Я отбросила эти мысли, схватила газировку и побежала к главному входу, по коридору прокатилось эхо моих шагов и звона ключей в сумке. Я остановилась, только когда добежала до островка света у машины, которая стояла на почти пустой парковке.

Сгустились сумерки, с гор доносился ветерок, а тени деревьев рядом с уличными фонарями напоминали тень от черных железных ворот у меня дома во время грозы. Я повторила утреннюю последовательность в обратном порядке: проверила заднее сиденье, завела двигатель, подождала, пока он прогреется. Телефон в сумке, сумка на заднем сиденье, фары освещают только туман и комаров.

День был хороший. Обычный. Такой же, как все остальные. Отражатели на двойной сплошной монотонно отсвечивали мои фары, почти гипнотически. Почувствовав октябрьскую прохладу, я пожалела, что не взяла пальто. Наклонившись вперед, я повернула регулятор, нажала кнопку «вкл.» и, услышав, как к вентиляционным отверстиям приливает воздух, откинулась на спинке кресла.

Прилив жара.

Вспышка света. Все завертелось.

Не знала, что воздух умеет вопить.

– Не бойся.

Далекий голос, как будто под водой или через стекло. И какие-то помехи… радио? Белый шум трещал, как электричество, расшатывая нервы.

Все хорошо. Теплые пальцы на шее, голос все резче.

Руки и ноги были такие тяжелые, будто всю ночь свисали с края кровати, а теперь, когда я пыталась сменить положение, покалывали иголками и ныли. Я стала искать стены комнаты, веки задрожали.

– Ты меня слышишь?

Голос принадлежал не мне, не моей маме и не Джен, но все равно казался знакомым. Мужской голос.

Это не моя комната. Я открыла глаза и попала в какую-то бессмыслицу, где все было наперекосяк: кровь текла не в том направлении, сила притяжения была не там, где нужно, а мои темные волосы спадали каскадом набок через лицо. Звук собственного дыхания, которое отражалось эхом в голове, запах горящей резины или глухой стук у меня в глазах, которые я решила снова закрыть, – во всем этом не было никакого смысла.

Но. Не бойся. Все хорошо. Хорошо.

– Я тебя вытащу. Все хорошо.

Все хорошо. Я повторяла это про себя, как повторяла бы мама. И хотя я впустила в себя эти слова, как теплое одеяло, которое укутывает тебя до подбородка, внутри все-таки начал зарождаться страх.

– Где я? – спросила я.

В голове что-то давило, плечи и шею сковало, суставы пульсировали, а конечности возвращались к жизни.

– Слава богу!

Голос доносился откуда-то сзади. Смутно знакомый. Но, прежде чем я смогла его вспомнить, вдалеке завизжал какой-то механизм. Тот самый шум, но теперь он стал резче и яснее.

– Что это? – спросила я.

– Все хорошо. Без паники.

Это означало, что, во-первых, видимо, все нехорошо и, во-вторых, были причины для паники. Я попробовала развернуться, но грудь и ноги стягивал ремень, сбоку больно давил металл, а когда я попыталась убрать с лица волосы, то увидела лишь какую-то белую простыню, вздымающуюся прямо передо мной. Я была в ловушке.

Ничего не хорошо. Миллион причин паниковать. Выбраться. Надо выбраться. У меня участилось дыхание, и я вжалась в металл, пытаясь высвободиться.

Незнакомец вдохнул и обхватил сиденье, чтобы меня успокоить.

– И еще, – сказал он. – Не двигайся.

Его рука дрожала. Меня тоже била дрожь. Вдалеке послышались другие голоса, а жужжание стало громче.

– Спускаем, – произнес кто-то.

– Хорошо, – ответил голос. А потом обратился ко мне: – Слушай, все нормально, ты попала в аварию, но мы тебя сейчас вытащим. Надо только потерпеть небольшой шум.

Я попала в аварию? Извилистая дорога, отражатели на двойной сплошной. Свет фар, я резко выкручиваю рулъ… О боже, и долго я здесь? Мама звонила? Если она не дозвонилась, то наверняка уже паниковала. Я снова убрала волосы с лица и засунула их за воротник. Руками попыталась нащупать сумку. Судя по всему, я висела – как бы по диагонали и вперед, а сумка была на сиденье сзади. То есть…

Я подняла руки за голову, но металл был слишком близко – перекошенный, выгнутый, – и сумку я не нащупала.

– Серьезно, – сказал он. – Не двигайся.

– Мне нужна моя сумка. Мой телефон. Мне надо позвонить маме. – У меня сбилось дыхание.

Он не понял. Мне нужно было сказать ей, что со мной все хорошо. Все хорошо.

– Мы позвоним ей через пару минут. Но сейчас ты не должна двигаться. Как тебя зовут?

– Келси, – ответила я.

Пауза, а затем:

– Келси Томас?

– Да.

Видимо, он меня знал. Наверное, кто-то из школы. Или из «Хижины», или сосед. Я потянулась посмотреть в зеркало заднего вида, которое оказалось ближе, чем я думала. Мир в нем был разбит на кусочки. Зеркало треснуло и перекосилось: в нем отражалась стена камней сбоку от горы, но моего спасителя там не было.

– Это Райан, – пояснил он, будто прочитав мои мысли, а потом добавил: – Бейкер.

– Райан с математики? – спросила я, хотя могла сказать много всего другого, но именно эта фраза первой пришла мне в голову и первой слетела с языка.

Медленное спокойное дыхание.

– Да. Райан с математики.

Вокруг меня был металл и белые подушки, и, судя по всему, я висела вниз головой, но при этом могла двигать пальцами ног, дышать, думать и разговаривать с Райаном Бейкером с математики, так что можно было исключить паралич, удушение, потерю сознания и смерть. Мама говорила, что ей всегда лучше, когда она перечисляет все, что хорошо, и начинает она всегда с «безопасности», но я предпочитала осознавать свою безопасность методом исключения.

– А вторая машина? – спросила я.

Он глубоко вздохнул:

– Келси, я хочу разрезать ремни и вытащить тебя, но надо подождать, пока снимут заднюю дверь. Это займет буквально минуту.

Минуту. Мое лицо сжимали подушки безопасности, а к горлу вдруг подступили зачатки паники – что, если я задохнусь или машина сейчас взорвется… Я пыталась зацепиться за обнадеживающие слова Райана «все хорошо», но было слишком поздно. В голове уже поселилась страшная мысль. Взрыв. Пожар. В голове проносились все возможные варианты моей смерти.

– Вытащи меня!

– Нет, это плохая идея.

Иррациональные страхи, как сказала бы Джен, мамин психотерапевт. То есть на самом деле этого не произойдет. Не забывай про разницу. Я просто уберу подушки безопасности, и все будет хорошо. Райан с математики разрежет ремень, и я вылезу, а потом найду свой телефон и позвоню маме – она сначала перечислит все, что хорошо, а уже потом перейдет к теме разбитой машины.

Я надавила на подушки, чтобы опустить их пониже, подальше от лица, и доказать самой себе, что все нормально.

– Стой, Келси. Не надо.

Но было слишком поздно, я уже увидела именно то, что он не хотел мне показывать, и из меня словно вышел весь воздух. В моем положении не было ничего хорошего. Лобовое стекло вылетело. А подо мной разверзлась пустота. Никакой дороги, камней, травы или заваленного горизонта. Не было ничего. Я висела в воздухе. Я видела только воздух, каменную стену вдалеке и туман…

– О боже! – прошептала я. И вдруг с невероятной точностью ощутила пространство вокруг себя.

За мной были камни. Сбоку – толстая шершавая кора ветки. На подушке безопасности лежал лист с засохшими краями, загнутыми от непогоды. Я услышала треск.

– Мы что, на скале?

Ну конечно! Мы на дереве над обрывом! Трясущимися руками я потянулась к замку ремня безопасности, зачатки паники переросли в полномасштабный гипервентиляционный синдром.

– Я же говорю, без паники!

– Вытаскивай меня!

Райан схватил меня за плечи. Он прижимался к спинке сиденья, и через обивку я услышала его низкий умоляющий голос.

– Пожалуйста, не шевелись. Пожалуйста. Не шатай машину.

И если до этого паники у меня не было, то теперь она охватила меня сполна. Волосы лезли в лицо, я закрыла глаза, скрипнула зубами, попробовала о чем-нибудь подумать. О чем угодно, кроме того, что мое тело висит на ветке над обрывом.