– Ты не хочешь стать прежней?

– Нисколько.

– Это не плохо, – качая головой, говорит доктор. – Но общение с людьми даст тебе больше уверенности в себе. Ту, которая у тебя была до этого.

– Не могу с вами согласиться, док.

– Ну, хорошо. Мы к этому еще вернемся. Может, расскажешь мне, с какими мыслями ты проснулась утром, может, у тебя были какие-то планы? Мы сейчас не говорим о колледже, всего лишь о незначительных деталях. Например, ты хотела сегодня поесть что-то определенное или что-нибудь купить?

– Эм, нет, – честно отвечаю я. – Был обычный день. Я кстати очень хорошо подтянулась в учебе, но уверена вы в курсе.

Док снова улыбается.

– Конечно. И ты умница. Но тебе нужно направить всю эту деятельность в другое русло.

Я снова откидываюсь в кресле.

– А вы говорили, что мы сейчас не говорим о колледже, – со вздохом произношу я.

– Не сегодня? – уточняет доктор Бордман.

Я качаю головой.

– Не сегодня.

Он молчит примерно минуту. Я тоже сохраняю тишину.

– Мне не нравится твое безразличие, Эйвери, – нарушает тишину док. – Давай мы поговорим об этом. Немного.

Всего лишь на несколько секунд я ощущаю панику. Но быстро беру себя в руки, подняв глаза.

– Я пытаюсь, – слишком тихо отвечаю я.

Но доктор Бордман слышит, поэтому поддается вперед и на его лице отчетливо отображается понимание.

– Ты должна пытаться сильнее, Эйви.

– Я пытаюсь, – повторяю я. – Пытаюсь… что-то почувствовать. Но пока не получается.

Честно говоря, я немного в шоке от своей откровенности, но думаю, доктор Бордман как никто другой заслужил ее от меня.

– Можешь привести пример? – осторожно просит он.

Я не смотрю на него, когда начинаю рассказывать:

– Сегодня в школе во время ланча я услышала, как кто-то говорил о том, что мой бывший парень встречается с моей бывшей лучшей подругой.

Звучит по-детски, а банальщина в этом предложении просто режет слух.

– И что ты почувствовала?

Я слишком долго раздумываю над этим вопросом, прежде чем пожать плечами.

– Ничего.

– Но если ты это сказала, – настаивает доктор Бордман, – значит, тебя это волнует.

– Нет, я просто привела пример.

– Это может заставить тебя чувствовать.

– Чувствовать боль и обиду? – слишком громко говорю я.

Почему именно это? Я не хочу возвращаться к тем мыслям, которые выстраивались в моей голове в очередь.

– Именно от этого я и хотела избавиться и сделала это, – продолжаю я уже тише.

Доктор Бордман молча делает пометки в своем блокноте.

– Тогда не думай об этом, – закончив, говорит он. – То, что заставляет тебя чувствовать боль и обиду, не должно занимать твои мысли.

– Но мы вернемся к этому, так? – интересуюсь я.

Он пожимает плечами.

– Если ты захочешь.

Не захочу. Не хочу быть той девочкой, о которой думают так, как думают они. Так, будто для такой как я, разрыв с парнем может значить слишком многое. Это не так. И близко не так. Просто это случилось в неподходящее время и всего-то.

Доктор замечает, как я тереблю рукав толстовки в районе левого запястья. Заметив то, что он заметил, я оставляю в покое рукав и опускаю глаза.

– Я дам тебе домашнее задание, – бодро заявляет доктор Бордман.

Я удивленно вскидываю брови.

– Вы серьезно?

Он кивает и указывает в мою сторону ручкой.

– Покрась волосы, освежи цвет, он слишком потускнел.

Невесело усмехнувшись, я хватаю свою косу.

– Правда?

Моя заинтересованность волосами не пропадет даже в гробу. Слава богу, у меня хватает ума не сказать это вслух.

Доктор Бордман, видимо, давно прощупал те места, на которые на меня можно надавить.

– Правда-правда.

Я знаю, что он делает, но спорить не собираюсь.

– Будет сделано, – заявляю я.

Он удовлетворенно кивает.

– И еще кое-что.

– Что?

– Послушай музыку. Прогуляйся по парку или торговому центру и послушай музыку.

Мне не составляет труда понять, что он хочет. Думает, что гуляя и слушая музыку, я захочу вылезти из своего кокона.

– У меня много уроков, – пытаюсь возразить я.

– Сделай это, Эйви.

***

Уже в машине я прошу Хелен оставить меня возле стадиона, который находится возле начальной школы. Она неуверенно смотрит на меня.

– Зачем?

– Хочу прогуляться. Я недолго.

Но Хелен продолжает свою внутреннюю борьбу. Еще весной я бы жутко разозлилась на нее.

– Доктор Бордман сказал мне прогуляться и послушать музыку. Можешь позвонить и уточнить.

По неуверенному взгляду Хелен, могу точно сказать, что она именно так и сделает.

– Хорошо. – Она останавливает «Крайслер» на пустеющей парковке и наблюдает, как я хватаю с заднего сиденья свой рюкзак.

– Я, правда, не задержусь, – убеждаю ее я.

Хелен кивает, и я захлопываю дверцу. Она уезжает не сразу, но когда все же уезжает, я облегченно вздыхаю. Все же док дал мне хороший совет. Или нет. Пока не уверена.

Уроки давно закончились, поэтому стадион совершенно пуст. Ветер гоняет желтые листья по пустующим трибунам. Я расплетаю волосы и засовываю руки в карманы своего черного пальто. Сделав несколько шагов, я останавливаюсь и медленно вынимаю из кармана телефон и ищу на дне рюкзака гарнитуру.

Ветер треплет мои волосы в разные стороны, но я не обращаю на это никакого внимания. Сначала я дохожу до высокого сетчатого ограждения и пару минут стою, прислонившись к нему головой. Затем, устав от пронизывающего до костей ветра, я решаю спрятаться от него где-нибудь на нижних рядах трибун.

Прошлой ночью был дождь, поэтому на стадионе местами все еще остались маленькие лужицы, по которым я смело топаю в своих кожаных ботинках. Заняв место на трибунах, я вытягиваю ноги и смотрю на них несколько долгих секунд.

Обожаю свою маму.

Когда я покрасила волосы в розовый цвет, она купила мне розовые «тимберленды» и отправила их почтой. А когда она была здесь, мы решили покрасить мне волосы в бирюзовый, и она перерыла все интернет магазины, но нашла черные ботинки, прошитые по подошве выкрашенной бирюзовой нитью.

Это такие мелочи, но безумно приятные.

Все еще глядя на свои ноги, я стараюсь думать обо всем хорошем в своей жизни. Засунув в уши наушники, я открываю приложение с музыкой, которое не открывала несколько месяцев. Открываю плей-лист Энтони.

Сложно здесь найти что-то кроме Linkin Park, но я упорно листаю вниз, так как… знаете, сейчас не самое лучшее время слушать этот голос1.

На глаза попадается Thousand Foot Krutch, и я включаю их единственную песню в этом плей-листе – The Part That Hurts The Most (Is Me).

Вздрогнув от немного агрессивного начала, я смеюсь сама над собой. Как же я давно не слушала музыку.

Я не слышу свой смех, но вибрация во всем теле говорит мне о том, что я продолжаю. Встав на ноги, снова начинаю расхаживать по стадиону и ставить эту песню на повтор.

Да, я что-то чувствую. Желание вернуться.

Меня это пугает, поэтому смех превращается в слезы. Они катятся по моим щекам, пока я, вцепившись в сетку забора, смотрю на совершенно пустую улицу. Ветер продолжает спутывать мои волосы и заставлять ненавидеть ноябрь.

Вытерев слезы, я бегу по стадиону на парковку и уже там выключаю музыку и швыряю телефон в рюкзак. Ненавижу доктора Бродмана. И зачем я его слушаю?

Обычно, когда я возвращаюсь из школы, то вижу на лицах папы и Хелен заметное облегчение. Я и сейчас его вижу, войдя в дом и быстро махнув Ною, сидящему на диване в гостиной, спешу наверх.

– Эйви, для тебя здесь сюрприз, – останавливает меня папа.

Судя по его лицу, для него это-не-знаю-что тоже сюрприз.

– Мама отправила посылку? – уточняю я.

– Ну-у, – мнется папа. – Можно сказать и так.

Ничего не понимая, я продолжаю таращиться на него, когда из кухни появляется Хелен, а следом за ней еще одна знакомая фигура.