Остановился пораженный: «В свою ли мастерскую я попал?!» Да, мастерская была неузнаваемой. Она приняла другой вид. Разобралась и почистилась. А ведь раньше она походила на свалочное место. Теперь тормоза стояли в ряд на особых скамейках. В порядке были расставлены контроллеры, моторы. С верстаков исчезли кучи поползушек, болтов, щеток. Но в мастерской Алексеева нет. У него выходной день. Товарищи радостно здороваются с Кириллом на ходу, не прерывая работы.

– Живой? Молодец! Почему рано выполз?

За тисками Кирилла работал черный незнакомый слесарь. Он заканчивал отделку готового барабана, точно такого же, какой только что видел Кирилл на дворе.

– Ранцев, пойди-ка сюда! – обрадованно крикнул рабочий.

– Опять разговоры разведешь на час, – пробурчал черный слесарь.

Но рабочий, не слушая его, кричал Кириллу:

– Взгляни, какую штучку сделали. Теперь у нас нет пружин и не клепаем ее каждый день. У нас шкив и груз. Второй барабан уже переделываем. Видел, как работает? Это Алексеев обмозговал такую штучку.

Кирилл мучительно сморщился, до боли закусив нижнюю губу, как будто у него разворошивали не успевшую зажить рану. Хотел тут же объявить, что барабан – это его, Ранцева, изобретение, украденное мастером. Но промолчал и вышел из мастерской. Для него теперь все померкло. Если час тому назад была слабая надежда на что-то, то теперь сомнений уже не было. Как под тяжелой ношей, сгорбившись, Кирилл тихо шел домой, оскорбленный и обворованный. Безразлично взглянул на кучу шихты. Рев мартена донесся похоронным маршем. Нет, он больше уже не пойдет этой дорогой, завод умер для него теперь. Пройдя ворота, Кирилл повернул на базар и зашел в пивную, а оттуда в винную лавку.

Домой вернулся поздно. Нагрубил тетке. Разыскав модель, он швырнул ее изо всей силы в угол. В постель бросился не раздеваясь. И почти всю ночь плакал.

Рано утром, собрав деньги, часы, ушел из дома. Волчок ласково кружился под ногами, точно хотел удержать его. Но Кирилл сердито толкнул его сапогом. Тетке он оставил записку: уезжает. А куда, сообщит после.

В первый же день приезда Ольга явилась на завод. Гул мартена показался ей музыкой, громадным оркестром. Все ее встречали улыбками. Каждый старался скорее сунуть свою грязную лапу в ее руку. И Ольгу, как и Ранцева, поразил порядок в мастерской. Оглядывая веселыми глазами людей, мастерскую, она невольно спросила:

– А как Ранцев?

– Вчера был здесь. Я его не видал. Но сегодня, говорят, уезжает. Видели его на вокзале. Ночью шатался пьяный по улице, – говорил мастер Алексеев.

Точно боясь, что ее задержат, Ольга сразу попятилась к двери… Волчок задыхался от лая, оскалив белые зубы на Ольгу. А тетка Кирилла рассказывала:

– Этого с ним не бывало. Пришел пьяный и нагрубил мне. А сегодня совсем уехал. Вот оставил бумажку. Ездила было на вокзал, на пристань, да не нашла. А ведь он еще совсем больной. На дворе осень.

Тетка плакала. На столе лежали листки исчерченной бумаги. На одном из них выделялась фамилия Алексеева, окруженная крепким похабным словом.

– Он еще до больницы, перед этим самым несчастьем, хвалился мне, что изобрел какую-то машину. «Куплю, – говорит, – тебе, тетя, пальто».

– Что за машина?

– Как смастерил, показывал. А вчера пьяный пришел и сломал ее. Вот смотри. Остаточки приберегла.

Тетка принесла поломанную модель, и Ольга сразу поняла все. Она видела на заводе новый барабан мастера Алексеева. А теперь ей вспомнился и разговор на шихтовом кране. Вспомнился и блокнот, поднятый во время аварии. Все стало ясным.

Ольга села в трамвай и всю дорогу не сводила глаз с рук вагоновожатого.

– Разве нельзя, товарищ, быстрее? Мы тащимся как на похоронах, – торопила она.

– Значит, нельзя, – обиженно отвечал вожатый.

На центральной остановке Ольга выскочила из вагона первой и полетела на вокзал, задевая прохожих. Станционные часы показывали пятнадцать минут седьмого. «Неужели все-таки опоздаю?» Ворвавшись в здание, сразу же приступила к обыску. Залы ожиданий гудели сотнями голосов, выкриков. У кассы шла борьба из-за билетов. Узлы, корзины, чемоданы баррикадами преграждали дорогу. Ольга всматривалась в каждого человека. И неожиданно у буфета…

– Кирилл!

– Ольга!

– В чем дело? Куда это ты собрался?

– Дело в посадке. Билет достал.

– Я серьезно.

– Тоже не шучу.

– Слушай, Кирилл! Ведь у тебя есть товарищи, и ты с ними не поделился. Они могут помочь.

Кирилл виновато улыбнулся. Но он все еще был чужим…

– Я поделился с одним. Так он и мою часть захапал. Не буду больше делиться. Не стоит.

– Неужели ты думаешь, что я тоже собираюсь захапать? – Ольга больше ничего не сказала. Ее обидели. Она стояла против Кирилла и смотрела ему в глаза. Она не ожидала такого отношения.

– Ну что же я мог еще сделать, – медленно, тихо заговорил Кирилл. – Обворовали меня. Обворовал Алексеев. Я поделился с ним.

– Он обворовал, а ты уезжаешь. Я бы не сделала так. Я бы зубы сначала обломала. Я бы отбила охоту воровать. Ведь все законы на твоей стороне. Вот что: поворачивай-ка оглобли домой.

Кирилл стоял и молчал.

– Если это все так, то ведь есть РКИ, прокуратура, газета.

– Но у меня нет свидетелей.

– А разве они будут у Алексеева? А у тебя есть записная книжка, которую я подобрала там.

У Кирилла блеснули глаза. Ведь в записной книжке, конечно, сохранились эскизы барабана и черновой набросок предложения в БРИЗ.

– Где она?

– Я возвращу ее и выступлю твоим свидетелем, если только ты вернешься домой. Сейчас же! А завтра поставь перед организациями вопрос о воровстве Алексеева.

– Согласен. Пошли.

Продав у кассы билет и получив деньги с ворохом благодарностей, Кирилл и Ольга тронулись домой. Всю дорогу они смеялись. История с бегством из дому казалась им бесконечно смешной. Они смеялись так, что пассажиры многозначительно переглядывались и улыбались, глядя на них.

Когда приехали в заводской поселок, Ольга крикнула на прощанье:

– Итак, за тобой долг!

На следующее утро Ранцев пришел в завод.

– А говорят, Ранцев пропал, уехал. А он здесь в целости и сохранности, – встретил Кирилла мастер Алексеев. – Ну как, немного подзалатался? Скоро работать? Давай-ка скорей, скорей. Слесаря дозарезу нужны.

Кирилл молча и угрюмо слушал соловьиные трели мастера. А обрадованный мастер продолжал:

– Да, возьми-ка, пожалуйста, чек. Ведь триста пятьдесят рублей. Помнишь, за то предложение, что ты ночью сделал. Пока ты лежал, я его провел. Возьми, как бы не затерялся.

С раскрытым ртом, с зачумленными глазами застыл Кирилл перед мастером.

– Что же ты удивляешься? Если мало, ничего не поделаешь: так подсчитали в БРИЗе.

– Нет, я совсем о другом. Как же это получилось?

В глазах Кирилла опять закружились маховики: он еще не мог разобраться в своих чувствах, но одно понял ясно, что мастер не виноват, что он очень хороший человек, а он, Кирилл, возвел на него такую напраслину. Кирилл сиял счастьем. Он чувствовал, что жизнь снова вернулась к нему, и теперь Кирилл развернется во всю ширь. Теперь он добьется того, что будет вносить по одному рационализаторскому предложению в день, во всем советуясь с мастером.

Алексеев, порывшись на столе, снова поднял тяжелую голову.

– Да, вот что еще забыл тебе сказать: сходи в БРИЗ, там с тобой хотели о чем-то поговорить.

Кирилл вышел, направляясь в контору.

На белой двери надпись: «БРИЗ мартеновского цеха».

– Ранцев, «обворованный» изобретатель, здорово! – радостно встретил Кирилла уполномоченный БРИЗ Сухих, русый молодой человек.

Тут была Ольга. Она весело смеялась.

– Погляди, как тебя обворовали, – и Сухих, вытащив из ящика пачку бумаг, разложил их на столе. – Вот этот твой эскиз нам дал Алексеев, а этот чертеж мы разработали. Пришлось немного изменить, доработать. Стойки мы сделали из угольников, так крепче получается, а у барабана для троса канавки проточили. В общем, это предложение – не мелочь, из тебя выйдет толк. БРИЗ решил за тебя взяться и кое в чем помочь. У нас есть путевка во втуз. Как ты, не против поехать?