Скривившись, Брок из последних сил оттолкнул ладонь Джека от раны.

— Отпусти, хватит.

Джек послушался, но Брок не спешил отбирать свою ладонь, и её Джек продолжал держать, давая возможность договорить хоть что-то.

Оглядев бойцов, Брок усмехнулся под взглядом оборотня. Что-то он увидел в них всех, потому что улыбка его стала лёгкой и незнакомо-незлой.

— Присмотри за отрядом, Джеки. На тебя оставляю. Отпусти. Больно.

Он прежде никогда не говорил, что ему больно. Никогда. Джек в последний раз сжал его ладонь и осторожно опустил руку своего единственного друга, позволяя ей лечь вдоль тела. Брок в последний раз дёрнул уголком губ уже с закрытыми глазами.

Поймав полный безумия взгляд оборотня, Арджент обернулся на дежурного в будке у ворот, но Джек, вместо того, чтобы завыть, поспешно сунул в рот ребро ладони и впился в неё зубами. Мощные клыки легко, как бумагу, прокусили плотную кожу перчатки, которую мог прорезать не каждый нож. Стоя на коленях, он грыз собственную руку, борясь с отчаянием и собственной виной, но, когда от ворот послышался сигнал вернувшихся машин, он тряхнул головой и поднялся с абсолютно пустым взглядом разом потускневших глаз. Он не стал мешать бойцам, поднявшим тело командира, чтобы перенести его в морг. Как ушел охотник, он тоже не слышал. Вернувшись к машине, он открыл заднюю пассажирскую дверь и едва нашел силы, чтобы поднять взгляд на ту, которую считал мёртвой все эти годы.

***

— Потерпи немного.

Брок сжимает его ладонь изо всех сил, но смотрит не на Джека, а на то, как Алан готовит инструменты, пока остальные бойцы заканчивают зачистку.

— Держись, Джек. Возьми.

Джек сквозь туман в глазах понимает – открывает рот, позволяя впихнуть между зубов сложенную вдвое перчатку. Брок прижимает его к себе изо всех сил, потому что зафиксировать нечем, а ждать нельзя: организм оборотня с нарушенной способностью к самоизлечению, скорее убьётся, чем починит сам себя. Нужно успеть убрать осколки костей и металла, пока рана не затянулась поверх всего этого дерьма. Джек это понимает, чувствуя нервозность командира, и сам упирается так, чтобы было проще держать, чтобы не дёрнуться ненароком.

Когда Алан берёт скальпель и увеличивает уже имеющуюся раны, Джек не может сдержаться. Уткнувшись лицом в колено Брока, он тихо воет, пока сам Брок скрипит зубами, поминутно повторяя как заклинание: «Держись».

***

— Чёртов самоубийца…

Алан качает головой, вытирая только что отмытые от крови руки. Только подняв усталые глаза и увидев насторожившегося Джека, он фыркает:

— Свалил он. Дал только себя зашить и перевязать просил потуже. Знал бы кто, как он меня заебал.

Зарычав, Джек вихрем вылетает из палатки. Возвращается он через полчаса, таща на плече бесчувственное тело командира, по лицу которого расплывается внушительный синяк. Алан провожает его взглядом до ряда коек, на одну из которых и оборотень и сгружает свою ношу. Медик молча идёт к ним, ожидая объяснений. Джек, покопавшись в тумбочке, достает оттуда две пары кожаных наручников и деловито пристегивает ими Рамлоу к поручням.

Через полчаса Алану приходится искать Джека – командир бушует и матерится, но отстёгивать его явно опасно. Оборотень, уже ставший почти настоящим альфой, вернувший почти всё, что смог, являет собой впечатляющее зрелище. Застыв у койки, он просто кладёт одну ладонь Броку на грудь и мягко, почти с любовью говорит с ним.

— Ещё раз сорвёшься раненым в бой – переломаю тебе ноги и скажу Пирсу, что ты с лестницы упал. Например. Лежи.

Материться под весом руки альфы получается плохо, а после его слов Рамлоу будто язык проглотил. Вечером Джек возвращается в палатку, отчитывается об операции и отстегивает наручники. Той же ночью отряд в полном составе возвращается в Штаты, Брок получает свой законный больничный, а Джек – благодарность от Пирса под стон самого Брока и тихое шипение: «Сговорились».

***

Заведя Меган внутрь блока, Джек больше не смог сдержаться. Да, обретя казалось бы, потерянное навсегда, он бы должен обнимать её, целовать, подхватить на руки…

Он рухнул на колени, вжавшись лицом в её живот под чужой курткой, пропахшей порохом и табаком, и дал волю чувствам. Её тонкие пальцы цеплялись за его трясущиеся плечи, вплетались в волосы. Кто-то из солдат всё же выглянул на шум, но благоразумно поспешил скрылся. Они были взрослыми людьми и должны были дождаться его решений, раз уж Брок оставил его за старшего. Он всё равно их не замечал. Никого, кроме своей любимой женщины. Своей вновь обретённой опоры…

Только в душевых он наконец приводит себя в чувство. Он целует её – на коже уже ни следа пыток, да даже если бы они были, ему было бы плевать. Он помогает ей, намыливая и расчёсывая длинные чёрные волосы, смывает с них и тела пену, и впервые вопреки всему случившемуся, чувствуя горячий ответ под руками, он испытывает возбуждение. Да, она рассказывает ему, сколько людей воспользовалось ею, и он болезненно рычит, оставляя глубокие царапины от когтей на белом кафеле душевой, но ему плевать. Женщина в его руках – его. Они оба живы в отличие от тех, кто называл себя охотниками. В отличие от…

Джека, как льдом, окатывает воспоминанием, и он позволяет Меган одеться и отводит её на второй этаж. И там его добивают второй новостью, когда маленькая девочка бросается на шею Мег с криком «Мама!». А та, подхватив её на руки, оборачивается к Джеку и улыбается. У девочки – золотые ободки вокруг радужки. Она альфа. Как и Мег.

— Элли. Твоя дочь, Джек…

У него сбивается дыхание, когда девочка смотрит на него с любопытством и на пробу произносит «Папа?».

Виктор поднимается и уводит из комнаты Дженни, которая, тоже удивлённая, держит на руках его сына. До этого она сидела на коленях Крида и они о чём-то ворковали. Уже семья – Джек не сомневался.

***

Уже среди ночи Джек приходит в морг. У стола, на котором лежит Брок, на стуле спит мертвецки пьяный Алан. Возле него на полу две бутылки виски: одна пустая, во второй ещё есть на пару глотков. Джек выкидывает обе, стараясь не греметь. Алан невысокий и щуплый, и Джеку не трудно отнести его на диванчик в комнате отдыха и накрыть пледом.

Он пришел ради мертвого, но должен позаботиться о живых, тем более, что Брок его об этом просил. Поэтому он находит в аптечке аспирин. Наливает стакан воды и разводит в нем порошок для регидратации. По отвратительному вкусу Алан точно поймёт, что это. Всё это Джек оставляет на тумбе – руку протянуть только, а сам возвращается к командиру.

Это не его работа. Наверное, Алан приходил для этого и не справился. Но это Джек облажался. Если бы не он, Брок был бы жив. Максимум ранен – он везучий сукин сын, живучий. Он выбирался из любого дерьма и выводил остальных. Что-то Джек видел сам, о чём-то слышал.

Окоченевшее тело под руками не слушается, и Джек попросту разрывает форму, не различая материала: кожа, пластик, металл, ткань. Если бы не бледность кожи, Брок был бы похож на спящего, и Джек ещё раз проводит пальцами по ране, потревожив капли ртути. Нахмурившись, он берёт одну из многочисленных пробирок и аккуратно сгоняет в неё жидкий металл. Да, их тоже учили в свое время, что ртуть опасна, что она подлежит особой утилизации. Впрочем, во внутренностях он копаться не решается, и закрыв пробирку, убирает её.

Он находит губку. Находит, где включается вода.

Он не торопится. Для него это тоже прощание, которое, увы, не сможет смыть вины с него самого.

Закончив в морге и проверив Алана, Джек роется в вещах Брока. Стопку с чистой одеждой он относит и кладёт недалеко от тела – когда Алан проспится, он сможет доделать работу.

Кроме одежды Джек берёт телефон Брока и включает его. Он знает, что ещё до того, как он наберёт номер, на том конце узнают, что его номер в сети.

Зелёный значок нажать крайне сложно, будто у самого парализовало руки. Джек даже чувствует этот холод, но пересиливает себя. Теперь он отвечает за них всех.