– Дитя? Вижу, ты осознаешь суть открытия, но не в полной мере понимаешь, что такое «языковая деформация сознания».

Сначала умвельт, дополнительные органы чувств, потом живая и мертвая письменность, искусственные языки, а теперь языковая деформация сознания. Для моих семилетних мозгов это уже слишком. Нет, не так. Скорее, знания нулевого уровня в понятийном ядре задействуют не только первый, а второй, третий и куда более высокие уровни знаний.

– Клео что-то на мне проверяет? – надо было спросить раньше. Иначе как объяснить это наваждение выйти в коридор.

Может, Велерад оценивает мою способность концентрировать фокус внимания? Не похоже. Впервые так странно себя чувствую.

– Объем сознания, дитя. Для дальнейшего обучения мне надо понять, как много условно абстрактных данных ты способен удержать в сознании.

– Пока все понятно. «Папа» и «мама» говорят доходчиво.

Велерад снова расхохотался:

– Словила, а? Угробила эмоциональный интеллект в ноль. Ты только послушай, как он говорит!

В очередной раз Клео послала Велерада в игнор.

– Вернемся к языковой деформации сознания. Это важный момент, задействующий все то, что мы изучили до этого. Умвельт, органы чувств, письменность. Например, естественные языки типа английского больше заточены под мужчин, чем под женщин, и потому у девушек часто возникают казусы из разряда «я знаю, что я сказала, но я имела в виду совсем другое». Причина – в фундаментальных недостатках самого языка. В целом землянам рано думать о других способах передачи информации, пока вы не освоите нормально тот, который уже есть. А теперь, юное дарование, собери то, что ты сейчас услышал, в единую картину.

«Папа» усмехнулся, глядя на напрягшуюся Клео. Значит, сейчас идет мой персональный мини-экзамен, и Велерад что-то знает.

– Без обид, сира Сохо, но вы ждете от примитивного низшего слишком многого. Земляне, люди, тьфу! Низшие, потомки рабов, деграданты. Посмотри на Алексея! Я проверял, пока тебя не было. У него всего 879 свободных начал. Даже по меркам землян с их нормой в тысячу он входит в число слабых. По меркам Титардо в две с половиной тысячи твоя мартышка…

– Замолчи! – Клео вскочила на ноги и уставилась на «мужа». – Еще слово, и я разорву чертов контракт! Найдешь себе другого донора маны. Какой же ты ублюдок, Вел! Скажешь – нет? Ты чувствуешь себя живым, самоуверенным только в те моменты, когда самоутверждаешься за счет тех, кто слабее или глупее тебя! Именно поэтому тебе так нравится Земля! Тут мало существ сильнее тебя. Не будь ты магистром Слова, тебя бы не взяли даже на такую низкую должность, как агент вторжения. Знаешь, в чем разница между Чудом и тобой?

Велерад нахмурился. Даже я понял, что Клео сейчас ударит по больному.

– В чем? Карандашами мерить нас начнешь?

– Сколько же в тебе дерьма! Он продолжает развиваться. День за днем, уровень за уровнем, накапливая знания. А ты тратишь свое время на поиск зацепок по Колыбели Цивилизаций.

В пылу ссоры мой голос услышали оба родителя.

– Деградация.

– ЧТО-О-О? Это я-то деградирую? Ты совсем страх потерял?!

– Дитя?

Лицо Велерада покраснело, и если бы не Клео, вставшая у него на пути, он отвесил бы мне знатную оплеуху.

– Твой вопрос, Клео. Ответ – деградация. Перволюди, упомянутые Велерадом, скорее всего, имели более широкий умвельт и были маноактивны. Но потом по какой-то причине их умвельт сократился до нынешних пяти чувств, и старая письменность, опирающаяся на чувство маны и жизненной силы, перестала использоваться. Им пришлось придумывать новые языки, полагающиеся на зрение. Старики не могли учить детей тому, что они могли почувствовать. Словно зрячий учит живописи слепого. Ты показала между ладонями какой-то знак, иероглиф или букву, но я не способен ее увидеть, так как не маноактивен. Мой умвельт меньше твоего. Так было и с теми детьми в прошлом, когда они перестали чувствовать то, на что полагалась их письменность. Постой… то есть мертвое предметное письмо – это…

– Попытка передать знания, – сказал Велерад удивленно. – Трехмерная рунопись Земли! Хитрые вымершие ублюдки!

«Папа» замер на месте, уставившись перед собой пустым взглядом.

– Вел? – настороженно спросила Клео.

– Что? Ах, да! Права твоя мартышка. Узелковое письмо, кипу и токапу. Вымершие народы хотели сохранить трехмерное отражение рун для потомков. Материальная версия письменности вымерших языков на основе жизненной силы и маны… это… это … это…

Тело Велерада полыхнуло синим, и вокруг разошлась волна маны. Клео улыбнулась и довольно потрепала меня по голове.

– Молодец. «Папа» только что вошел в четвертый уровень Слова. Это косвенно подтверждает твою гипотезу.

– Разве Клео этого не знала?

Сильно побледнев, Клео удивленно покачала головой. Кажется, ей стало плохо из-за резкого оттока маны из ее тела. У меня зачесалось между лопатками, будто кто-то смотрел в спину. Обернулся и никого не увидел. Однако и чувство чужого внимания никуда не делось.

– Дитя мое, ты слушаешь?

– Это… – я пытался подобрать слово, – чувство сделала Клео?

– Какое еще чувство?

– Будто смотришь на меня со стороны, – кожа покрылась мурашками.

Клео села на кровать. Она ничего не почувствовала. Велерад стоял на месте и улыбался, просматривая интерфейс. Со стороны видно было, что он сильно радовался открытию и полученному достижению в области Слова.

– Нет, дитя. Я хотела подвести тебя к выводу о существовании магических языков у Пробужденных. Рунописи, истинного алфавита магов, действующего не только в физическом плане бытия, но и в астральном. Например, у демонов язык с рождения имеет два уровня. Первый – привычная нам речь. Второй – эфирный план, в котором отражается сила говорящего. Сверхнавыки Слова, Сила Слова и она же – магия Слова. Истинная магия! Слово Божье, демоническое писание, язык драконов. Понимаешь?

Слушая Клео, вспомнил про линкос, универсальный язык. Почему у всех этих созданий разные языки общения, если они все обращаются к одной и той же силе? Эта идея, словно информационная бомба, взорвала мое представление о сути языков. «Универсальные языки, основанные на универсальных понятиях». На самих законах Вселенной! Можно ли поговорить со Смертью? Или с собственной жизнью? Установить диалог со Вселенной или своей судьбой? Это открытие изменило само представление о том, чем я пользовался каждый день. Сам язык!

Без причины в животе как будто появился ком холода. Доверившись инстинктам, я посмотрел на входную дверь. Там, за ней, стоял кто-то очень тихий и скрытный. Одно его присутствие вызывало у меня животный ужас.

– Чудо? – Клео занервничала.

– Там, за дверью … – в животе будто кусок льда появился, – … опасность.

События завертелись в одно мгновение. Подхватив меня, Клементина выставила перед собой руку по направлению к двери, создав сферический полупрозрачный щит-пленку. Секундой позже дверь разметало в щепки.

Тварь, влетевшая внутрь, снесла журнальный столик, тумбу и сходу напала на приходящего в себя Велерада. Вел успел выхватить из пустоты щит и меч, но неведомое создание, походящее на тощего длиннорукого орангутанга из сгустка тьмы, одним ударом выбило щит у него из рук.

Клементина прикрыла мне рот, не давая пошевелиться или закричать. Движения сражающихся были так быстры, что я едва успевал улавливать изменения в происходящем. Даже не сами атаки, а скорее их последствия. Выбитый из рук щит пробивает потолок насквозь. Грубый замах твари открыл брешь в ее защите. Бок открыт. Велерад мгновенно бьет мечом, и от силы, вложенной в атаку, по комнате прокатывается ударная волна. Вместо раны и криков боли лезвие клинка ломается, монстр одним движением лапы отрывает «папе» голову и бросает ее к нашим ногам.