Альбом карикатур, заведенный Лермонтовым и его ближайшими товарищами летом 1841 года, куда вписывалось или (чаще) зарисовывалось все наиболее примечательное, что происходило с ними в Пятигорске, является второй причиной дуэли.

«У нас велся, — вспоминал Н. П. Раевский, — точный отчет об наших parties de plaisir[126]. Их выдающиеся эпизоды мы рисовали в „альбоме приключений“, в котором можно было найти все: и кавалькады, и пикники, и всех действующих лиц»[127].

Альбом вели преимущественно в виде шуточных карикатурных зарисовок. Поскольку Михаил Юрьевич был блестящим художником, то большинство рисунков выполнил именно он, превратившись таким образом в основного автора альбома. Хорошо рисовал и Сергей Трубецкой. Участвовали в оформлении шуточного альбома также Миша Глебов, Николай Раевский и некоторые другие лица из числа окружающей поэта молодежи. Альбом хранился то у Глебова, то у Лермонтова.

В альбоме друзья никого не щадили — ведь он был шуточный! На одном из первых, центральных рисунков Лермонтов изобразил всю свою компанию перед окнами дома Верзилиных. Себя он нарисовал очень маленьким, сутуловатым, как кошка вцепившимся в огромного коня. Васильчиков был изображен длиннющим и худым. Длинноногий Столыпин серьезно и спокойно сидел на лошади. Впереди всей компании красовался Мартынов, в черкеске, с длинным кинжалом. Все они гарцевали на лошадях перед открытым окном, в котором видны были три женские головки (сестры Верзилины).

Рисунков было много, шутили над всеми без исключения. Лермонтов и на себя делал иронические шаржи. Но ведь самым смешным в их компании был Мартынов. Поэтому ему и досталось больше всех в этом альбоме.

«Этот Мартынов глуп ужасно, все над ним смеялись; он ужасно самолюбив; карикатуры (на него) его беспрестанно прибавлялись»,[128] — писала в письме Екатерина Быховец.

Князь А. И. Васильчиков в беседе с биографом Лермонтова П. А. Висковатовым[129] вспомнил сцену из альбома, где Мартынов верхом въезжает в Пятигорск. Кругом восхищенные и пораженные его красотою дамы. И въезжающий герой, и многие дамы были замечательно похожи. Под рисунком была подпись «Monsieur le poignard faisant sin entree a Piatigorsk»[130]. Этот рисунок не содержит ничего обидного и даже мог льстить самолюбию Мартынова. Дальше в альбоме можно было видеть Мартынова, огромного роста, с громадным кинжалом от пояса до земли, объясняющегося с миниатюрной Надеждой Петровной Верзилиной, на поясе которой рисовался маленький кинжальчик. Комическую подпись князь Васильчиков не помнил. Изображался Мартынов часто на коне. Он ездил плохо, но с претензией, неестественно изгибаясь. Был рисунок, на котором Мартынов, в стычке с горцами, что-то кричит, махая кинжалом, сидя вполоборота на лошади, поворачивающей вспять. Михаил Юрьевич говорил: «Мартынов положительно храбрец, но только плохой ездок, и лошадь его боится выстрелов. Он в этом не виноват, что она их не выносит и скачет от них». На страницах альбома так и пестрели подрисуночные подписи на французском языке, обозначающие в переводе меткие прозвища Мартынова: «господин кинжал», «горец с большим кинжалом» или «дикарь с большим кинжалом». Лермонтов довел этот художественный тип до такой простоты, что уже просто рисовал характерную кривую линию, да длинный кинжал, и каждый тотчас узнавал, кого он изобразил.

Мужчины рассматривали альбом в интимном кругу, на первых порах не скрывая его от Мартынова. Поскольку художники не щадили ни себя, ни друзей, все веселились, сердиться было неудобно. Но Мартынов был своеобразным человеком, очень обидчивым и злопамятным. Он затаивал недовольство в себе, все более и более раздражаясь рисунками. Сам Лермонтов старался не показывать альбом Мартынову, вероятно, предполагая, что Мартынов может оскорбиться некоторыми рисунками. Наконец, настал момент, когда Мартынову совсем перестали показывать альбом из-за накопившегося большого количества острых оскорбительных карикатур на него. Так, на одном из рисунков был изображен Николай Соломонович в позе отправления большой надобности со своим огромным кинжалом на поясе, да, к тому же, объясняющийся в этот момент в любви к даме.

Женщинам и лицам, не принадлежащим к тесному лермонтовскому кружку, альбом также старались не показывать. «Я часто забегал к соседу моему Лермонтову, — вспоминал А. И. Арнольди. — Однажды, войдя неожиданно к нему в комнату, я застал его лежащим на постели и что-то рассматривающим в сообществе С. Трубецкого и что они хотели, видимо, от меня скрыть. Позднее, заметив, что я пришел не вовремя, я хотел было уйти, но так как Лермонтов тогда же сказал: „Ну, этот ничего“, — то и остался. Шалуны товарищи показали мне тогда целую тетрадь карикатур на Мартынова, которые сообща начертали и раскрасили. Это была целая история в лицах вроде французских карикатур… где красавец, бывший когда-то кавалергард, Мартынов был изображен в самом смешном виде, то въезжающим в Пятигорск, то рассыпающимся пред какою-нибудь красавицей и проч. Эта-то шутка, приправленная часто в обществе злым сарказмом неугомонного Лермонтова, и была, как мне кажется, ядром той размолвки, которая кончилась так печально для Лермонтова»[131].

О существовании альбома знали сестры Верзилины, отдыхавшая на водах родственница Лермонтова Катя Быховец и, вероятно, еще некоторые дамы. Украдкой им могли показать альбом или рассказать о некоторых пикантных сценах из него. Эмилия Клингенберг видела «альбом, где Мартынов изображен был во всех видах и позах». Показ карикатур из альбома дамам особенно бесил Мартынова, постоянной заботой жизни которого был успех у женщин.

П. А. Висковатов повествует: «Однажды он (Мартынов) вошел к себе, когда Лермонтов с Глебовым с хохотом что-то рассматривали или чертили в альбоме. На требование вошедшего показать, в чем дело, Лермонтов захлопнул альбом, а когда Мартынов, настаивая, хотел его выхватить, то Глебов здоровою рукою отстранил его, а Михаил Юрьевич, вырвав листок и спрятав его в карман, выбежал. Мартынов чуть не поссорился с Глебовым, который тщетно уверял его, что карикатура совсем к нему не относилась»[132].

Альбом хранился иногда у Глебова, а они с Мартыновым занимали одну квартиру Поэтому Николай Соломонович мог найти альбом и ознакомиться с той его частью, которая могла показаться оскорбительной и поэтому от него утаивалась. Показать ему альбом мог тайный недоброжелатель Лермонтова князь Васильчиков, о содержании обидных карикатур Мартынов мог узнать от Эмилии Клингенберг, Надежды Верзилиной, да и от других лиц при настойчивых расспросах или случайных оговорках.

Да, у Лермонтова был острый, обличительный, злой карандаш!

По нашему мнению, альбом шаржированных рисунков, просмотренный Мартыновым, привел его в такое состояние озлобления и ненависти к Лермонтову, что малозначащего, ничтожного повода было уже достаточно для вызова поэта на дуэль. Заряд был заложен, малейшей искры было достаточно, чтобы прогремел взрыв!

После дуэли альбом исчез. Он не числится в посмертной описи вещей поэта, не фигурирует в материалах военно-судного дела. Найденный и представленный в виде вещественного доказательства, он мог бы облегчить участь Мартынова (хотя последний, по существу, и так не понес серьезного наказания), бросить тень на секундантов, особенно на Глебова, которые знали об альбоме и оказывали посильную помощь Лермонтову в его оформлении.

По одним сведениям, альбом припрятал, а затем забрал себе на память М. Глебов. Эмилия Шан-Гирей[133] якобы видела этот альбом у него. Когда Глебов в 1847 году погиб в бою с горцами, альбом пропал вместе с другими вещами его[134].