— Привет, Кей, – Баркер быстро помахал рукой. — Меня попросили тебя найти.
Они перебрасываются растерянными взглядами.
— Кто попросил?
— Честно? – поморщился Ричард. — Понятия не имею, девчонка какая-то в очках и костюме. Сказала, что это срочно.
Скарлетт переглядывается с ней в последний раз.
— Эм-м… Ладно. Тогда я, наверное, пойду…
— Да, – быстро выдал Рик. — Не сочти за грубость, но было бы неплохо.
Акация почему-то зависает, продолжая стоять на месте до тех пор, пока Баркер жестом не намекает ей, что пора бы уходить.
Скарлетт раскрывает рот только когда она уходит.
— Ладно, – улыбается, ощущая, что от злобы вот-вот задёргается правый глаз. — Хорошо, ты выиграл.
— Вернее сказать: переиграл, – на выдохе он произносит последнее слово, из кармана доставая чёрную с золотым пачку. — Ты действительно собиралась убить её, думая, что этого никто не заметит? – спрашивает Рик с сигаретой во рту. — Как самонадеянно.
Он не видит, но знает: от гнева Скарлетт задыхается, даже если себя не выдаёт.
— Ты вырвал её у меня прямо из рук, – слегка подрагивающим голосом изрекает она.
— Ну я и мразь, – неодобрительно качает головой Баркер, чиркая зажигалкой.
— Хорошо, – вновь сверкает улыбкой: натянутой, как струна, которой предначертано лопнуть. — Замечательно.
Рик глубоко затягивается.
— Успокоительного принести? – выгинает бровь, пуская дым по дыхательным путям. — Вся дрожишь, – яд стекает по губам и подбородку вниз.
— Я оценила твои подарки по достоинству, – начала она. — Но ты ещё преподнесёшь мне главный.
Баркер, насторожившись, отнимает тлеющую сигарету от губ:
— Это какой?
Скарлетт, вдыхая предвкушение, выталкивает его словами изо рта:
— Сегодня ты снимешь для меня фильм.
Комментарий к XXIV: НУЛЕВОЙ ЭТАЖ
нет, я не сдохла. да, снова борюсь с суицидальными мыслями. жизнь у меня такая, понимаете.
пишите своё мнение о главе ебать меня в коленную чашечку
в следующей части вас ожидает самое трэшовое дерьмо во всей этой кроваво-ледяной истории, поэтому заранее говорю о том чтоб вы подготовили тазики для блевотины (нет, говно никто жрать не будет, но приятного там всё равно окажется мало)
хочу сука бутер с сыром сделайте мне кто-нибудь СРОЧНО иначе я умру и никакой крови со льдом не будет
p.s. марго вертит ебало от скарлетт неспроста. самые заинтригованные могут чекнуть последнюю сцену девятнадцатой главы и приглядеться к строкам от лица рика. пророчу пиздец.
p.s.s. мне абсолютно до пизды на ошибки и очепятки; публичная бета открыта, тыкайте.
========== XXV: «ФУДЖИФИЛЬМ» ==========
Последняя сигарета из пачки, немнущийся синий «Данхилл» летит на бетонный пол. Почему-то тянется плохо. Этажом выше громыхает музыка и Скарлетт уверена: криков слышно не будет.
Два ещё живых тела привалены к стене. Одно из них приходит в сознание.
— Хорошо, всё-таки, жить на отшибе, – выдыхая дым, вскидывает голову она. — Что скажешь?
Пространство, серое целиком и полностью, почти пустовало в силу своей новизны. Всё, что было – несколько инструментов, сияющих под лампой и синий пластиковый чан с какой-то жидкостью, наполненный доверху. Ни столов, ни стульев, ни любой другой мебели – пустота волнами плескалась в стенах.
— Убивать только женщин, на мой взгляд, немного сексистски, тебе не кажется?
Сердце Рика выбивается из ритма – по крайней мере, ему так кажется. Дышать трудно.
— Нет, постой, – нервозность в который раз растягивает уголки рта в ухмылке. Боль сочится прямиком из трещин на губах. — Это же не… – Баркер бросает взгляд на синий пластик.
— Да, – смеётся Гилл, – это именно то, о чём ты подумал.
— Ты так не поступишь, – замер Рик. — Нет, Скарлетт, оно того не стоит.
Он пытается представить, насколько мучительным окажется получить хоть каплю на живое – а он более чем уверен, что пытать она будет живое – тело. Его передёргивает.
Гилл молча выпускает дым изо рта.
— Как ты их… Когда? – слова теряются, тают под языком.
Скарлетт безразлично пожимает плечами:
— Они пришли ко мне сами, – дым всё клубится, – ничего сложного. Замани в подвал по одному – и дело с концом.
— И это, по-твоему, искусство? – кривится он. — Это бред. Это, мать твою, полнейший бред без претензии на нечто большее, – Ричард плюётся словами, на части разрываемый самыми противоречивыми чувствами.
— «Я предпочитаю думать об этом как о перераспределении материи», – ухмыляется та, пока сигарета дотлевает в пальцах.
Рик фыркнул:
— «Тайная история», да, молодец, – он снова скривился, ощущая кипящую в грудной клетке злость, медленно поднимающуюся к горлу – как она смеет? — Это крайняя форма эгоизма, – едва не рычит Баркер, подходя к ней непозволительно близко. — Безрассудство. Зверство. Зачем? С какой целью?
В сапфировых глазах вспыхивает огонь ярости, ещё недавно окаменелой.
— Ты, – зловещий шёпот раскалывает его череп, — тот, кто убивал девушек, вырезал глаза и срезал волосы, тот, кто заливал их воском и засовывал в резервуар, будто экспонат в грёбаном музее, – голос берёт неожиданно высокие ноты, – ты будешь рассказывать мне о гуманности? Ты будешь читать мне нотации о жестокости и эгоизме? – Скарлетт тычет ему в грудь, готовая пробить её заточенным ножом.
— Предмет моих извращений – мёртвые тела, – уже спокойнее вещает Ричард. — Не живые.
— Ты думаешь, есть разница? – почти выкрикивает Гилл.
— Они не страдали, – отвечает он. — Они задыхались, а не корчились в агонии, крича от боли.
Скарлетт разражается смехом: громким и раскатистым, поражающим каждую клетку тела, словно инфекция или вирус, что плещется в крови, и, хоть Баркер этого никак не покажет, глубоко внутри заставляет сжиматься от ужаса. Тянет блевать.
— А Итан? – внезапно затихает Гилл, говоря голосом до тошноты сладким. — Ему тоже не было больно?
Она поднимает на него взгляд тёмно-синих глаз – достаточно глубоких для того, чтоб захлебнуться и погибнуть.
— Какой же ты ребёнок, Ричард, – шепчет она. — Цепляешься за одно-единственное оправдание, наивно полагая, что оно снимет с тебя ответственность за совершённые убийства. Не снимет, дорогой.
Ярость распаляет лёгкие, дыхание сбивается. Его трясёт. Вырвал бы ей глотку, забрызгав кровью стены, вырезал бы язык – за всю ложь, лившуюся в уши. Худшее во всей этой истории, худшее в истории его жизни. Ложь убивает, уничтожает, рушит – как скоро она поймёт?
Вскрыл бы горло, намотав волосы на кулак, пробил бы череп…
Только чем ты лучше неё?
— Не старайся придать благородности своей грязи и не будь инфантилен. Убийство – не искусство и никогда им не станет. Сам ведь прекрасно понимаешь, да?
Уровень самоконтроля у него слишком высок – для того, чтоб наброситься на неё прямо сейчас, для того, чтоб навсегда расправиться с остатками своей хлипкой морали. Но нет, он обязан её сохранить: только бы не обезуметь, только бы не обезуметь, только бы не… Человек в бреду жалок.
— В общем, ты понял, что я хотела тебе сказать, – как ни в чём не бывало говорит Скарлетт, туша сигарету. — Не учи меня, сам ведь – ошибка на ошибке.
Он срывается: спотыкаясь, летит прямиком в бездну, пока в ушах свистит ветер искреннего разочарования. Если быть до конца честным, то падал он уже достаточно долго: каждый удар, каждое неправильное слово, каждый косой взгляд – всё это подталкивало его к краю так грубо, что изначально Рик даже не заметил обрыва позади.