Она звонила своим подругам, профессоршам медицины, и говорила:

– Дружочек Вера Алексеевна, ты не подскажешь, как варить ребенку манную кашу?

Третья по счету обычно отвечала. А моя, а раньше Веронюшина няня, баба Дуня говорила:

– Вольга Николавна, да ты чё дергаешси? Дадим пиздрику тюри и усё.

Бабушка трепетала и кричала:

– Дуся! Какую тюрю?! Боже мой! И прекратите называть ребенка такими словами! Как вам не стыдно!

– Да не кипятись ты, Вольга Николавна. Да пиздрик, пиздрик и есть.

Всё детство я провела на блюдах, которые умел готовить профессорский состав Педиатрического института. Поэтому я обожала еду в обычной советской столовке. Мне она казалась верхом совершенства. Я и вкус хлористого кальция обожала. Потому что мне его давали каждый день. И не говорите мне, что это невкусно.

В детском саду я была ровно четыре раза, и благоприятного впечатления он на меня не произвел. Ну, не произвел. Дети удивили меня своим отношением к жизни и общей неначитанностью. Как и поведением.

Я была томной барышней с понятиями о том, КАК ДОЛЖНА СЕБЯ ВЕСТИ НАСТОЯЩАЯ ЛЕДИ. Подглядывания за мальчиками в туалете в эти понятия не входили, кроме того, мне искренне было непонятно, о чем сыр-бор. Нет. Вы не подумайте, я не огульно охаиваю.

Я попыталась слиться с коллективом, но впечатления увиденное на меня вообще не произвело. Можно же было и энциклопедию полистать на досуге. Медицинскую. Ну и вопли и прыжки в группе меня удивляли. Спасали постоянные ангины. Четырех визитов мне хватило за глаза и за уши. Так что, какой мамой была моя мама Веронюша, когда я ходила в детский сад, я сказать не могу. Я туда не ходила.

Одно из самых ранних воспоминаний – единственный в жизни поход в ленинградский зоопарк. Я запомнила только тигра. Клетку окружали люди, а тигр метался внутри, с презрением и ненавистью глядя на толпу. Мы с папой стояли сбоку. Вдруг тигр поднял лапу и пустил струю прямо в толпу. До сих пор помню единственный кадр, как с мужика слетает шляпа из-за напора струи, пущенной ему в лицо.

С тех пор невероятно уважаю тигров и всех кошачьих. На нас с папой почти не попало, но я помню одну брызгу тигровой мочи на рукаве своей синей курточки. До сих пор воспринимаю ее как тигриную милость.

В шесть лет у меня был компрессионный перелом позвоночника, и меня положили на вытяжение.

От чтения я начала получать удовольствие значительно позже. Но висеть на намордничке, который прикреплялся к наклонной кровати, было очень скучно, поэтому я придумала игру. Вытягивала нитки из старой простыни, скатывала в маленькие яички и их клала в намордничек прямо под щеку, чтобы высиживать.

Наутро их никогда не оказывалось на месте, но это меня не расстраивало. Потому что я точно знала, что из них вылупились маленькие птички и просто улетели.

Лет эдак в двенадцать у меня случился полный паралич, и я месяца три лежала в больнице. Это было лучшее время в моей жизни. Единственное, что страшно раздражало, – одноэтажный дом с треугольной крышей и без окон, который был виден из окна палаты. Дом почему-то был наполовину красный, наполовину белый, как будто состоял из двух половинок разных домов, и в месте соединения некоторые кирпичи выступали на другое поле.

А потом меня вызывали в Педиатрический и показывали как редкий случай полного излечения. Сажали на стол и били молоточком по коленкам и локтям. А зал был полон студентов. Так я узнала, что такое слава.

В классе девятом я прогуляла неделю, была на кинофестивале. Пришла через неделю, довольно бледненькая, по четыре фильма в день смотреть – это не каждая пцыца вытерпит. Встречает меня наша безумная классная руководительница. Ну, думаю, трындец тебе, мальчик, будет неуд по поведению и вообще. Вдруг она бросается раненой птицей с воплем: «Как ты себя чуствуешь?!»

Я дипломатично ответила, что значительно лучше. После этого водопад милостей и примерное поведение захлестнули меня. Долго этому удивлялась, пока через годик не выяснила, что она решила, будто я делала аборт. До сих пор непонятно, почему ее это так очаровало. Через год благорасположение классной поутихло, я вела себя хорошо, никуда на неделю не сбегала.

В общем, разочаровала, и оценки мои на ее предмете стремительно поползли вниз. Но тут решила пойти в бассейн, а у меня попросили справку от кожника. И пошла я в кожно-венерологический диспансер, благо после шестнадцати из детской поликлиники выписывают. Пришла туда ни жива ни мертва, к дверным ручкам не прикасаюсь. И кого же я там вижу? Мою классную. Она долго требовала у меня диагноз, даже показывала свой, написанный на бумажке (что, надо сказать, ничего для меня не прояснило).

Я бы ей и сказала, но ни одно венерическое заболевание, кроме сифилиса, мне было неизвестно, а сказать «сифилис» не поворачивался язык. Например, слова песни «и в результате он поймал лишь триппера» понимались мною как «поймал три пера». То бишь три ножа, возможно, в какие-нибудь важные части тела (ох, и издевались же надо мной, когда это выяснилось).

Во всяком случае, до конца школы больше проблем с поведением у меня не было никогда. Видимо, классная решила, что я твердо стою на правильном пути. Надо заметить, что я даже еще и не целовалась ни с кем, что меня ужасно мучило. Эта история осталась для меня загадкой и по сей день.

– А я помню ощущение покоя и счастья. Я была маленькая, а по телевизору выступал Брежнев. И как-то так его хорошо было видно. И как волосинки топорщились в бровях в разные стороны и одна выбивалась в сторону. А я возила кошку в коляске вокруг стола. Больше такого и не припоминаю. А у тебя было ощущение счастья?

– Да. Конечно, было, и я очень хорошо это помню. Единственный в моей жизни раз, еще бы не помнить. Мне было двенадцать лет, и я парализованная лежала в боксе в Институте детских инфекций. А за стеной другие больные дети, но более или менее ходячие, играли в пациентов и доктора. Мне даже не было жалко, что я до них доползти не могу.

Ничто так не радует мать, как возможность поделиться своим опытом

Очень хорошо подумайте. К этому процессу надо подходить серьезно.

Забудьте все советы о том, как нужно готовиться к будущему материнству. Вы никогда не сможете таскать два набитых мокрым песком мешка, которые орут.

Кроме того, это не даст вам полного ощущения реальности, так как эти мешки очень трудно заставить вырываться, лягаться и рвать ваши жалкие остатки волос. Но вам имеет смысл серьезно подготовиться к процессу физически и психически. Сначала очень важно отрастить еще одну пару рук и минимум три-четыре щупальца. Желательно увеличить размах плеч и отрастить еще два глаза, лучше всего на гибкой ложноножке. Эти первые нехитрые приспособления помогут вам освоиться с нелегкой долей матери.

Если вы думаете, что двойняшки – это один ребенок, просто умноженный на два, советую немедленно выкинуть вредное заблуждение из головы. Фига вам. Это две глубокие индивидуальности, с абсолютно противоположными желаниями и планами на ближайшее будущее. Единственное, в чем они абсолютно солидарны и абсолютно одновременны – в желании висеть у мамы на руках немедленно и обе сразу.

Вообще к радости материнства вас начинает готовить уже, собственно, беременность. Известный факт, что во время беременности начинает болеть всё, когда-либо болевшее в жизни, очевиден, но также вы узнаете о дополнительной массе болевых точек организма, доселе неведомых, если только вы не страстная поклонница особо сложного и изысканного мазохизма. Ну, разумеется, о сне имеет смысл забыть, ибо никогда вы не найдете той удачной позы, в которой этот воздушный шар, наполненный кирпичами, который ранее именовался вашим животом, позволит забыться тяжелым сном.