А разговор был действительно интересный. Обсуждали, кого включать в список на публикацию за счет областного бюджета в следующем году.

– Валера, – говорил здоровяк, – эти чинуши урезали нам финансирование. И так копейки выделяют, так еще наполовину срезали. Мы не знаем, что делать. Выхода два. Снизить тиражи, вместо тысячи печатать по пятьсот экземпляров. Но тогда срежутся гонорары в два раза.

– А оно надо. И так еле концы с концами сводим! – вступил Казак.

– Вот и я о том же. А значит, половину авторов переносить на другой год придется.

– Визгу будет! – соглашался Валерка. – Да и кого переносить? Этого, что ли? – Он кивнул головой в сторону Генки, смаковавшего халявное пиво.

– Этого я бы вообще из Союза выгнал. Пишет плохо. Никто его не читает. Да и вообще сволочной человечишка.

– Так-то оно так, да таких у нас две третьих. Скорей они нас из Союза турнут.

– Замучаются! – Сергей, конечно, сказал другое слово, но на ту же букву. – Меня в Москве знают. За кордоном печатают. Да и ты не хуже.

– Так-то оно так, но ни к чему нам это. В администрации только и ждут, чтобы у нас склока началась и всех прикрыть, а помещение наше, союзописательское отнять!

Помещение и в самом деле было лакомым куском. В самом центре города, почти пятьсот квадратных метров с актовым залом и баром. Такое хапнуть, приватизировать, а потом сдавать в аренду под ресторан, офис, а то и банк мечтали многие деятели областной администрации и приближенные к ним деятели от бизнеса. На всю жизнь кормушка. И себе и детям. Но до поры до времени связываться с Союзом писателей временили. Уж очень большой скандал мог выйти. Тем более что у этих писателей и в столице связей полно, да и за границей кое-кого знают. Себе дороже может выйти. Так что глядели, облизывались, но не трогали.

– А с молодыми что делать? – продолжал Сергей. – У меня десять приличных рукописей лежит. Нравятся мне они или нет, это совсем другой вопрос, но их можно и надо напечатать. Вот и думай! Или себя урезать, или молодежь. А их не напечатаешь, так потом и принимать в Союз некого. Совсем Союз писателей старым становится. Нужна молодая, новая кровь!

– Да… – соглашался Казак, – надо что-то делать. Давай накатим.

Они чокнулись, выпили по стопке водки, невесть какими путями оказавшейся тут. Потом еще, потом взяли по двести, чтобы не мельтешиться, не ходить к бару каждые пять минут, сказали «да-а…» и задумались.

Дама сперва ругалась с Генкой, у кого стихи лучше и кого читатели больше любят. Потом обнималась, потом захмелевший Генка сбегал в бар и притащил по полстакана коньяку, и они выпили за дружбу литераторов.

Тезка здоровяка крутил головой, пытаясь уследить за ругней, потом дружбой Галины с Генкой, рассуждениями Валерия с Сергеем, запутался в их разговорах, зевнул, положил голову на пустую кружку, услышал шум как когда-то давно в детстве из морской раковины, улыбнулся светлым воспоминаниям и уснул.

Здоровяк, не упускавший ничего, увидел спящего товарища, вздохнул и сказал:

– Хороший поэт Сережка, а пить не умеет.

Казак посмотрел на дружка, удивился:

– Серега, ты чего это разоспался?

– Посидим немного и пойдем, – по привычке ответил поэт, не поднимая голову.

Дама повздыхала над спящим Сергеем, убедилась, что того не бросят, доставят домой, сказала: «Пожалуй, мне пора» и ушла. Незаметно исчез Генка. А минут через пять и остальные.

– Видал? И так каждый раз. Вот мы сидим спокойно. Пивко потягиваем. Сухариками закусываем. Водочкой по чуть-чуть запиваем. Гляди, как забавно получилось! Пиво водчонкой запиваем. Просто каламбур какой-то вышел. От поэтов, должно быть, заразился. Надо бы запомнить! А у этих литераторов вечно шум-гам, спорят, доказывают, потом враз напиваются, и все! Такие разговоры, про такую литературу! Такие имена поминают. Я сперва думал, ну, гении! Властители дум! А потом пригляделся – люди как люди. Нормальные. У Сереги, это который заснул, действительно, отличные стихи. Он как-то читал. Откуда берутся! Непонятно. Верно, говорят, талант не пропьешь!

– А другие?

– Другие кто как. Инженеры человеческих душ! Это все от безысходности у них. Напиваются! Ну ладно, давай и мы накатим по чуточку. На чем это ты меня сейчас отвлек, в смысле перебил?

– На Киришке. Как он учиться уехал, а остальные затосковали, купили ему ноутбук и по скайпу с ним общались.

– «Общались»! Где ты такое поганое слово выискал? Как оно изо рта твоего выскочило? Запомни, нету такого слова. Есть слова «говорили, разговаривали, дискутировали, болтали, беседовали», а это, которое ты сказал, это какое-то шипение гадюки, а не слово. Нормальные люди так не говорят. Нормальные люди дружат и разговаривают. Понял? То-то же! Запомни и больше не говори такую пакость. Эх, времечко!

Вот в моей молодости скажешь «хижина», умники добавят «дяди Тома». Скажешь «Авгиевы» и получишь в ответ – «конюшни», «двуликий» – «Янус». Покачаешь головой в задумчивости, глядя на блюющего за углом возле кафешки гомосапиенса, произнесешь: «Сик трансит…», а мужичонка отдышится после содеянного, вдохнет воздуха, встрепенется, доскажет: «Глориа мунди…» и снова начнет, как говаривал один армейский знакомый, «харчишком хвастаться». Это и есть мое поколение. Поколение, когда все, абсолютно все – и отличники, и самые оторви головы, по которым уже в тринадцать лет тюрьма плакала, читали книжки. Не было ТВ. Не было этого ящика для идиотов. Вот и читали. Пошляемся по улицам, почудим, а потом все равно домой и за книжки. А делать больше в общем-то нечего было. Теперь молодой поросли с банкой суррогатного пива или энергетика скажешь: «Ин вина веритас!», в ответ получишь: «Чо-о-о?» или «Прикольно!», а то и еще чего покруче… Другое поколение, другая жизнь. Тупеет электорат на радость всенародному блоку слуг народа с олигархами. Книжки не те, какие надо, читает. Да чего там говорить, вообще ничего не читает. А зря!

Вот в умной книге, ее-то, я надеюсь, ты читал, написано, что вначале было слово.

Так вот, в нашем областном центре, но, увы, заурядно-типичном городе в университете начал учиться Кирилл. О буднях местной чиновничье-бандитско-бизнесменской шпаны, или, как теперь принято называть элиты, а заодно обо всех городских сплетнях, Киришку просветила хозяйка сразу в день его обустройства в маленькой квартирке.

Комнату у нее Киришка снял через месяц после приезда, когда понял, что в общаге жить, конечно, можно, но скорее сопьешься или сойдешь с ума, чем выучишься. С утра до ночи там грохотала музыка, прыгали и орали песни то ли жизнерадостные, то ли обкуренные юные и не очень юные студенты, всегда чего-нибудь отмечавшие, праздновавшие, делавшие что угодно, но не занимавшиеся единственным, для чего здесь были – учебой. По общаге шлялись подозрительные типы, постоянно у кого-нибудь что-то пропадало.

Первую половину года после поступления Кирилл учился. Ходил на все занятия, слушал лекции, писал семестровые и контрольные, выступал на практических занятиях. Короче, стал отличником. Он четко усвоил напутствие Коляныча, что сначала ты работаешь на имя, а потом, когда его сделаешь, оно работает на тебя. В конце семестра ему автоматом поставили зачеты по половине предметов, а многие экзамены он сдал досрочно. Учиться было несложно. Мои методики и приемы работали. А это великое дело, когда у тебя есть система, когда не отвлекаешься на мелочи, сначала разбираешься в главном, а уж потом с второстепенными понятиями и тонкостями, дополняющими конкретные знания о предмете. Со всеми отличными оценками в зачетной книжке и повышенной стипендией Киришка приехал домой. Радости всех наших не было предела. Мало того что он показал зачетку, так еще и привез подарки. Не забыл никого! Каждому что-нибудь да привез. Народ наш был удивлен не учебой, все верили и знали, что Кирилл парень толковый, удивились подаркам. Откуда деньги?