.