Парфяне, народ скифского происхождения, обитали в Верхней или Средней Азии, в стране, лежавшей к ю. от Гиркании и к в. от Мидии, покрытой обнаженными горами и песчаными степями, бесплодной, холодной в горных, знойной в низменных частях своих и потому особенно способствовавшей образованию крепких телом, суровых нравами и мужественных воинов. До Алексанра В. парфяне были подвластны персидским, а по смерти его – сирийским царям. В 256 же году до Р. X., воспользовавшись падением Греко-Бактрийского царства и смутами в Сирийском, они образовали независимое Парфянское царство, основателем которого и родоначальником царственной династии Арзакидов был Арзак I. В следующие затем 100 лет воинственные и честолюбивые Арзакиды распространили пределы Парфянского царства на востоке до Пинда, а на западе до Евфрата. Здесь, после падения царства Митридата В., они пришли в соприкосновение и наконец в столкновение с римлянами, и подобно тому, как германцы на севере, в Европе, так они на востоке, в Азии, около 300 лет (от 54 года перед P. X. до 226 г. по P. X.) противоставляли неодолимую преграду завоеваниям римлян, сильно теснили с востока римские пределы и не раз в войнах с римлянами наносили им жестокие поражения, пока наконец не уступили своего места персам.

По свидетельству Трога Помпея и других историков римских и греческих, парфяне, в периоде войн их с римлянами, были народ коварный, жестокий, более хитрый и дерзкий, нежели храбрый, притом тревожно-деятельный, беспрестанно искавший поводов к войнам внешним или внутренним и преданный роскоши, неге и разврату. Правление его было монархическо-аристократическое: власть царей, избираемых исключительно из рода Арзакидов, была ограничена высшим государственным советом, суренами, или полководцами и сильною аристократией. Царскими столицами были: летнею – Экбатана, а зимнею – Ктезифон. Конная служба составляла почетнейшее преимущество и отличие высшего, благородного и свободного сословия. Число рабов было огромное и беспрестанно умножалось (потому что господа их не имели права их освобождать), и потому парфянские армии всегда были составлены преимущественно из рабов, образовавших весьма хорошую легкую конницу. Армиями предводительствовали обыкновенно сами цари либо их братья, сыновья или близкие родственники, при которых в таком случае всегда состоял один из опытнейших и лучших полководцев, для совета и руководства. Вооружение парфян и образ действий их в бою сохранили те же черты, которые всегда имели у скифов. Вооруженные преимущественно метательным оружием – луками и дротиками, парфяне славились необыкновенно ловким, искусным, метким и сильным действием ими, в особенности же стрельбою из луков с коней, на всем скаку, вперед и назад. Поэтому они были столько же страшны в бегстве, сколько и в нападении и в преследовании. Они имели, впрочем, также и пехоту, и тяжелую конницу, в которой всадники – может быть, по примеру прежних соседей и властителей парфян, персов – были с головы до ног покрыты латами. В поле, если неприятель действовал наступательно, парфяне отступали врассыпную, производя сильную стрельбу из луков и частые нападения с фронта, флангов и тыла, отдельными толпами удальцов-наездников, поддерживаемых сильными отрядами. Ослабив и утомив этим неприятеля, они производили общее, дружное, решительное нападение с нескольких сторон. При отступлении неприятеля они быстро и сильно преследовали его, действуя, впрочем, так же, как и при его наступлении. Посредством такого образа действий, искони свойственного скифам, парфяне разбили и истребили армию Красса при Каррах к Месопотамии, – армию Антония принудили с огромным уроном отступить из Мидии и впоследствии останавливали все усилия римлян к распространению пределов Римского государства на Востоке. При таком образе действий и составе парфянских армий из конницы, весьма естественно, что парфяне сражались всегда на равнинах, боя же на местности пересеченной тщательно избегагали, стараясь заманивать неприятеля на местность ровную и открытую. Вообще постоянною чертою действий парфян в поле и в бою было стремление подавлять неприятеля числительным превосходством, сил, а там, где одной силы было недостаточно, – прибегать к пособию военных хитростей.

Гай Юлий Цезарь {так как род Цезарей был римский, то по латинскому произношению название его Саеsar правильнее писать и произносить по-русски Цезарь, а не Цесарь, что есть искажение того же названия на греческом языке – Καίσαρ, Кесарь} родился в 100 г. перед P. X. (654 г. от основания Рима), в пятом месяце (quintilis, который поэтому и был впоследствии назван по имени его Юлием). Он происходил по отцу от принявшей с конца III века прозвание Цезарей, одной отрасли весьма древнего и знатного рода Юлиев, переселенного Туллом Гостилием из Альбы в Рим, принадлежавшего с тех пор к сословию римских патрициев и со времени учреждения республики постоянно облекаемого в высшие общественные в Риме звания. Об отце Гая Юлия Цезаря известно только, что он был претором и умер, когда сыну было 16 лет (84). Мать Гая Юлия Цезаря, Аврелия, знатного, хотя и плебейского по происхождению рода, была женщина возвышенного характера и строгой нравственности, тщательно занималась воспитанием сына и в особенности содействовала разумным и просвещенным руководством развитию счастливых природных дарований его и приготовлению его к достойному исполнению будущего призвания его. И сын ее вполне усвоил себе плоды ее заботы. Он учился также у галла М. Антония Гнифона, философа и учителя красноречия, отличного ума, обширной учености и знатока греческой и латинской литератур, которые изучил в Александрии. В это время греческий и латинский языки были в совершенно равной мере достоянием всякого образованного римлянина, почему и Юлий Цезарь с малолетства владел обоими в одинаковом совершенстве (и даже последние слова его Бруту при убиении были греческие: Καί σύ, τέκνον! т. е. и ты, дитя, или чадо!). Хотя и жаждавший наслаждений, однако, по словам Светония, он не пренебрегал ничем для приобретения тех достоинств, которые вели молодых патрициев к общественными званиям. Желая отличиться между всеми сверстниками своими, он не ограничился изучением наук и литературы, но и сам сочинял, и в числе его сочинений упоминаются «Похвалы Геркулесу», трагедия «Эдип», собрание избранных изречений и книга о прорицании, написанные такими чистыми и правильными языком и слогом, что снискали ему известность отличного писателя. Но, по словам Тацита, он был менее счастлив в стихотворном искусстве; однако до нас дошло несколько стихов его в память Теренция, которые не лишены изящности.

И так воспитание образовало из Юлия Цезаря отличного, вполне образованного молодого человека. По свидетельству римских писателей, он соединял с добротою сердца необыкновенный ум, с храбростью сверхъестественною увлекательное красноречие, замечательную память, безграничную щедрость и редкое качество – спокойствие в гневе. «Его снисходительность, – говорит Плутарх, – его вежливость, его благосклонный прием – качества, которыми он обладал в степени свыше своего возраста, заслужили ему любовь народа».

С этими природными дарованиями, развитыми блистательным воспитанием, в нем соединялись и преимущества внешние или телесные. Его довольно высокий рост и правильное телосложение придавали всей его внешности изящную приятность, отличавшую его от всех. Глаза у него были черные, взор проницательный, цвет лица бледный, нос прямой и довольно длинный, рот небольшой и правильный, но губы несколько толстые, что придавало нижней части лица его выражение благоволения, между тем как широкий лоб его обнаруживал особенное развитие умственных способностей. Лицо его в молодости было довольно полное, но на бюстах его, сделанных под конец его жизни, изображается более исхудалым и истомленным. Голос у Цезаря был звучный и дрожащий, телодвижения – благородные, вся внешняя осанка – исполненная достоинства. Телосложение его, сначала нежное, с ходом времени укрепилось умеренностью в пище и питии и привычкою подвергать себя всем воздушным переменам и непогодам. Смолоду привычный ко всем телесным упражнениям, он необыкновенно смело и ловко ездил верхом на лошади и легко переносил лишения и труды. Воздержанный в своей обыкновенной жизни, он не вредил своему здоровью неумеренностью ни в труде, ни в наслаждениях. Внешностью своею он тщательно занимался: гладко брил бороду, волосы искусно зачесывал сзади на перед головы, что в зрелом возрасте служило ему к сокрытию лысины на голове. Одежду он носил щеголеватую, с бахромою на тоге и с небрежно повязанным поясом, по обычаю изнеженных щеголей того времени. По этому поводу Сулла и говорил, что нужно было остерегаться этого молодого человека с слабо повязанным поясом. Наконец, Цезарь любил картины, статуи, драгоценные каменья и всегда носил на пальце перстень с вырезанным на нем изображением вооруженной Венеры, в память своего – по его мнению – происхождения от Венеры и Анхиса.