— Нормально.

Рик перебирает волосы, разгрызая губу:

— Я не хотел срываться на тебе.

— Я уже поняла, – глаза на него она не поднимает.

Вздох.

— Прости.

Скарлетт отвечает не сразу. Прикрывает веки, затем морщится.

— Ты никогда не кричал на меня, – скривилась та, наконец воспроизводя хоть какую-то реакцию. — Я на тебя даже голос не повысила. Да я, чёрт возьми, и не сказала ничего такого, на что можно было бы разозлиться, – с прежним разочарованием отзывается она.

— Я не отрицал, что повёл себя, как еблан, – кивнул Баркер, крепче сжимая руль.

— Но и не объяснил, почему так сделал, – угрюмо добавила Гилл. — Не хочу приплетать сюда твоих… друзей, но у меня складывается такое впечатление, словно…

Рик набирает скорость.

— Словно что? – он переспрашивает абсолютно спокойно. Скарлетт поджимает губы:

— Ничего. Не так важно.

В самом деле.

Глаза не хотят закрываться даже тогда, когда стрелка часов близится к двум. Ричард смотрит в потолок, затем слышит, как открывается дверь в его комнату. Лениво поднимает голову, после падая обратно. Обычно он её не впускает.

Выгонять Скарлетт, которая выглядит так, словно ничего не произошло, смысла нет (да и не особо хочется), потому он возвращается к действию совершенно бессмысленному. Ему не особо интересно, зачем она здесь и почему стоит молча, просверливая взглядом. Гилл вздыхает, затем стаскивая книгу с забитой полки. Падает в кровать рядом. Ему бы оградить стены своего сознания колючей проволокой, но как-то не выходит. Бесхребетный и жалкий.

Смены её настроения всегда что-то значат: равнодушная полчаса назад, сейчас она ласково перебирала пряди мягких чёрных волос, пока его голова лежала на её коленях, где теперь уже – ни намёка на цветущую синеву.

Ему, почему-то, до безобразия жутко: шея словно в капкане, который вот-вот схлопнется и с хрустом переломит каждый позвонок. Тревожное ожидание переминает внутренности в цепких пальцах.

Скарлетт читает вслух. В её руке – «Комната с заколоченными ставнями» Лавкрафта. Очаровывающий голос заставляет глаза закрываться, но сна, по-прежнему, ни в одном. Рик расслабляется, стараясь не думать ни о чём кроме того, что слышит.

— «Когда Эйкинс произносил эти слова, с ним случилось нечто невероятное».

Его сознание под её ладонями плавится подобно льдинке, растекается по поверхности без шанса на восстановление. И это действительно смешно: пока Гилл играет с его волосами, Баркер мимолётно задумывается о том, что, собираясь обратно после каждой её атаки почти по крупицам, он теряет от себя всё больше. Мысли, принципы, моральные установки – всё это оттаивает, утекая (наверняка в какую-нибудь зловонную канализацию). Личность перестаёт быть целостной. Теряет амбиции и всяческие стремления, желания, бдительность. Не гниёт, но разрушается изнутри.

Забавно.

— «Остановив блуждающий взгляд на моём друге, – продолжила Скарлетт, поглаживая щёку Ричарда, – старик внезапно замолчал, а в следующую секунду, с отвисшей челюстью и дрожащими руками, едва не упав на пол. Он слез со стула и, спотыкаясь, бросился вон из салуна, где в морозном воздухе прозвучал его отчаянный, полный ужаса…

Хлопок.

— …вопль».

Говорить и что-то спрашивать Рик был не в силах. До слуха доносится тяжёлый вздох.

— Что он тебе сказал?

Холод в её голосе не смог пронзить полусонное тело Баркера. Тот медленно раскрыл веки, но взгляд поднимать не стал.

— Кто «он»? – без особого энтузиазма уточнил Ричард.

— Не делай вид, будто не понимаешь, о чём я.

Ах, да. Конечно.

Неожиданно не было. Рик был бы последним тупицей, не пойми он, что последует за этой сладкой идиллией. Естественно, очередная манипуляция. Естественно, ни капли искренности.

— Ничего.

— Лжёшь, – отрезала она с таким морозом, что на мгновение показалось, якобы температура в комнате опустилась градусов на пять.

— Скарлетт, он не говорил ничего конкретного, – измождённо протянул Ричард, – он…

— Да как ты, блять, не понимаешь, – вспылила она, перебив.

— Господи боже, – Баркер устало протёр глаза, но с места не сдвинулся.

— Ты никак не поймёшь, – горячо выпалила та, – что они тебе не нужны.

Рик застывает.

— «Они»? – переспрашивает недоумённо. — Кто «они»?

— Они все. Все те, кто тебя сейчас окружают.

Невероятно, блять.

— До тебя, мать твою, не доходит, – с тенью раздражения в голосе проговаривает она. Убирает руки и закрывает ими лицо.

Ричард шумно выдыхает. Единственная мысль, транслируемая в полупустую голову: «Заебало».

— Но ты можешь объяснить.

Нехотя поворачивается. Смотрит на неё в упор.

— Они ведь и не друзья тебе на самом деле, – с грустной улыбкой вещает Гилл как нечто очевидное.

— Что ты несёшь? – он смеётся легко и непринуждённо, потому что натянутая нить его нервов близка к тому, чтоб порваться. Похоже на непрекращающийся кошмар.

— Думаешь, друзья так поступают? – Скарлетт спокойно вскидывает бровь. — Толкают друг другу наркоту, не проявляют никакого уважения к твоему выбору и к тебе в целом?

Хочется открыть рот и возразить. Не получится.

— Им же на тебя плевать. Всем, поголовно.

— Ты не можешь говорить о том, чего не знаешь, – слабо сопротивляется тот.

Скарлетт вонзает в клыки в его самый болезненный страх.

— Я знаю, Ричи, – ухмыльнулась она. — Элиас не хочет, чтоб ты был со мной.

— Элиас хочет, чтоб я себя случайно не убил, – Баркер закатывает глаза. Падает обратно.

— И дальше его оправдываешь? – коротко хохотнула Гилл. — Даже себе самому сознаться не хочешь? Ему это попросту неудобно.

— Неудобно, – со смешком повторил он.

— Ему до тебя нет дела. До настоящего тебя.

Ричард кисло улыбается, из последних сил стараясь выстроить барьер. Проникновение её мыслей в его голову – отравление для пошатнувшегося сознания.

Всё бы ничего, только он и сам изредка так думает.

— Никому из них. Они всего лишь создают видимость, – Скарлетт обхватывает его лицо ладонями, поворачивая на себя и заставляя смотреть. — Они не знают тебя так, как знаю я.

— Хочешь, чтоб я перестал поддерживать с ними связь?

Её лицо кривится одним мгновением:

— Я не могу и не буду тебе запрещать.

Рик пожимает плечами.

— Просто… Ты же знаешь, что я всегда буду с тобой?

Зачем ты спрашиваешь?

Баркер размыкает губы, вглядываясь в синеву её глаз. Её взгляд – долгий и настойчивый – вынести тяжело: мир вокруг начинает меркнуть, оставляя после себя лишь крошащееся изображение. Он, кажется, и сам истлевает, осыпаясь пеплом. Ни мысли внутри черепной коробки – лишь вакуум, готовый впитать каждое её следующее слово.

Барьер крошится незаметно для него самого.

Зачем мне отвечать?

— Я… – начинает он, неспособный закончить.

— Даже когда от тебя отвернутся остальные, – маниакальный шёпот затекает прямо в уши, прокладывая дорогу к мозгу через каналы, – я буду здесь. Когда тебя бросят или когда о тебе забудут, я останусь с тобой. Всегда и несмотря ни на что.

Рик отказывается верить.

— Я, – Скарлетт бережно касается его ладони, сплетая пальцы и образовывая замок. — Не Элиас, не Тео и уж тем более не Элла, – его руку она подносит к своим губам, говоря тише. Почти зловеще. — Я.

Она разносится вирусом в его крови, приближая мыслительные процессы к неизбежной смерти, почти запускает когти в нейроны, меняя настройки и весь мыслительный механизм. Он почти забывает, о чём они говорили, забывает всё вплоть до собственного имени. Знает только то, что от него требуется: соглашаться. Безвольно, как надломанная кукла, вторит: