— Я не хочу тебя слышать, – переходит на шёпот она, опускаясь на пол, – ты мёртв. Ты умер много лет назад. Ты мёртв, Айван.

По руке сползают струйки тёмно-красной крови. Боль щиплет в самом центре ладони.

Конечно, Эстер помнила. Она помнила его тёмно-зелёные детские глаза, своим жалостливым взглядом способные растопить лёд, помнила короткие жёсткие волосы оттенка жемчуга, высокий голос и яркую улыбку. Конечно, она помнила этого зеленоглазого дьявола во плоти.

Айван, её брат-близнец, родился на четыре минуты раньше неё, двадцать первого ноября в 11:58 после полудня, и, вспоминая об этом в самые тёмные и безрадостные моменты, Эстер казалось, что именно это подтолкнуло его к покровительству над ней. Айван и Эстер – одно целое. Всегда вместе и никогда врознь.

Любой знавший брата человек считал своим долгом назвать его ангелочком, умилиться и потискать добродушного малыша, угостить его конфетой и выразить своё восхищение родителям. Его всегда любили больше, и мальчика заставляло возмущаться то, что всё внимание доставалось исключительно ему. «А как же Эстер?» – спрашивал Айван каждый раз, когда его снова нахваливали. Все смеялись и таяли: какой прекрасный ребёнок, такой маленький, а уже заботится о сестре! Ну не чудо ли!

Но только она одна знала его по-настоящему – того жестокого садиста, воспоминания о котором до сих пор живут в её теле. Того, кто размазывал кузнечиков по асфальту просто для развлечения, отрывал бабочкам крылья и топил дворовых котят в их ванной, когда мамы не было дома. Эстер никогда не нравилось то, что он творил с беззащитными зверушками: девочка садилась на пол и горько плакала, когда лапы очередного птенца переставали дёргаться. «Почему ты плачешь?» – спрашивал сбитый с толку Айван. «Я не хочу, чтоб ты трогал их» – всхлипывала Эстер. «Я расскажу маме, что ты с ними делаешь». Айван, с грустными глазами, отвечал: «Тогда мне придётся убить тебя тоже».

Он был умён не по годам. В четыре мальчик выучил весь алфавит, в пять уже читал сказки, а в возрасте семи лет прочитал свой первый роман. Считал он так же хорошо. Ему сулили великое будущее.

Айван никогда не отпускал Эстер далеко, даже тогда, когда совершал свои маленькие преступления; он заставлял сестру смотреть. Постоянно. Каждый раз. Скоро она перестала плакать.

Мама тоже любила его больше, и Эстер это бесило. Мальчик с рождения был ближе к матери. Они даже погибли в один день.

Его обожали все: родственники, воспитатели, учителя, соседские дети и даже те животные, которых он убил. Его любили все, но Эстер знала, что он любил только её. Его любовь была почти осязаемой. Осязаемой и пугающе нездоровой.

Всем казалось забавным то, что пятилетний малыш, на вопросы о том, кого любит больше всех, отвечал: «Эстер». «А маму?» – спрашивали Айвана. «Эстер» – качал он головой. «А папу?» – спрашивают снова. «Эстер».

Они спали в одной кровати. Постель девочки всегда была пустой, ведь среди ночи он мог вытащить её оттуда и заставить лечь к нему. «Если мы будем спать раздельно, нам будут снится кошмары. Я не хочу, чтоб нам снились кошмары».

Эстер била его по лицу и телу, кричала и говорила, что ненавидит и не хочет жить в одной семье с ним, но он был непреклонен и в любом случае добивался своего. Она начинала бояться его, скрывая страх за злостью. Он терпел удары, не смея причинить вреда сестре.

«Я убью всех мальчиков, которые будут с тобой играть» – заявил Айван, когда они сидели в беседке одним летним вечером. Он учил её играть в шахматы. «Почему?» – спросила Эстер на полном серьёзе.

«Потому что только я могу с тобой играть».

«Но я не хочу, чтоб ты их убивал» – нахмурилась девочка.

«Тогда ты не будешь играть ни с кем, кроме меня. Ты можешь быть только со мной, понимаешь?».

Эстер не понимала.

Айвана убили, когда ему было восемь.

В тот вечер всё шло своим чередом: брат и сестра играли у себя в комнате, а мама разговаривала по телефону на кухне. Папа должен был вернуться из командировки, но задержался, сказав, что приедет утром. Айван рассказал Эстер о существовании игры в ассоциации. Девочка не сразу поняла, что это вообще такое, но ему удалось объяснить доходчиво и довольно быстро. Сначала он спрашивал её об обычных материальных вещах, но затем перешёл на чувства.

«Страх?».

Мальчик бросил ей небольшой красный мяч. Эстер замялась, но потом посерьёзнела и изрекла: «Ты». Девочка попала мячиком ему в грудь.

Она спросила: «Любовь?». Ответ слишком предсказуем: «Ты».

В половину десятого они спустились на кухню. Мама мыла кухню. Она потрепала их волосы и радостно улыбнулась, а через полчаса уже лежала мёртвой на полу в луже крови.

В их дом пробрался вооружённый человек. У него был пистолет. Когда мама услышала чужие шаги, сказала им молчать, затем спрятав в пустом шкафу.

Айван не высидел и десяти минут. Они слышали, как пронзительно кричала мама перед звуком выстрела.

«Я убью его» – сказал мальчик и попытался вылезть из шкафа; Эстер попросила его остаться.

«Мне страшно».

«Не бойся» – он открыл скрипучую дверцу и вышел в ночной сумрак. «Я скоро вернусь».

Не вернулся.

Она видела, как тела выносили из дома, видела кучу незнакомых людей в форме, машины полицейских и скорой, видела кровь, опустевшие комнаты, разбитое стекло. Целый год смотрела на последствия в виде депрессии её отца. Мама умерла. Айван никуда не делся.

Мальчик продолжал своё существование. Даже после смерти брат убивал животных, будил её среди ночи и заставлял играть с ним в шахматы. Эстер видела его так же явно, как и прежде. Ей не удавалось понять, почему отец говорил о нём в прошедшем времени: он же здесь, с ней, рядом… Почему папа не видит?

«Пап, Айван снова меня будит» – жаловалась девочка. Отец злился и строго говорил ей, чтоб она больше так не шутила. Вот только это не было шуткой.

Брат кричал на неё и давал подзатыльники, стаскивал одеяло и приказывал играть с ним. Она нехотя соглашалась.

«Ты же умер» – непонимающе хмурилась та.

«В этом ты виновата. Я же говорил тебе, что буду рядом, пока ты тоже не умрёшь. То есть всегда».

По утрам они ели кашу за одним столом, вместе читали книги, ходили в школу и играли в куклы после неё. Айван не любил типично мальчишеские игрушки, они казались ему дурацкими.

Гуляли тоже вместе. Особенно вечерами, когда все её друзья расходились по домам. Мальчик и девочка оставались наедине, и тогда брат вспоминал о своём мерзком и жестоком увлечении.

Он убивал каждую неделю. Субботы начинались с очередного мёртвого животного. Эстер плакала чаще и просила его отпустить беспомощную крысу или маленького котёнка, но он начинал злиться и говорил, что сделает с ней то же самое, если она будет ныть.

Айван был мёртвым, но трупов не становилось меньше.

Всё прекратилось тогда, когда Эстер рассказала об этом отцу. Он впал в ужас.

«Господи, зачем ты это сделала? Зачем ты убиваешь их – таких беззащитных и доверчивых? Боже праведный, Эстер, зачем?».

«Это Айван! Я не трогала их, клянусь!». Тогда папа впервые ударил её.

«Не смей лгать мне, чёртова малолетняя живодёрка!» – закричал он, а затем запер в тёмной комнате.

Брат никогда больше не приходил к ней, и какое-то время из-за этого даже было одиноко. Без него комната кошмарно пустая, да и сама Эстер больше не ощущала себя целостной, как будто что-то потеряла и никак не может найти. Игрушки – дурацкие. Кровать – слишком большая. Еда – невкусная. Жизнь – блеклая. Время от времени она звала его, иногда – плакала. Она знала, что он слышит её, но не понимала, почему не отзывается. Девочку начинала грызть вина за то, что не удалось удержать его тогда в шкафу.

Айван бросил её, но появился голос. Ей снова было с кем играть.

И только сейчас, задыхаясь на полу в куче осколков, Эстер поняла, что голос принадлежал ему – Айвану Эверту, убитому грабителем восьмилетнему мальчику.

«Я люблю тебя. Я люблю тебя больше всего, понимаешь?»