Галась криво усмехнулся и внимательнее присмотрелся к наглецу.

– Как тебя зовут?

– Камиль Сова, – ответил тот, поправляя длинную челку, упавшую на глаз.

– Ты учишься или работаешь?

– Учусь на факультете социологии в Познанском университете. Я на последнем курсе.

– И ты можешь учиться бесплатно?

– Могу…

– И можешь пойти в кино, когда хочешь, или поехать на каникулы, или выпить пива, когда хочется?

– Конечно.

– И тебе не запрещают оккупационные войска?

– Нет.

– Так какая это оккупация?

– Не в этом дело.

– А в чем? Пиздишь про оккупацию, про отсутствие свободы, а кто несвободен в этой стране? Тебе не хватает свободы? Кто запретил тебе сюда приехать? Социалистическая родина дала тебе возможности, ты можешь учиться, получить работу, когда окончишь университет, можешь получить жилье и даже талон на машину. Можешь купить цветной телевизор…

Камиль посмотрел на чекиста с легкой иронией. Конечно, все это можно купить или скорее добыть, если есть знакомства, а в очереди на жилье или автомобиль можно стоять десять лет…

– Я знаю, что ты думаешь. – Галась понял, что немного увлекся. Насчет покупок он погорячился, но ход его мыслей был правильным. Он встал из-за стола и повернулся к зарешеченному окну. Открыл форточку, и внутрь хлынул поток теплого воздуха. Жара снаружи была невыносимой. Здесь, в здании городского комиссариата в Яроцине, от жары защищали толстые кирпичные стены. Однако сотрудник не обратил внимания на тепло, проникшее внутрь. Он посмотрел на парня сверху вниз, а потом, собравшись с мыслями, начал снова агитировать:

– Предприятия, которые дают работу всем желающим, решенная проблема безработицы, потому что у всех есть работа, а значит у всех есть хлеб и что-то к хлебу, отдых на море или в горах, и даже в Болгарии на Черном море, бесплатная медицина, бесплатное образование, полная ликвидация безграмотности… И это все дали этой стране оккупанты? Я знаю, что еще многое предстоит сделать, что существуют временные трудности с некоторыми товарами, но нам ведь приходиться сражаться с мировым империализмом, сражаться за мир, а это требует расходов на армию, на вооружение, на обучение солдат. Борьба за мирную жизнь стоит денег, средства нужно направлять в первую очередь на эти цели… Но правда в том, что людям живется все лучше, несмотря на временные трудности. А в будущем, когда принесет результаты наша экономическая реформа, у всех откроются глаза. Через десять лет это будет совсем другая страна, потому что мы двигаемся в правильном направлении. И вам этого не испортить, отморозкам вроде тебя.

Утомившийся речью Галась опустился в кресло, неохотно посмотрел на парня в поисках проблеска понимания на его лице.

– И что? – спросил он. – Ты по-прежнему ничего не понимаешь?

– Я все понимаю.

– Да?

– Я понимаю, что ваш мир, который вы так рьяно защищаете, долго не протянет.

– Что? – Галась не мог поверить свои ушам.

– Вы хвастаетесь тем, что доступно во всем мире: медицина, образование, промышленность… Поезжайте в ФРГ. У них все есть, и на каком уровне. Достаточно пойти в магазин, чтобы увидеть прилавки, забитые товарами, и все у них в порядке, на загнивающем Западе, и машины красивые.

– Потому что им помогает Америка…

– Так пусть и нам помогает. Зачем нам помощь Советского Союза, если все сводится к борьбе за мирное небо над головой, пустым магазинам и рваным штанам. У меня всего одна жизнь, и я хочу жить хорошо, хочу дом, машину и не хочу стоять в очередях за колбасой…

– Это материалистический подход к жизни, идеи важнее. То, что ты можешь сделать для всеобщего блага, для других.

– Для других я хочу, чтобы было право выбора, свободного выбора. Хочу, чтобы каждый сам мог решать, как он хочет жить, а не чтобы какие-то идеи решали вместо него. В жопу идеи.

– Я так понимаю, что ты хочешь свергнуть наш социалистический строй и ввести капитализм, – начал выходить из себя офицер, потому что разговор менял направление. Этот кретин был типичным представителем мира потребления, неспособным на жертвы во имя высших ценностей.

– Мне все равно, как этот строй называется, коммунизм или капитализм, хоть феодализм. Я хочу нормальности и поэтому разношу эти листовки, потому что люди, которые это пишут, хотят того же, что и я. Они хотят, чтобы в этой стране можно было нормально жить.

– И вы хотите влезть в головы молодежи, приехавшей на фестиваль, потому что это благодатная почва для экстремистов.

– Вы ничего не понимаете. Благодатная почва – это вся страна, которую вы уже задолбали. Вы сами подготовили поле, на котором прорастают новые идеи. Молодежь уже подрастает, она разнесет вас в клочья. Они уже кричат, они уже играют для вас похоронный марш на своих гитарах. Вы этого не заметили, но это не какая-то безымянная, безвольная масса, которой нужно дать пошуметь, чтобы потом их контролировать. Это думающие молодые люди, которые плевать хотели на ваш социализм. Они хотят хорошо и достойно жить. Но вы не в состоянии им это дать. Вы слышите барабаны? Это сигнал: вам-ско-ро-ко-нец, вам-ско-ро-ко…

Этого Галась не мог стерпеть. Он сорвался с места, схватил парня за длинные волосы и со всей силы ударил головой о стол. Когда он услышал хруст носовой кости, отпустил его. Задержанный снова упал на пол, а Галась с отвращением посмотрел на пятно крови, залившей экстремистские листовки. Он подошел к умывальнику у входной двери и начал мыть руки. Вода и мыло, это всегда его успокаивало. Часто в самые напряженные моменты он шел в ванную комнату, чтобы сунуть руки под холодную воду. Тогда приходило спокойствие. Сейчас тоже, когда он открыл кран и почувствовал холод, растекающийся по рукам, он быстро успокоился. Он оглянулся на лежавшего на полу парня. Он не двигался, но это Галася не беспокоило. Он знал, что ничего серьезного не могло случиться. Обычный удар в нос. От такого еще никто не умер, но многих это приструнило. Он надеялся, что этот засранец дважды подумает, прежде чем возьмет листовки в руки, чтобы распространять их среди молодежи.

Галась не мог понять, откуда в подростках берется такое упорство. Взять хотя бы этого. Его задержали сегодня утром на палаточном поле. У него был целый мешок литературы, которую он собирался раздать. Несмотря на то, что сюда приехали люди, интересовавшиеся музыкой, они охотно брали книги. Именно поэтому группу из десяти сотрудников Службы безопасности из соседних комиссариатов прислали сюда, в Яроцин. Его начальники в Познани, объясняя, в чем состоит суть задания, сказали, что в этом году на фестивале ожидается повышенная активность экстремистов. У них была оперативная информация, что приедут деятели подпольной «Солидарности», Конфедерации независимой Польши и движения «Свобода и мир». Нужно постараться задержать всех и конфисковать литературу, чтобы политика не мешала молодежи развлекаться. Молодым нужно веселиться, а не думать о всякой ерунде. Галась и его люди делали все, чтобы вычислить экстремистов. Им удалось добиться успеха. В последний день они задержали одного. Но на самом деле это было прикрытие для его настоящего задания. Задания по-настоящему важного и можно сказать исключительного, на выполнение которого он уже не мог повлиять, но он был уверен, что все должно получиться. В конце концов он сам придумал эту операцию.

Лучше синица в руках, чем журавль в небе, подумал капитан Фабиан Галась, усевшись за стол с книгой Яна Новака в руке. Пока задержанный не очнулся, ознакомлюсь, что эти деятели пишут…

Вокруг красной палатки собралась внушительная толпа зевак. Правда, нельзя было подойти так близко, как два часа назад, когда любой желающий мог заглянуть внутрь, но несмотря на запрет, красная палатка по-прежнему вызывала любопытство.

В конце концов не каждый день панки убивают попперсов.

– Я вам говорю, – убеждал своих друзей невысокий блондин в очках, на котором были только короткие джинсовые шорты и голубые кеды. – Сумасшедшие панки убили пятерых попперсов. Сначала их напоили, а когда те пошли спать, вошли в палатку и перерезали всем горло. Никто не выжил.