Я лишь кивнул. Я никогда не входил в храм, но он был небольшим, поэтому статую хорошо было видно от дверей.

— Эта статуя Борона держит не булаву, а меч. Главный служитель Борона взял именно это оружие и заградил преступникам дорогу… А сам бог направлял его руку, — она сглотнула. — Кроме него, никто из слуг Борона не пережил нападения.

Служители Борона единственные, кому позволено носить оружие, но священники, служащие в самом храме, никогда его не носили.

— А что со стражниками храма? — тихо спросил я

Она покачала головой.

— Вероломно убиты, многие из них во сне. Никто не ожидал, что кто-то осмелится так прямо вызвать гнев Борона.

Хотя обычно действия богов видны не так явно, у меня ещё никогда не появлялись сомнения в их существовании и силе. Я уже слишком часто испытывал тяжёлую руку Сольтара на своих собственных плечах… Меня бросило с дрожь. Борон выступал за справедливость, но не за милосердие. Эти мужчины, кем бы они ни были, даже в смерти не смогли избежать приговора бога.

Сольтар не откажется выдать их души своему брату. Здесь было жарко, но в этот момент я замёрз.

— Варош об этом знает?

Она лишь покачала головой.

— Я не хотела рассказывать ему. Я уверена, что он знал некоторых братьев из храма.

Я кивнул. Я считал её решение неправильным, но мог её понять.

— Что случилось дальше?

— Нечестивцы не достигли своей цели, но стало ясно, чего они хотели: реликвию, забытую даже священниками Борона. Это был меч, который раньше покоился в руке статуи, пока его не стали хранить в самой безопасной комнате храма.

Она посмотрела на Каменное Сердце, чьи красные глаза холодно сверкали; я почти мог чувствовать гнев меча. Каменное Сердце отличался от Искоренителя Душ, его присутствие было более очевидным.

Мне почти казалось, будто он обладает собственной волей. Учитывая тот факт, что его задача заключалось в том, чтобы при вынесении приговора дать своему владельцу хладнокровие каменного сердца, казалось, будто он нёс в себе больше чувств, чем любой другой изгоняющий меч, о котором я когда-либо слышал. Даже если бы у меня не было Искоренителя Душ, я бы никогда не принял этот меч. Если честно, я боялся Каменного Сердца даже больше, чем своего собственного клинка.

— В том ящике, что священник держал рядом с кроватью королевы, находился Каменное Сердце? — спросил я.

Она лишь кивнула.

— Я думал, что это меч королевства?

— Я тоже так думала. Но меч, который весит на стене над троном, всего лишь копия, — она протянула руку к своему мечу и коснулась рукоятки. Осторожно, почти нежно, она провела пальцами по искусно выкованной драконьей голове, затем посмотрела на меня. — Я знаю, почему, — наконец тихо произнесла она. — Его нельзя воспринимать легкомысленно. Когда вытаскиваешь его из ножен, он… беспощаден. Он не знает милосердия, только истину и справедливость. Он не прощает ошибок и полон гнева на неупорядоченный мир. И считает, что его долг привести его в порядок, — она замолчала. — Не испытывать милосердия, думать в холодных рамках справедливости и разума… освобождает. Ты знаешь, что прав и что сомнения невозможны. Вряд ли есть что-то, что предаёт больше сил, чем знание этой истины. И когда он снова отпускает меня, я вспоминаю, как это, не чувствовать милосердия, иметь каменное сердце в груди. Он окутывает мою душу в самый глубокий и тёмный лёд, делает её недосягаемой для любого влияния или магии… и он знает лишь одну цель, одно желание, которое у нас совпадает, — она глубоко вдохнула. — В ту ночь я встала на колени перед нашей королевой, и она приняла мою клятву, но я повторила её слова. Эта была не знакомая тебе клятва паладина, нет, эта клятва была особенной. Я поклялась её жизнью, её честью, её волей и её верой сделать то, что будет лучше всего для королевства, — она посмотрела на меня широко распахнутыми глазами. — Ты слышишь? Он заставила в честь неё поклясться всеми королевствами, но не по её указке. Она оставила решать мне, что я считаю лучшим! Как только можно требовать такую клятву? И это сделала именно она, хотя знает, какое бремя означают её слова!

Я закрыл глаза, вспоминая другое время: маленькую девочку, сидящую под яблоней с согнутыми коленями и с любопытством наблюдающую, как сэр Родерик чинит свои доспехи. В тот день посол из Мелбаса доставил её отцу, королю, многословную клятву тамошнего князя вместе с золотом и драгоценностями. На полном основании, потому что были причины сомневаться в верности того князя. Клятва была длинной и многословной, искусной в словосложении и льстивой в выборе слов — шедевр дипломатии.

— В чём поклялся князь, сэр Родерик? — спросила она.

Я ещё очень хорошо помнил её голос, любопытство в глазах и улыбку, когда она надкусывала яблоко. Это был день, прежде чем она упала, перед ней тогда ещё лежала целая, беззаботная жизнь.

— Он поклялся, что больше не попадётся, — сказал я, возможно, немного более колко, чем следовало. У сэра Родерика было собственное мнение о таких клятвах, и если бы была его воля, он встретился бы с князем по-своему. Лично и скорее немногословно.

— Это плохая клятва, — заметила она. — Я подозревала нечто подобное. Я не доверяю людям, которые слишком много говорят. Своими словами они лишь пытаются запутать. Они все хотят что-то украсть… даже если это просто мысли.

Сколько ей тогда было? Восемь? Я бы отдал за неё жизнь. В некотором смысле позже я действительно умер за неё.

Я только кивнул. Да и что я должен был ответить? Она была права. Так много мудрости…

— А какая клятва хорошая, Родерик?

— Сделать самое лучшее, что в твоих силах, — ответил я. — Большего нельзя и требовать.

— Поклясться сделать лучшее для королевства?

Я кивнул.

— Не особо много слов, Родерик. Я только на прошлой неделе читала вашу клятву. Она была намного длиннее.

Я вспомнил, что не смог тогда сдержать смех.

— Вот как! Вы прочитали клятву, Ваше Высочество? Возможно, в ней было больше слов, но смысл то же самый.

— Когда вы говорите подобное, звучит очень просто, — заметила она, выплёвывая семена яблока в ладонь. — Вот, Родерик, я знаю, что вам нравятся эти семена.

Я принял их, поклонившись.

— Спасибо, Ваше Высочество, — я аккуратно убрал семена в мешочек к другим, когда она продолжила.

— Родерик, скажите, действительно ли всё так просто?

— Нет, иногда это сложно. Но таково уж моё мнение, — я поборол импульс погладить её по голове. — Да я и сам человек простой.

Наверное, я никогда не смогу забыть её взгляд.

— Вы дурачите меня, Родерик, или себя?

— Что такое, — спросила Лиандра. — Ты внезапно был так далеко.

Я покачал головой и отвернулся.

— Ничего. Воспоминания. Это не так важно.

Я почувствовал её сомневающийся взгляд, когда встал и прошёл к балкону. Голубое небо над головой казалось насмешкой, а запах роз из сада был в этот момент почти невыносим.

— Должно быть она сделала это, потому что у неё не было выбора, — ответил я на вопрос, который она задала ранее…

— Так обычно и бывает. У тебя просто нет выбора.

Я снова повернулся к ней и заставил себя посмотреть ей в глаза. Они были странно нежными.

— Что было дальше?

— Как ты уже, наверняка, догадался, — тихо промолвила она. — Меня благословили и помазали священники, затем служитель Борона открыл реликвийный ящик, и там лежал Каменное Сердце. Я вытащила его из ножен, пробудила ото сна и дала ему свою кровь… и кровь королевы.

— Как…?

Она долго смотрела на меня, прежде чем снова заговорить.

— Это показалось мне правильным. Мы держали меч вместе, кровь от нас обоих была на лезвии, когда она объявляла приговор Талаку.

— Она… вы… вы с Каменным Сердцем в руке объявили приговор Талаку? — спросил я, почувствовав, как что-то во мне сломалось.

Она увидела, что я понял, и её голос стал ещё мягче.

— Хавальд…, - она покачала головой. — Ничего…, - она резко вздохнула, прежде чем продолжить.