Пешком и на велосипедах, на попутках, в кузовах машин, в тележках и будках, влекомых «Беларусями» и «Кировцами» по гиблым сельским дорогам. Все долгие десять лет.

А если и интернат, то разве лучше? От материнского подола да в чужой дом. Да еще в какой? Не дворцы, ох не дворцы эти сельские интернаты. В бытность мою учительскую десятки комиссий проверяли наш поповский, дореволюционный дом, где ребячьи кровати стояли впритык. Проверяли, указывали. Секретарь райкома всенародно назвал тот интернат позором для района. Прошло десять лет. Интернат все тот же. Все те же штаты у них, на которых доброго воспитателя не раздобудешь. И один ли он такой? Вот из нашего же района письмо, в феврале писанное школьниками: «Живем тесно… стула негде поставить… грязь везде… холодно…»

В прошлом году один из наших совхозных директоров ушел на повышение. Новый директор, владения свои обходя, попал в школьный интернат. Поглядел, говорят, схватился за голову и убежал. Но, к чести его, переселил ребят в новое помещение.

В общем, как говорится, веселого мало.

Поглядите газеты в сентябре да октябре. «Детей не возят… Не возят… Не возят…» Стон летит по стране.

Разве не будет болеть и болеть родительское сердце?

Теперь уже совершенно ясно: нет в селении хотя бы начальной школы – людям здесь не жить. Уйдут, потому что детей учить надо. Сначала останутся одни старики, потом – конец. А ведь земля вокруг остается: угодья, фермы – все обжитое.

Начальные школы надо всемерно сохранять и держать их хотя бы для одного-единственного ученика.

Сельская школа – это один из китов, на которых стоит деревня. А теперь она в положении нерадостном. В школе не хватает учителей. Директор мыкается между сельсоветом, колхозным начальством и районо, не зная, какая из этих нянек поможет ему заткнуть очередную дыру с ремонтом, топкой и многими другими делами.

А сельский учитель? Тысячу раз говорено… Но где квартиры его? Чем ему кормиться?

Вы видели, чтобы рядом и вместе с сельской школой строили учительские квартиры? Я – нет. По-прежнему, как и много лет назад, мыкается молодой сельский учитель по углам.

В бытность мою сельским учителем «крепкий» директор совхоза Петро Трохимович держал в совхозном доме пустые квартиры, но учителям их не давал. «Мне доярки нужны. Нехай на ферму идут, дам ключи». Его верный помощник, секретарь парткома, завидев учителя в совхозной конторе, громогласно произносил: «Идут нахлебники… Опять чего-нибудь просют».

Дорогие мои, ну как же вам втолковать, что без хорошей школы не будет ни доярок, ни трактористов, ни вас, хорошие мои. Директор совхоза, главный агроном, главный инженер, любой специалист, снимающий угол. Бывает такое? Улыбаетесь. Горькая эта улыбка. Что же мы с учителем делаем…

Учитель в жилье не должен зависеть от «мудрого» Петра Трохимовича. Учительский городок при сельской школе – не утопия, а необходимость. А их даже не проектируют. А ведь когда-то было такое. При школе – квартира учителя, при больнице – врача.

А чем кормиться учителю? Сельские магазины пусты. В них и хлебом не всегда раздобудешься. На собственной шкуре все это испытал, кормясь печеньем да пряниками. Но это один, молодой, крепкий. На всего лишь год. Вытерпел. А всю жизнь? А с семьей, с детьми? Кто подаст? Петро Трохимович?

«В школьный интернат молока не давать. Государству сдаем» – вот его сказ. И не давал. Будто колхозные коровы существуют лишь для городских детей.

Про какого уж тут учителя речь! У сельского учителя выход один: строить или покупать свою хату, обзаводиться живностью. И разрываться между поросенком, коровой, огородом и учительством.

Несовместимо это. Не будет учителя.

Как-то по Центральному телевидению показывали учителя, который кроме своего основного дела триста гусей для колхоза вырастил. И обещал вырастить пятьсот. Тележурналисты славили его с серьезным видом. Но боже! Какой из него учитель?! Это же птицевод.

Собственный хлеб учительский – нелегок. Оставаться в деревне всезнающим и мудрым человеком, светом деревенским – непросто. Уж до гусей ли?..

Да и какой, скажите, уважающий себя человек согласится жить по воле и милостям Петра Трохимовича? Он – уйдет. И никакие «педагогические десанты» не помогут. Улетят на тех же крыльях, что и прилетели. И веди потом речь, куда деваются учителя. И почему в педагогический не идут те, кого хотелось бы там видеть.

Учителю нужно дать квартиру, благоустроенную, возле школы, с теплом и светом. И обеспечить его достойным хлебом-солью, дабы у него времени осталось для единственного своего труда.

И ведь это не розовые мечты. Учитель в городе – гражданин, со всеми равный. За что же сельскому такая печаль?

И только ли учителю?

А как чувствуют себя врачи, фельдшера? От хорошей ли деревенской жизни бегут они? У них тоже семь нянек, да доброго призору нет. Те же заботы: жилье, питание, помещение для работы.

Ведь сельская медицина тоже всецело зависит от «доброго» или «недоброго» председателя колхоза. Квартиры из его рук, строительство и ремонт, мебель, питание – чего ни коснись. А каково ему, врачу, ходить да выпрашивать себе кусок мяса да литр молока, себе и детям. Или обзаводиться скотиной. Тут уж вовсе во мне все восстает. Я вспоминаю записки известного хирурга, как он настраивал себя на операцию, на трудный день, как руки тренировал. И вижу хирурга сельского, который чистит у скотины, корм задает свинье, спешит, а рядом жена его – тоже врач – доит и прочее. Не дело это. И потому бегут врачи из села – ничем не удержать.

И Елена Федотьевна, хозяйка наша, порою криком кричит, а зубов не может полечить; глаза плохо видят, очки надо, наверное. А кто поможет? До райцентра обыденкой не обернешься. Собрался на час, рассчитывай на неделю.

Известны ли сии заботы жителям городским? (Вовсе не в укор им говорю.) Глядишь, как зимою и в осенние хляби ожидают попутку, а потом трясутся в кузовах да на тракторе болящие селяне, добираясь в район, сердце кровит. А им каково?

И чего ни коснись, все достается нашей Елене Федотьевне нелегко. Взять топку. Давно уже топят в селе печи углем, и все печи деланы под уголь. Но если в райцентре (во всяком случае, нашем) заплатил 25 рублей и привезли тебе угля, то Елена Федотьевна с весны выглядывает: не едут ли «левые» торговцы. Уголь у них обычно плохой и дорогой. Но куда деваться? Сто двадцать рубликов отдай. Потому что колхоз тебе угля не привезет. Во всяком случае, не было еще такого.

Руки у Елены Федотьевны, как говорит она, «одне и некудовые». Устала она огромный дом свой мазать и белить. Пошелевать бы его. Да где взять шиферу, лесу или железа? Мучается она долгое лето с керосинками. А ведь газовые плиты с баллонами в райцентре на складах лежат. Но кто бы привез?

Во всем нужда у Елены Федотьевны. Одеться, обуться. И ведь не финские сапоги или дубленку она просит. Ей бы серый ватник, в каком она всю жизнь отходила. Нету их. Говорят, в райцентре шьют, в быткомбинате. Но доберись до него.

Домашние тапочки, халат, бельишко, платок на голову, очень удобные, глубокие калоши, валенки – где взять? Когда и работал магазин, их там сроду не бывало. А уж теперь…

А по хозяйству… Гвозди и краску, топорище, бруски для косы, напильники пилу точить, выключатели, патроны, чайник – это я вспоминаю, чего Елене Федотьевне, как говорит она, «кричи нужно».

А ведь тем, кто помоложе, нужно и приодеться. Спасибо цыганам да армянам. Они – не коопторг. По бездорожью, зимой и летом везут они на хутор хорошие свитера и кофты, платья и рубашки, красивые скатерти и покрывала, яркие ситцы, сапожки, туфли – все модное, прямо из московских магазинов. Но цены берут известные. Спасибо им и за то, потому что Елене Федотьевне и землякам ее ничто даром не дается. Любой пустяк – для них проблема.