Почти то же самое происходило с того края этого многоквартирного дома. В похожей квартире проживала семья старых пенсионеров. Они прожили долгую несчастливую жизнь, вырастили двоих детей, помогли им устроиться в жизни и теперь вдвоем доживали свой век, находясь в постоянных склоках и ругани. Это были два совершенно разных по характеру человека, которые в виду огромной социальной ответственности терпели друг друга только из-за совместных детей. Именно они удержали их от своевременного развода, сейчас же пускаться на такой шаг было просто бессмысленно. Вот они и продолжали терпеть постоянные нападки, не имея возможности разъехаться по разным «углам». Конягин Иосиф Георгиевич был высоким мужчиной шестидесятисемилетнего возраста. Он был достаточно худощав, имея вид «высушенного» тяжелым трудом человека. Его лицо, также, как и физиономия полноватой супруги Марии Ивановны, бывшей на год моложе его, было испещрено многочисленными морщинами, глубоко «засевшими» в шершавую кожу. Их глаза кроме взаимной ненависти ничего более не выражали. Поэтому они предпочитали находиться – каждый в своей комнате, встречаясь только на кухне, где у них всякий раз происходила словестная перепалка.
Не стал исключением и этот вроде обычно-начинавшийся вечер. Поспорив из-за продуктов питания, которые хранили раздельно, уличив друг друга в хищении, они долго ругались не выходя из помещений, предназначенных для приготовления пищи. Их скандал затянулся и время уверенно приближалось к полуночи. Вдруг, более дородная женщина схватила кухонный и воткнула его прямо в горло опостылевшего супруга. Затем поворачивая голову по часовой стрелке, она крутила ее пока та не повисла на вытянувшихся кожно-мышечных продолжениях. Неторопливым движением отпилив голову супостата, бросила ее на половое покрытие. К этому времени все помещение уже было залито кровью. Поскользнувшись на влажном полу, престарелая женщина грузно упала, непроизвольно воткнув острое лезвие в свой правый глаз, с той стороны уперев его ручкой в напольную плитку.
Уже под самое утро истекающий кровью четырнадцатилетний юнец, барахтаясь в кровавом месиве, растекавшимся по квартире смог добраться до мобильного телефона и сообщил в службу спасения о приключившимся с ним огромном несчастии.
Глава VII. Ребячьи сомнения
В пять часов десять минут Павел Горячев, обеспокоенный страшными происшествиями, происшедшими одновременно в двух разных жилищах их пятиэтажного дома, и выехавший на место для фиксации этих ужасных событий, не преминул посетить свою квартиру, переживая за сына. Заглянув в его комнату, полицейский убедился, что с ним ничего не случилось, и он мирно посапывает на своей удобной детской кровати. Единственное, что его поразило, так это оставленный в работе компьютер. Выключив его из сети, мужчина осторожно покинул комнату мальчика и отправился к остальным продолжать расследовать ставшие в этом населенном пункте обычными холодящие в жилах кровь обстоятельства.
Перво-наперво, еще до прибытия опергруппы, выжившего четырнадцатилетнего мальчика увезли в детскую хирургию в Иваново, чтобы, по возможности, оказать ему более квалифицированную профессиональную медицинскую помощь. Сейчас же изучали изувеченные останки его родителей, находившиеся на улице прямо под окнами их квартиры. Вся местность, располагавшаяся вблизи отрезанной женской головы и мертвого с перерезанным горлом мужского сильного тела, была обильно пропитана свежей человеческой кровью. Не многие даже видавшие-виды сотрудники могли спокойно смотреть на открывшуюся их взору картину. От распространяемого запаха свежих людских останков у некоторых наиболее молодых закружилась голова, и они даже стали чувствовать, как почва закачалась у них под ногами. Однако, делать нечего: служба – есть служба, и, превозмогая естественное в подобных случаях неприятное ощущение, полицейские принялись за работу.
Пачкаясь в скользкой и в то же время липкой крови, сотрудники внимательно все осмотрели и, наконец, убрали с улицы мертвое тело и отрезанную женскую голову. В этот момент из противоположного подъезда этого дома прибежала запыхавшаяся старушка и сообщила еще одну неприятную новость. С ее слов получалось, что ее престарелые супруги-соседи полночи ругались, а сейчас не открывают двери в квартиру, не смотря на настойчивые звонки. Как она поясняла, женщина начала к ним стучаться еще с половины первого ночи, но сейчас, увидев, что случилось с семьей супругов Сараевых, сильно забеспокоилась, определенно переживая: не произошло ли нечто подобное и с ее давней престарелой подругой? На взлом двери ушло не более получаса и открывшийся ужасающий вид в миг вселил нехорошие подозрения в голову оперуполномоченного, являвшегося еще и одиноким отцом, и именно в этот момент он побежал проверять оставленного в одиночестве малолетнего сына.
Далее следствие затянулось. Теперь приходилось осматривать уже два места жестких событий, где находились убитые безжалостным образом трупы, а все помещения обильно измазаны человеческой кровью. Как ни старайся в таких необычных условиях, но остаться чистеньким и не перепачкать одежду кровавой еще не высохшей жидкостью не получилось ни у одного заходящего в квартиры сотрудника. Вылетавшие при каждом шаге из-под обуви капли, будто бы специально, липли к ним на одежды, и уже к семи часам все участники выехавшей на место оперативно-следственной группы были перемазаны кровью, кроме всего прочего, излучающей кошмарную «обжигающую» дыхание вонь.
Как и в обычные дни, Агрипина Евлампиевна разбудила соседского мальчика в половине седьмого и тут же велела умываться и отправляться на кухню, где уже дымился приготовленный завтрак. Ребенок поспал всего пару часов и, что является в таких случаях абсолютно нормальным, вставал с большой неохотой. Однако, делать нечего – ведь Витя твердо решил никому ничего не рассказывать о терзавших его ночных страхах, а разобраться в них самолично – поэтому ему и приходилось твердо держаться избранной тактики, чтобы раньше времени не раскрыться и, не дай Бог, не угодить в психиатрическую лечебницу. Вставая, он невольно приблизился к пластиковому окошку и непроизвольно глянул на улице. То, что ему довелось в это мгновение улицезреть, заставило кровь заледенеть в его мальчишеских жилах. Как раз в этот момент, словно бы по чьему-то зловещему ужасающему сценарию, писаному специально для этого мальчика, мимо проносили обезглавленный окровавленный женский труп соседки Сараевой. Ее вид был настолько кошмарен, что ребенка чуть не стошнило, однако его спасли от этих непроизвольных позывов свой собственный закаленный характер и чье-то неведомое неотступно-бывшее рядом сверхъестественное влияние. Тем не менее итак незначительный аппетит был испорчен у мальчика окончательно. В этот момент с кухни раздался зловредный голос соседки:
- «Постреленок», а ну, иди завтракать, не то сейчас все остынет. И давай, поторапливайся: мне тут с тобой сидеть совсем нет никакого желания. У меня и самой дел хватает. Если бы не твой отец – я бы сама ни за что с тобой на связалась. Такой капризный ребенок…
Такое выражение своего недовольства для этой старушки было делом совершенно обычным, и мальчик давно привык к такому к нему обращению, однако он никогда не упускал случая, чтобы и самому не подколоть неприятную ему женщину. Вот и сейчас он крикнул ей первое, что пришло на его детский ум:
- Я сыт еще вчерашними Вашими блинчиками! Интересно, где Вы их только взяли: я всю ночь просидел в туалете! Специально, наверное, хотите меня отравить!
В этот момент дверь в его комнату отворилась и на пороге, словно сама смерть, возникла отвратительная старуха. Сморщив и без того морщинистое лицо, она скрипучим голосом проворчала:
- Такая, значит, твоя благодарность. Я тут за тобой хожу, бужу, готовлю ему свежий завтрак, а он еще и всем недоволен. Где это, скажите мне, видано, чтобы люди так платили за доброту? Эх, «Постреленок», я вожусь с тобой только из-за твоего уважаемого отца, так бы ноги моей рядом с тобой никогда не было. Все. Кончай капризничать и – марш завтракать.
