— . Не думай, что тебе удастся спрятаться за более важной проблемой, Маниус. Ответить все равно придется. И не только перед собственной совестью.
— Ох, как же страшно ты говоришь, Нарим. Было бы за что отвечать. Любишь ты наказывать безвинных.
Нарим был не только мудр и рассудителен. Из всех советников он выделялся особой жестокостью к своим подчиненным. За всю жизнь Нарим не раз убеждался, что сильнее любви, власть держит страх. Он не носил звериного клейма, но титул сурового безжалостного советника, которому лучше подчиниться, чем высказать свое неодобрение, заслужил. Жители его земель перед правителем трепетали, боялись и обожали одновременно.
О методах правления Нарима Совет знал, но не уделял им пристального внимания. Главным оставалось то, что на его землях Великий Закон не преступался, а как достигалось подобное послушание, не слишком волновало.
До этого момента. Если и были возражения со стороны советников, они помалкивали, а Маниус оказался первым, кто высказал Нариму в лицо свои мысли.
— Советники! — призвал Кайзал.
Он сидел, не поднимая головы и, как будто, отстранившись от распри за столом. Его голос прозвучал неожиданно и заставил одновременно обратить на себя внимание всех противников, отвлекая их от выяснения отношений.
— Как Временный Глава Совета Семерых призываю вас отложить все несогласия и недовольства, обращенные друг к другу или же забыть о них вовсе.
Маниус, твое поведение недозволительно, но мы вынуждены разобрать его позже. Надеюсь, отсрочка поможет тебе признать свою неправоту. Но ты, верно, заметил, сейчас наиболее важно другое, а именно, благополучие нашей великой Фелидии и ее народа, оставшегося без опеки Совета. Нам надлежит сегодня, за этим столом, всем вместе, из числа собравшихся избрать Главу Совета, а затем определить того, кто займет освободившееся место седьмого советника. Для большинства из вас этот процесс проходит не впервые, но хочу напомнить — судьба всей страны в наших руках и, потому, обдумываете тщательно любое ваше решение, воздержитесь от громких эмоций и споров, прислушивайтесь и уважайте мнение остальных. Это поможет нам сделать наиболее точный и правильный выбор.
А теперь, давайте, начнем. Хочу спросить вас, необходимо ли хотя бы одному из вас время на обдумывание?
— У нас его было предостаточно, — высказался, едва Кайзал остановился, Таарон, — да, и у Маниуса тоже.
— Я прошу не отвечать за другого, — с укором промолвил Кайзал. — Пусть тот, кому необходимо время поднимет руку, и мы дадим ему столько, сколько потребуется.
На его призыв никто не шевельнулся, и лишь выжидающая тишина была ответом Кайзалу.
— Ну, что же, — продолжил он, тогда начнем по очереди. Прошу тебя, Нарим.
Нарим хмыкнул, раздумывая, пожевал сухими губами, подбирая нужные слова.
— Ну что я могу сказать? — начал он, наконец. — Прежде всего, мне хотелось бы помянуть добрым словом Данасия, нашего почившего Главу, которого мы сегодня имели честь проводить в последний путь. Я скажу так: этот человек был воистину призван носить титул Великого. Сколько лет он возглавлял Совет? И столько же, не жалея самого себя, заботился о процветании Фелидии. Он был образцом разумной власти и, сиди подобный ему за этим столом, я, не раздумывая, отдал бы ему свой голос. Но подобного тут, к сожалению, нет. Зато, есть другие. Одни молодые, на которых возлагаются самые большие надежды, другие — не раз убеждавшие Совет в своей мудрости и рассудительности, привитых годами. Всех вас я в равной степени уважаю, но лишь одного считаю достойным возглавить Совет. Того, кого избрал на это место покойный Данасий. Я голосую за Кайзала.
Нарим закончил, облегченно выдохнул, выжидающе, окинул взглядом стол. Маниус сидел, свободно откинувшись на спинку стула, забросив правую ногу на левое колено, скрестив на груди руки. Не предвещающая ничего хорошего, натянутая улыбка застыла на его бледном от природы лице, взгляд хищника буравил Нарима. Коэл, задумчиво раздувал щеки, Таарон глядел куда-то в сторону, напряженный до предела, и барабанил пальцами по столешнице, Шародай почти лежал на своих записях и неустанно продолжал чертить кривые загогулинки.
— Есть ли вопросы? — спросил Кайзал.
— А какие могут быть вопросы? — тон Маниуса был недозволительно насмешлив, будто советник решал не важные для страны задачи, а, шутя, беседовал с друзьями за кружкой пенного пива. — Нарим весьма искусно поделился своим мнением, возложив всю ответственность на плечи мертвого. С него-то уже ничего не спросишь.
Если бы их не разделяла мрачная фигура Таарона, Маниус похлопал бы старика Нарима по плечу, как доброго приятеля.
— Какая муха тебя укусила сегодня, Маниус, — поперхнувшись удивлением, спросил Коэл, — я надеялся, что за годы в Совете, ты усвоил правила такта.
— Коэл, старина, мне, если честно, как-то нет дела до твоих надежд. Меня волнуют проблемы поважнее.
— Сейчас время для вопросов, Маниус, — разбил их назревающий спор Кайзал, — если ты их не имеешь, так воздержись от прочих высказываний. На собственное выступление тебе еще будет выделено время.
Нарим, Совет благодарит тебя за голос и, поскольку вопросов не имеется, предлагаю перейти к следующему. Таарон, прошу тебя.
— Обойдусь без долгих речей, — рявкнул Таарон, — мой выбор — Кайзал.
— Почему? — вскинул глаза Шародай. — Не пойми превратно, но должны же мы представлять, что побудило тебя сделать такой выбор.
— Что побудило? Размышление и логика, взвешенная оценка каждого кандидата. Нарим половину населения вырежет подчистую. Маниус — бунтарь, ему нельзя доверить сохранность вековых законов. Коэл — мягкотел, да и болен. За себя я не имею права голосовать, а жаль. Ну, а ты, Шародай, — глаза Таарона подозрительно прищурились, и итог он подвел недовольно, сквозь зубы, — скользкий.
— Ну, уж, — без обиды ухмыльнулся Шародай, — прям-таки скользкий.
— Как змей, если не хуже.
— Змеи сухие, Таарон, — вставил насмешливое слово Маниус.
— Маниус, — повысил голос Кайзал, — ты следующий по очереди. И, как я посмотрю, тебе уже не терпится выступить. Давай, скажи, наконец, что думаешь.
Маниус выпрямился. В черном мундире он выглядел устрашающе, будто под темной, расшитой серебром тканью сидела угроза, готовая разорвать покров и разнести все в клочки. Он оперся обеими руками на стол, под толстой, загорелой кожей взбухли от напряжения вены.
— Вам нужен мой голос? — вызывающе громко заговорил он. — Так вы его не получите. Совет должен управлять Фелидией. Страной! А что такое страна, если не люди? Совет должен не просто следить за исполнением Законов, он обязан думать о своем народе. Для этого он и создавался. И когда-то отлично справлялся с этой задачей.
Но не теперь… Во что превратилась Фелидия? Вы либо слепцы, либо безумцы, либо предатели, если считаете ее по-прежнему великой. Она иссушена. Люди бегут, буйствует беззаконие, а хваленый некогда Совет поливают бранью. Спрашивается: «Почему?» Все просто. Он уже не в состоянии управлять страной, решения его бесполезны. А уж о таких роковых ошибках, как война шестилетней давности и вспоминать не хочется. Ведь никого из вас там не было. Вы сидели за стенами Аборна и судили о том, о чем не имели ни малейшего понятия. А я был, я видел… Как наши воины бездумно уничтожались. А Совет молчал…Совет думал. Додумался…до разгрома.
Вспомните, советники, сколько писем я вам слал вам, сколько докладывал. Разъяснял, доказывал. Но вам не было дела.
Теперь я снова обращаюсь к вам. У Совета больше нет будущего, он изжил себя. Наилучшее решение — прямо здесь и сейчас принять решение о замене Совета одним человеком. Королем, выбирать которого будет народ.
— Это измена! — перебил Маниуса Таарон, он закричал, и столько яда было в его голосе, что любой испугался бы.
Но не Маниус. Он даже не вздрогнул, когда его так резко, бесцеремонно перебили, демонстративно медленно обернулся к Таарону, невозмутимо, лишь слегка покривив губами, ответил:
