— Прости меня, Анитаху… Прости… — шептала она, кусая в кровь губы.
Анитаху удивленно повел бровью, словно спрашивал Лору: «За что? Ты ни в чем не виновата. Ни в чем».
— Но я… Я струсила… — шептала Лора, утирая слезы. — Я боялась тебя. Я не верила, что ты — это ты . Что ты пришел за мной. Что ты любишь меня. Что ты можешь меня любить… Что я достойна твоей любви…
Лора плакала и боялась поднять на Анитаху глаза, боялась увидеть в них ответ. Узнать, что все ее страхи, все ее сомнения — правда. Что она никогда не будет счастлива. Что она недостойна такой любви, такого человека, такой жизни…
И все же невероятным усилием воли Лора заставила себя это сделать. Она заставила себя посмотреть на Анитаху. Пусть он скажет ей всю правду. О ее трусости и о ее малодушии, о ее слепоте и ущербности… Пусть. Пусть он это скажет. Только он.
Она подняла глаза.
Анитаху смотрел на нее с нежностью и любовью. В его глубоких, широко открытых глазах не было ничего, кроме теплоты и прекрасного света, идущего прямо к ней — от души к душе, от сердца к сердцу, в бесконечном пространстве духа.
Он упрекал Лору только в клевете, в клевете на саму себя: «Я люблю тебя, Лора. Как ты можешь так оговаривать себя?.. Я заглянул в твое сердце, и больше ничего мне не надо знать. Ты прекрасна. А я люблю тебя. Я люблю. Лора. Я люблю».
— Ты будешь гореть в Аду! — заверещал Брэд, выхватил плеть у палача, и бич засвистел в воздухе. — Как ты смеешь улыбаться?! Как ты смеешь, поганый маори?! Ты смеешься над нами?! Да?! Отвечай! Ты будешь гореть в Аду!
— Брэд! — закричала Лора и, хотя тот ее не услышал, бросилась к мужу. — Брэд, нет! Я не допущу! Слышишь меня — я не допущу! Ты не посмеешь! Нет!
Никогда еще Лора не позволяла себе перечить мужу. Никогда еще она не говорила с ним таким тоном. Еще никогда в жизни она не говорила ему «нет». Потому в их с Брэдом браке у нее не было ничего своего — ни голоса, ни мнения, ни даже мысли. Но не теперь. Не теперь! Лора стояла между ним и Анитаху, закрывая маори всем своим телом. Она стояла как стена.
Брэд ее не видел, и не мог видеть, и он не слышал ее слов. Но он обомлел. Он словно ощутил исходящую от Лоры силу. Он потерял уверенность и запаниковал. Его рука, отведенная назад для следующего удара, замерла в воздухе, отяжелела и бессильно повисла вдоль туловища. В испуганных глазах Брэда Лора прочла ужас — это Бог вмешался! Бог!
«Нет, — подумала Лора. — Это не Бог, Брэд. Это я».
И может быть, только в эту секунду, здесь, на этой заброшенной, забытой Богом, поросшей травой дороге, стоя между мужем и любимым, Лора впервые за долгие годы ощутила присутствие своей души. Словно она все это время была где-то не с ней. Словно ходила где-то — одна, неприкаянная, забытая, мертвая. А сейчас, в эту секунду, вернулась.
— Рая нет, Брэд, — прозвучало у Лоры за спиной. — Не старайся…
Лора обернулась. Это говорил маори. Только что бич прошелся по его груди, а концом рассек бровь. Кровь хлынула из раны, и теперь все его лицо стало бордово-красным. Но Анитаху даже не дрогнул. Мотнув головой, лишь затем, чтобы смахнуть с век кровь, он смотрел на Брэда. Он смотрел сквозь Лору и говорил тихим, спокойным голосом, который звучал как набат.
— Рая нет, Брэд, — самый пронзительный и самый честный из всех голосов. — Тебе не к чему стремиться. И тебе не перед кем выслуживаться. Ты свободен. Рая нет.
Мощный поток подхватил Лору и понес прочь. Уже сверху, обозревая эту картину издалека, Лора увидела, как на Анитаху набросились другие. Она видела, как на его тело и голову сыплются удары. Она видела и ничего не могла поделать. Поток, которому она не в силах была сопротивляться, нес ее прочь — над холмами и равнинами, к океану, к дороге.
Лора очнулась на земле. Открыла глаза и увидела склонившегося над ней Дейвида.
— Лора… Лора… — причитал он. — Господи, что же мы будем делать?.. Надо вызвать медицинскую помощь, а телефон сел. И в полицию не сообщить. И где Долли — неизвестно… Лора, что же нам делать?!
— Нет, мы должны идти, — вымолвила Лора, пересиливая жуткую, парализующую ее слабость. — Надо идти.
— Лора, ты же теряешь сознание. У тебя было сотрясение мозга. Ты не можешь. Мы должны как-то вызвать сюда врача…
— Нет, Дейвид, — решительно, хотя и все еще шепотом ответила Лора. — У нас нет времени. Мы должны идти.
— Но куда, Лора? Куда?!
— В Атуа-Тангиханга.
— К алтарю «сверхъестественных сил смерти»? — Дейвид обомлел от ужаса.
Сверхъестественные силы смерти — так дословно переводится с языка маори Атуа-Тангиханга. Никто из европейцев не решался ходить в этот лес. Никто, потому что за последнюю сотню лет, как говорят, еще ни один белый из него не возвращался.
— Да, — ответила Лора. — В Атуа-Тангиханга.
— Но это… Нельзя, — прошептал Дейвид. — Зачем?..
— Мы должны, — сказала Лора. — Я должна.
Лора не знала, почему она должна идти в Атуа-Тангиханга. У нее не было никаких объяснений своему решению. Она просто чувствовала. Она понимала это как-то внутри. И это была не интуиция. Это был внутренний голос. Настоящий — ее собственный — внутренний голос.
Лора ухватилась за крупную ветвь куста, встала.
— Лора, подожди! — взмолился Дейвид. — Послушай меня! Это безумие!
— Нет, Дейвид. Как раз это не безумие, — ответила она и улыбнулась глазами, как смогла, сочувствуя всей своей прежней несчастной и бессмысленной жизни. — Я сейчас, знаешь, завидовала, стыдно сказать, одежде… Понимаешь? Глупо, но я завидовала тряпочке. Что она может помочь, а я — нет. Я ничем не могла помочь. Правда. Ничем. А потом я встала и сказала: «Нет!» Впервые. Первый раз за всю свою жизнь. Сказала — «Нет!». И случилось. Понимаешь? Подействовало. Я не завидовала. Я сделала. Я смогла.
— Лора, ты бредишь! — замахал руками Дейвид. — Ты ничего не говорила и не вставала! Ты была без сознания! Это тебе все привиделось! Это из-за травмы. Травмы головы! Это безумие — идти в Атуа-Тангиханга, Лора!
— Белые люди умеют говорить о том, в чем ничего не смыслят, — улыбнулась Лора и пошла на свет, раздвигая ветви кустарника. — Ты со мной?
Она обернулась и посмотрела на растерянного, раздавленного случившимся Дейвида.
— Я? — переспросил он. — Я… Я не знаю.
— Ты Долли любишь? — спросила вдруг Лора, с добротой, с нежностью.
— Люблю, — ответил Дейвид, и на глазах у него появились слезы.
— Тогда надо идти, Дейвид, — Лора слегка качнула головой. — Если любишь…
До Атуа-Тангиханга нужно было идти через холмы, по заросшим лесным тропинкам, перебираться вброд через мелкие речушки, обходить небольшие озера. И Лора, и Дейвид едва держались на ногах, каждое новое препятствие для них становилось настоящим испытанием. Но они спешили. Они шли так быстро, как могли. Шли молча. Каждый думал о чем-то своем.
О чем думал Дейвид, Лора не знала. Время от времени она искоса поглядывала на него. Но он словно и не замечал этого. Запутавшийся, потерянный. Лора тоже бы запуталась, но она и до этого была в тупике. Так что теперь, несмотря на всю нелепость, нелогичность, несуразицу происходящего, она, наоборот, испытывала какое-то странное облегчение. Словно нащупала долгожданный выход.
События последней ночи и этого утра складывались для нее в единую картину. Голоса — будто бы ангелы-хранители спустились к ней в самую страшную минуту и помогли понять что-то очень важное, ценное. Что-то, чего и не объяснишь словами, но ведь если сердцу понятно, то и объяснять не нужно. Потом воспоминание детства, как она впервые увидела Анитаху. И потом — как она защитила его от Брэда. Как сказала Брэду «нет».
— Ты боишься смерти, Дейвид? — спросила вдруг Лора.
— Смерти? — переспросил он.
— Да, смерти.
— Я пытаюсь о ней не думать, — серьезно ответил Дейвид. — Зачем? Мне не по себе становится. Не нужно о ней думать.
Дейвид посмотрел вперед — еще вон тот холм, потом спуститься в долину — и через полчаса хода Атуа-Тангиханга. Место, откуда живыми не возвращаются.
