– Что? – резко отшатнулся чекист.

– Потеряйся и не мешай мне работать. – Сказав это, милиционер отвернулся и пошел к «Нисе», оставив одного капитана Фабиана Галася, на глаза которого от злости набежали слезы. Он почти десять лет работал в Службе безопасности и еще никогда не сталкивался с таким обращением.

Наверное, он не понимает, что делает, подумал Галась. Придется поговорить с руководителем следствия. Он поставит подчиненного на место. Он самодовольно потер руки, представляя, как офицер отчитает старика, когда узнает, как тот обошелся с сотрудником Службы безопасности. Он огляделся вокруг. Однако никого, кто был бы похож на следователя, не заметил. Вокруг, кроме нескольких милиционеров, были толпы молодых людей, идущих в сторону малой сцены, сооруженной на палаточном поле. Они были в очень разнообразной одежде, о которой многое можно было сказать, кроме того, что она элегантная. Многие с иронией смотрели на блондина в костюме, который в этой обстановке выглядел как пришелец из космоса.

– Тогда я сказал ему все, что думаю про такой допрос задержанного. Я даже больше ему сказал…

– Тебя, салага, наверное, нужно отправить в дежурку, чтобы ты вежливо общался с дамочками, от которых сбежала собачка, – сказал лейтенант Олькевич, рассевшись за столом, накрытым клеенкой. Он смахнул рукой какие-то остатки и крошки. В это время Бродяк отнес в буфет четыре пустые кружки, оставшиеся после предыдущих любителей светлого «Познанского». Он заказал три пива и вернулся к столику.

Блашковский не любил пиво. Если бы оно было сладким, может, ему бы понравилось, но, к сожалению, оно было горьким и теплым. Он сделал маленький глоток и признал, что оно отвратительное. Однако Олькевичу и Бродяку оно пришлось по вкусу. Оба сделали по большому глотку, а потом потянулись за сигаретами. Олькевич курил экстракрепкие, а Бродяк вынул из кармана джинсовой куртки помятую пачку «Радомских». Мариуш не курил, поэтому ни один из них не предложил ему сигарету.

В баре, куда они зашли, было немного посетителей. Были заняты всего три столика. За столиком у окна, завешенного пожелтевшим тюлем, сидели трое местных любителей вина. Потому что, кроме пива, здесь продавали вино из бочки. Оно было дешевле и крепче пива. Мужчины, которые, по-видимому, сказали друг другу все, что можно было сказать во время употребления чернил, сидели в абсолютной тишине. Они сидели спиной к залу, курили сигареты «Популярные» и смотрели в окно.

У стены, на которой висела репродукция «Подсолнухов» ван Гога, сидел спиной к залу длинноволосый парень, углубленный в чтение какой-то толстой книги. Он производил впечатление человека, которого совсем не интересует происходящее вокруг.

А вот в другом углу было шумно. За двумя столиками сидела компания молодых людей. Их одежда указывала на то, что они были поклонниками молодежной музыки. Похоже, пятеро парней и две девушки оторвались от своих обычных занятий на палаточном поле, чтобы провести немного времени в культурном месте.

– Вы с ума сошли! – крикнул парень в кепке с козырьком, из-под которой на спину спадал конский хвост. – «Зеленые лягушки» – отстой. Уже через несколько лет о них никто не вспомнит. Вот увидите, единственные, кого не забудут, это «T. Love» и Сойка, и еще заводной Овсяк.

Собеседники взорвались от смеха.

– Дурак ты, Кермит. – Рыжий панк с сережкой в ухе с грохотом поставил кружку на стол.

– «Зеленые лягушки» – тонкие натуры и хорошие музыканты. Они лучшие, а другие годятся только для того, чтобы чистить им ботинки. Они исполняют настоящий панк-рок, неприлизанный. Если уж кого-то называть виртуозами, так только их, потому что когда начинает завывать Сойка, меня начинает тошнить, а шепелявый солист «T. Love» может понравиться только каким-нибудь сопливым малолеткам.

Возгласы одобрения раздались за столиком, а рыжий чокнулся кружкой с друзьями из фан-клуба группы «Зеленые лягушки».

– Я тебе вот что скажу, – добавил панк, – Овсяк – однодневка. Лучше пусть займется чем-нибудь полезным.

– Может, благотворительностью? – бросила блондинка с прямыми волосами до плеч.

Снова раздался громкий смех.

– Слышишь, о чем говорит молодежь? – Олькевич криво усмехнулся Бродяку. –Какой-то детский бред.

– «Зеленые лягушки» – популярная группа, – сказал Блашковский. – Они исполняют панк-рок, и большинство участников фестиваля хочет, чтобы они победили в этом году.

– Подумать только, – сказал лейтенант. – Ну так выпьем за их здоровье, – Теофиль рассмеялся и вынул из внутреннего кармана маленькую плоскую фляжку с Мишкой, талисманом Олимпийских игр в Москве. Он не был на олимпиаде, а вот его шурин-железнодорожник был. Он работал на поезде дружбы, отвозившем польских молодежных активистов на Олимпийские игры в столицу международного пролетариата, и именно там он купил мужу своей сестры эту фляжку. Олькевич неоднократно оценил ее пользу. Он всегда брал ее с собой, когда приходилось куда-то ехать, ведь неизвестно получится ли что-то купить, когда захочется. А благодаря Олимпийским играм в Москве и, конечно, благодаря шурину он не зависел от местных магазинов.

Он протянул Бродяку открытую фляжку. Тот сделал большой глоток и вернул фляжку Олькевичу. Блашковского не угостили, потому что он был еще слишком молод.

Сейчас Харон не читал свою любимую «Мифологию». Он открыл ее для видимости, чтобы казалось, что он читает. У него не было времени на чтение. Он пришел в это убогое заведение лишь с одной целью. У него был план. Ничего особенного, он появился случайно. Два дня назад ранним утром на палаточном поле его разбудили странные звуки, долетавшие снаружи. Он сразу проснулся. Надел рубашку, сунул босые ноги в кеды. Выйдя из палатки, он увидел скорчившегося длинноволосого парня в кепке с козырьком, рыдавшего, как ребенок. Парень держался правой рукой за согнутую левую руку. Было достаточно светло, поэтому было видно, что из-под ладони течет кровь. Харон сразу заметил, что на земле лежит пустой шприц с остатками мутной жидкости. Все понятно. Этот идиот впрыснул дозу, и настолько неумело, что повредил вену.

Наркоман бросил затуманенный взгляд на Харона.

– Что уставился, лучше помоги мне.

Он действовал на автомате, анализируя позже эту ситуацию, он удивился, что поступил таким образом. Он нырнул обратно в палатку и вынул из сумки кожаный ремень. Этим ремнем он пережал парню руку выше раны.

– Это поможет ненадолго. Иди в «скорую помощь», чтобы зашили. Когда вернешься, верни ремень.

Парень ушел пошатываясь, даже не поблагодарив его. Ремень он, конечно, не вернул.

Сегодня, когда Харон, шел в сторону железнодорожного вокзала, он случайно заметил компанию и того парня с ней. Он инстинктивно пошел за ними. Они зашли в бар на рынке. Он подождал несколько минут и тоже зашел. Заказал пиво и сел у стены. Начал вести наблюдение. Ему это даже понравилось. Он сидел над книгой, делая вид, что читает, а сам краем глаза наблюдал за парнем. Спустя несколько минут он уже знал, что его зовут Кермит. Он терпеливо ждал, чтобы поговорить с ним. У него появилась такая возможность, когда тот встал и пошел в туалет. Однако он решил, что еще слишком рано. Он видел, что веселая компания только начала застолье, потому что их столик был заставлен кружками с пивом. Наверное, наученные опытом, они заказали сразу несколько кружек на случай, если бармен приостановит продажу, что часто случалось в питейных заведениях. Они больше не зависели от настроения бармена и спокойно могли выпить. Кермиту придется встать еще раз, чтобы облегчиться. Он действительно пошел в туалет во второй раз, но к сожалению еще с одним парнем.

В какой-то момент в заведение вошли еще трое посетителей. Один выглядел как валютчик, второй был в сером и немного тесном костюме, третий, самый молодой, не отличался от людей, приехавших на фестиваль. Харон внимательно их рассмотрел, но вскоре перестал ими интересоваться.