Узбек ехал впереди и, покачиваясь в седле, думал: «Как же прав был благословенный учитель ходжа Самир, говоря о том, что женщины мешают познавать истины Корана».
Молодому хану не давал покоя взгляд Лейлы, в котором заключались удивление, тревога, ненависть к девочке, нежелание делить с кем-то мужчину.
«Наказать? Приструнить? Показать свою нелюбовь? Но она не произнесла ни слова. Так на то она и восточная женщина, не произнесла, так все сказала глазами». – Такие мысли одолевали мужчину, занимали мозг полностью, ни о чем другом хан думать не мог.
Кто понял жизнь, тот не торопится, вспомнил мудрое наставление Узбек, притормозил коня с целью пропустить повозку вперед и, скосив взгляд, увидел обнявшихся, словно мать и дитя, Лейлу и Тайдулу. Сердце хана вмиг наполнилось радостью, он пришпорил коня и полетел во главу колоны, медленно, но уверенно идущей к родным черкесским горам.
* * *
Хан Золотой Орды Токта переживал нелегкие времена. Противостояние с бекляри-беком Ногаем достигло высшего предела. Золотая Орда практически раскололась на две половины, военные силы были равны, никто не решался напасть на соперника первым. Токта занимался укреплением своих восточных границ посредством дипломатии, хан поклонился Великому каану Монгольской империи Тимуру, объявив, что Золотая Орда вновь вливается в большую империю, созданную Чингисханом. Тимур, радуясь покорности, вернул Токте провинцию Пиньян, отобранную Хубилаем у Берке еще в середине века, и дополнительно приписал ему области Цзиньчжоу и Юнчжоу, доходы от которых пошли в казну Золотой Орды. По существующему в Монголии обычаю Токта в свою очередь должен был отписать правителям других монгольских улусов богатый город или область. Хорошо все обдумав, он отдал в распоряжение соседей город Судак в Крыму, который Ногай считал своим. Бекляри-бек рассвирепел и направил в Крым своего внука Ак-Тайджи провести карательную операцию, но она захлебнулась из-за сопротивления крымчан. Внук Ногая был убит генуэзцами, которые торговали в Кафе. Представители крымских городов обратились за помощью к Токте, и коварный старик притих, вырабатывая очередной план удара в спину.
В самом конце 1299 года Ногай двинул свои войска на Сарай. Токта, узнав об этом, выступил ему навстречу. Армии сошлись на реке Южный Буг. Увидев убедительное превосходство сил хана, коварный старец решил прибегнуть к хитрости, опять притворился больным, лег на арбу и застонал. Ногай начал посылать Токте письма с просьбой помириться, объясняя, что шел он не воевать, а передать свои войска под командование хана.
Многие люди из армии Ногая не хотели воевать с ханом и начали потихоньку перебегать на его сторону. Один из больших военачальников сообщил о приказе бекляри-бека незаметно форсировать реку, пока он усыпляет бдительность Токты своими посланиями. Хан ночью сам перешел реку, наголову разбил и рассеял войска непокорного и коварного незаконно рожденного Чингисида. Ногай был пленен русским ратником, служившим хану, бекляри-бек потребовал отвести его к Токте, но воин отрубил ему голову и привез ее хану.
– Вот голова Ногая, – сказал ратник хану Токте, бросая к его ногам голову всемогущего сановника.
– А почему ты думаешь, что это Ногай? – поинтересовался повелитель.
– Он сам сказал мне об этом и просил его не убивать, но я решил: хватит этому старику творить нам беды.
– Ты знаешь, что узаконил мой прадед Великий Чингисхан? Простой народ не убивает царей! Судьбу Ногая могли решить только мы, его сородичи. – Токта повернулся к своей охране. – Казнить нарушителя закона на моих глазах.
Дышать Токте стало легче. Все поданные Золотой Орды спешили заверить его в своей преданности, одаривая дорогими подарками. Нельзя сказать, что хан почивал на лаврах, беспокоили повелителя прыткие дети и внуки Ногая. Старший сын покойного бекляри-бека не раз пытался выступить против Токты, но тщетно. Тогда он вторгся в Болгарию, воспользовался междоусобицей в стране, сам уселся на трон в Тырнове, однако не просидел и года, местные бояре схватили его и задушили в тюрьме.
Другой сын Ногая Тури уговорил все-таки когда-то верного хану Сарай-Бугу выступить против брата, но их замысел раскрыл Бурлюк, самый преданный Токте брат, который и умертвил обоих. Постепенно возня улеглась, на улусы Ногая были посажены верные хану Чингисиды, одним из них был юный сын Токты Ильбасар.
Чем спокойнее была обстановка, тем больше оживал Токта. Он начал заниматься внутренним обустройством Орды, обратил, наконец, внимание на русские княжества, которые уже больше семи лет не разорялись и увеличивали доход казны хана. Токта был спокоен, уверен, весел, устраивал пиры и приемы.
Все бы хорошо, живи и радуйся, но начал сниться хану один и тот же сон. Сначала редко, а потом все чаще и чаще приходил к Токте во сне убитый им брат Тогрул, садился напротив и внимательно смотрел повелителю в глаза. Смотрел и молчал, пока тот не просыпался весь покрытый холодным потом. Остаток ночи Токта уже не спал, день ходил, как побитый палками. Когда сон стал мучить хана каждую седьмицу, он собрал звездочетов. Знатоки неба задали Токте вопрос:
– Ты не знаешь, что хочет от тебя убитый тобою брат?
– Нет. А как это узнать?
– Спроси его во сне, а если не ответит, значит, знает кто-то на земле.
Токта очень хотел спросить, но не получалось, не мог он руководить сном, не все подвластно ханам.
В один из вечеров Токта позвал к себе Арибах, чтобы она успокоила его нервы после бессонной прошлой ночи. Жена и ласкала, и лечила голову хана магической силой своих рук, ему становилось легче. Но как только хан вспоминал о человеке, знающем тайну его сна, голова снова становилась ватной.
– Что происходит с тобой, мой повелитель? Чем опечален ты? Да будет с тобой Синее Небо, да поможет оно тебе во всем и развеет все твои сомнения.
Токта рассказал любимой жене все.
– Так кто же из живущих на земле может знать, что хочет от меня мой брат, и где этот знахарь живет? – заключил властитель Золотой Орды.
Арибах задумалась: «Сейчас или никогда! Да, пришла пора, пришла! И звезды хорошо сегодня расположены на небе. Очень хорошо расположены в мою пользу. Решайся, Арибах, давай!»
– Не гневайся, мой господин, но ответ на твой вопрос знаю я. Ты помнишь, что я была женой Тогрула и родила ему сына, которого зовут Узбек.
– Звали Узбек, – с некоторым раздражением поправил ее Токта. – Нет давно Узбека, ты сама его хоронила, я даже помню, где могила твоего сына.
– Есть Узбек, мой повелитель, есть! Он жив и здоров! Тогрул хочет, чтобы ты призвал его к себе, сделал своим соратником и любимым племянником, тогда убитый брат перестанет к тебе приходить.
Токта моментально почувствовал, как голова его стала светлой, в ушах перестало стучать, ноги и руки начали наливаться силой. Хан встал, прошелся по комнате, настроение улучшалось, но он все не верил этому, он думал: «Если все так, то почему бы не сделать, как просит Арибах? Синее Небо мстит мне за расправы над братьями. А может, подождать, не спешить?»
Но в этот момент Токта вживую, не во сне увидел Тогрула, его глаза смотрели пронзительно. Он мгновенно повернулся в сторону Арибах.
– Ну и где же ты прячешь своего сына?
– Это известно только моему брату, твоему верному слуге Айдарбеку. Я знаю только, что Узбек в надежных руках, он здоров, в меру умен и подготовлен как воин, – схитрила Арибах.
Настроение у хана стало удивительно хорошим, он сам не понимал почему. Ему бы разгневаться, разбушеваться, как же иначе реагировать на такие существенные тайны от хозяина?
Ночь с неувядающей красавицей Арибах была великолепна. Токта простил ей все, в конце концов она избавила его от этого навязчивого сна. Им обоим было хорошо.
Утром Токта послал гонца за темником Айдарбеком, кочевавшим между Итилем и Доном с вверенными ему войсками хана. Арибах тем же утром послала подарки своему племяннику Кутлуг-Тимуру. Подарки сопровождала верная служанка, которая передала просьбу тетки встретить дядю Айдарбека при подъезде к Сараю и сказать ему одну фразу: «Теплый ветер открыл дверь». Кутлуг-Тимур, сын сестры Арибах и Айдарбека Мерем, также нес в своих жилах кровь Чингисхана, его бабка по отцу была внучкой Бату-хана.