Дома Сергуня выслушал его, встал и потрепал Лешку по голове.

— Ну вот, Алеша, надо уходить.

Он достал из тайника продовольственную карточку и задумался. Засунул ее обратно и стал одеваться.

— Позови дядю Гришу, — сказал он.

Когда Лешка вернулся с ветеринаром, Сергуня был уже готов.

— По всей видимости, мы раскрыты, — сказал Сергуня. — Возможно, у нас есть еще немного времени. Уйдете к партизанам.

— Как?! — Гаврин взмахнул руками и сел. — Как я их найду?

— Из деревни выедете на телеге, скажете — на вызов. Только быстрей. — Сергуня обернулся к Лешке. — Пашка где?

— В школе сидит.

— А, черт!.. У вас когда встреча?

— Как стемнеет.

Сергей посмотрел в окно и сказал ветеринару:

— Доезжайте до моста, остановитесь и чините колесо. Ждите Павла, с ним уйдете к партизанам. Если к десяти вечера его не будет, поезжайте на кордон, к Самохину. Я буду там.

— У немцев посты стоят вокруг деревни, — сказал Гаврин.

— Сейчас они вас пропустят, пока нет тревоги. Поторопитесь!

— Эх-хе-хе!.. — Гаврин сокрушенно покачал головой и развел руками. — Ну, прощайте тогда… Будь она неладна!

Он ушел.

— Леша, — Сергуня взял его за плечи, — мы временно расстаемся.

— Почему?!

— Слушай внимательно. Сейчас пойдешь к школе и будешь ждать Пашку в том месте, где условились. Пусть он доберется до моста, найдет Гаврина и доведет его к партизанам. Женька говорил, что тропой у реки пройти можно, постов нет. Я тоже там пойду. Потом проберешься к Жене в сарай и дождешься его. По той же тропе уйдете из деревни и придете к Самохину. Мне надо узнать, с кем встретится Краузе. Завтра, если их не хватятся, Пашка с Женькой в деревню вернутся. А мне надо будет поговорить с Житухиным.

— А к партизанам мы не пойдем?

— Потом пойдем. В общем, там разберемся, когда встретимся.

— А если Пашка документы вытащит?

— Да ничего он не найдет! — Сергей задумался. — Но если он что-нибудь достанет, пусть передаст тебе, а сам выберется из школы и делает, как я сказал. Документы передашь Жене — пусть он с ними прямо идет к партизанам. На всякий случай: вместе с документами пусть Никитич передаст на Большую землю: «Карточки агентов осветлены. Игнатий». Но это маловероятно. В любом случае придешь ко мне на кордон.

Они были уже во дворе, у забора.

— Так, что еще?.. Кажется, все. Будь очень осторожен, Леша, помни все, чему тебя учили, и не торопись. Ты — разведчик, будь внимателен и не бойся.

— Оружие брать?

— Нет времени. Ничего, все будет нормально. Ну!

Сергей прижал к себе Лешку, поцеловал его и подтолкнул к забору.

— А может, Матвей здесь от партизан, в разведке? — спросил Лешка.

— А если нет? Иди, Леша, до встречи.

В темноте Лешка не видел его лица, но почувствовал, что Сергей улыбнулся. Лешка перелез через забор, но, прежде чем войти в густой кустарник, обернулся. Он увидел, как мелькнула над забором бесшумная тень, потом слабо треснул сучок, и стало тихо.

Пашка действительно весь день просидел в школе. Сначала топил печи, потом слонялся без дела, сидел у Житухина. Играли в карты — в дурачка.

Житухин шепотом сказал, что есть еще задание на карточки для десяти человек и что он их отпечатает, как договорились. Житухин громко шептал, и глаза у него горели азартом.

— Передай, — шептал он, — что я теперь основной фон усиливаю, он через несколько дней потемнеет, а печать выцветет. Это будет исключительно заметно!

— Ладно, вечером передам, — сказал Пашка. Он ждал своего часа, был вял и неразговорчив.

Когда стемнело и пришло время топить вторично, Пашка оживился. Он зашел в комнату Краузе, чтобы растопить печь, но майор одевался и выгнал его. Пашка растапливал вторую печку в коридоре, когда Краузе прошел мимо него. Майор был в теплой куртке и меховой шапке.

Обер-лейтенант Курт последние дни из кожи вон лез, чтобы выслужиться перед майором. Он работал и вечерами, все время попадался майору на глаза с озабоченным видом и какими-то бумажками в руках. Сейчас он проводил майора до двери, услужливо распахнул ее. Майор брезгливо поблагодарил.

Обер-лейтенант ушел в свою канцелярию, а Пашка подождал немного и с ведром и совком в руках пошел в кабинет майора. По коридору, заложив руки за спину, прохаживался дежурный унтер-офицер с большой кобурой на поясе. Пашка деловито открыл дверь в кабинет, вошел. Было темно, он зажег керосиновый фонарь и поставил его на пол. Дрова и растопка были сложены загодя на железном листе у печки. Пашка стал выгребать золу в ведро. Выгреб до половины и прислушался. Шаги были далеко, в той стороне коридора.

Пашка бесшумно метнулся к коробкам, торопливо открыл верхнюю. В ней рядами лежали тушки синиц. Пашка подцепил ватную подстилку, отогнул ее — ноготь скребнул по картонному дну. Пашка и так вертел коробку, и сяк, пока догадался смерить ее глубину. Сверху палец уходил в нее до половины. А когда приложил палец снаружи, то сразу увидел: коробка была толстой, почти на всю длину пальца. Значит, двойное дно.

Шаги дежурного были уже у самой двери, Пашка прикрыл коробку и бросился к печке. Стал догребать золу. Дверь открылась, дежурный посмотрел на Пашку, обвел глазами комнату и закрыл дверь.

Шаги стали удаляться — Пашка снова был у коробок. Он достал из кармана короткий сапожный нож и резанул внутри вдоль стенки коробки. Торопясь, отогнул картонное дно и просунул палец…

Есть! Он выдрал дно, тушки посыпались на стеллаж. Под верхним дном лежали стопки бумаг. Бросились в глаза фотокарточки, как на документах. Он выгреб бумаги и стал вскрывать вторую коробку, потом третью. Документы были во всех! Особенно много в четвертой.

Возясь с шестой коробкой, он услышал в глубине школы четкие шаги обер-лейтенанта.

Пашка сгреб тушки, вывалил их кое-как в коробки, закрыл и наспех поставил друг на друга.

Шаги были уже рядом! С охапкой бумаг в руках он добежал до печки. Шаги остановились, Курт что-то коротко сказал и взялся за ручку. Пашка сунул весь ворох бумаг в топку, как можно дальше.

Обер-лейтенант вошел и посмотрел на Пашку, который сидел на корточках и засовывал в печку щепки. Обер что-то недовольно пробурчал и подошел к шкафу. Стал перебирать в нем папки.

Пашка не мог дольше тянуть, надо было разжигать.

Страха не было, был азарт. Так бывало раньше, в драках против двоих или троих. Его охватывала холодная ярость — он лез на кулаки, бил зло и побеждал.

Обер, насвистывая, листал бумажки. Пашка зажег спичку и поджег кусок бересты. Потрескивая, занялся огонь. Пашка стал раздвигать щепки, чтобы не слишком разгорелось.

Обер пошел к двери, не закрыв шкафа. В руках у него была какая-то папка. Он опять недовольно посмотрел на Пашку и вышел, оставив дверь в коридор открытой.

Пашка протянул руку над огнем и стал вытаскивать документы. Огонь лизал руку, но Пашка вытащил все бумажки и всунул их в ведро. Зола просыпалась на пол. Наспех он разровнял золу в ведре, чтобы закрыла бумаги.

Обер уже возвращался, и Пашка торопливо насовал в печку дрова. Курт вошел, и Пашка кряхтя поднялся. Фашист показал ему на просыпанную золу и что-то сказал, видно, сердился.

— Сейчас, не все сразу, — спокойно сказал Пашка и показал на полное ведро, — вынесу вот…

Он вышел во двор и прошел за уборную, к забору.

— Эй!..

— Я тут! — прошептал Лешкин голос.

— На, бери! — Пашка стал просовывать бумаги в щель между досками. — Там еще есть, сейчас схожу.

— Сергуня велел тебе к мосту идти, там Гаврин ждет. По тропе у реки постов нет. Гаврина к партизанам отведешь.

— Куда идти?! Я еще дело не сделал!

— Это приказ! — звенящим шепотом сказал Лешка. — Уходи немедленно.

— Ладно, — засмеялся Пашка, — наконец воевать будем!

Он еще хотел спросить, где они встретятся, но Лешка уже пробирался кустарником. Пашка был раздет, пришлось вернуться в школу за ватником. Дежурный не обратил на него внимания. Пашка оделся, вышел во двор и спокойно прошел мимо часового в воротах.